Глава 10

И на следующий день он пришёл к ней, и на другой – тоже. Но в этот день он не сумел найти её, обошёл всю комнату, с самого утра не топленную, остановился. Не было никого. Наверное, ей уже стало лучше, и она вернулась к себе. Он не увидит её сегодня.

Идвар упал на пустую постель лицом вверх, смотрел в тёмный потолок. Вчера только виделись, а он уже скучал, хотел поглядеть в лицо, коснуться, поцеловать. Вздохнул. Вспоминались её страхи, её боязнь, разговоры о смерти, о короле... Он не позволит отцу, и даже, если придёт письмо с приказом, он не сделает этого, он привезёт её в Мирополь, и будет разговаривать с отцом, он переубедит его. Он должен...

И она боялась этого, может, поэтому она и позволила ему? Может, только поэтому и отдавалась? Ищет защитника? Боится смерти и поэтому? Нисколько не любит, ведь ни разу не говорила об этом! Ни разу не признавалась! Только он один постоянно говорит ей об этом! Всё время говорит, твердит, что любит, сам говорит, но не она!..

И эти неожиданные мысли ошеломили его, даже дыхание остановилось. Идвар тяжело моргнул и отвернулся со стоном, будто что-то вдруг заболело у него. Нет, он не мог в это поверить! Он ведь влюбился в неё, как мальчишка, и она тоже что-то должна испытывать в ответ... Ведь не может же она... без любви... Хотя, были в его жизни и такие, что могли... Только такие и были... Это не признак...

Идвар повернулся на бок, уткнулся лицом в подушку, и ему казалось, что он улавливает запах её волос.

Если сейчас он будет думать о её чувствах к нему, у него разобьётся сердце.

Она не смогла убить его! А причины были и очень даже веские: он захватил её страну, столицу, убил отца... По сути, она должна ненавидеть его! И она будет права, но... она боится смерти, боится боли и поэтому... Стоит ли её за это винить?

Он устал от своих подозрений и мыслей, не заметил, как провалился в сон, во сне уже уловил шорох и резко проснулся. Прямо перед ним, лицом к лицу сидела на полу у кровати Аэлла, сидела и рассматривала его лицо, спящего.

– Ты? – Идвар резко отстранился, быстро протёр ладонью сонное лицо, глаза, буркнул недовольно: – Не люблю, когда на меня смотрят... на спящего...

– Почему? – мягко спросила, улыбаясь.

– Не люблю и всё... – Он огляделся. – Как ты зашла, я не слышал?

Аэлла пожала плечами, мол, так получилось.

– Мне было жалко будить тебя, а вдруг тебе снится хороший сон... Я не хотела мешать тебе...

Идвар сел на постели, подогнув колени, посмотрел сверху, резким кивком отбросил волосы со лба.

– Давно ты здесь?

Она пожала плечами неопределённо.

– Нет. Я так и думала, что ты здесь, ждала, когда Эл заснёт, думаю, схожу, проверю...

Идвар улыбнулся одной половиной губ, все мысли его вдруг вернулись, все сомнения. Но он не мог заговорить о них, боялся её ответа.

– Не сиди на полу! Он холодный! Давно ли болела? Вставай!

– Ещё болею... – Она улыбнулась ему.

– Вставай! – Он настойчиво повторил и нахмурился, и Аэлла поднялась, не пряча озорной улыбки, поперёк легла на кровати рядом с Идваром. Тот глядел на неё сверху и сбоку. Она была в одной бархатной накидке, а под ней – тонкая шерстяная рубашка до пят, войлочные тапочки она, брыкнув, сбросила на пол.

– Ты перебралась к себе?

– Эл беспокоится, я не хочу никаких подозрений.

– Как ты себя чувствуешь?

– Сегодня – лучше, чем вчера, а завтра будет лучше, чем сегодня. – Она улыбалась, следя за ним через ресницы.

– Если опять не застынешь, – добавил Мирон негромко.

– Ты мне не дашь... – До чего же она была по-детски милой, непосредственной.

«Любишь ли ты меня?.. Любишь ли?..» – мучился он вопросами. А она вдруг спросила:

– Письмо от короля не приходило?

У Идвара аж что-то внутри оборвалось – «нет!», он медленно повёл головой туда-сюда, не сводя глаз с её лица. Почувствовал, как сами собой начали стискиваться кулаки, пальцы стали наливаться тяжестью. Она только для этого пришла, для этого и всё...

Он довольно грубовато положил на её колено тяжёлую ладонь, сжал пальцами, и в глазах Аэллы дрогнуло беспокойство, тревога, но она не попыталась даже помешать ему. Рука пошла вверх по бедру, замерла, вызывая у девушки выдох, она даже инстинктивно, по-женски, сомкнула бёдра.

Шепнула вдруг, не сводя глаз:

– Что ты делаешь, Идвар?

Но он уже навалился сверху, стискивая запястья рук её слева и справа от головы, протолкнул между ног острое колено. Она недоумённо глядела ему в глаза. Идвар, не дав опомниться, стал требовательно сухо целовать горячие губы, впиваясь пальцами в тонкую кожу запястий. Аэлла замотала головой, жмурясь от боли его поцелуев, чувствовала, как от сопротивления всем телом бархатная накидка поднимается вверх, цепляясь за одежду, тащит за собой и рубашку, открывая ноги.

Она зашептала возмущённо:

– Ты с ума сошёл! Идвар, мне больно... Я не хочу так... Не хочу!

Он замер, поглядел в её огромные серые глаза, наполненные страхом, спросил:

– Ты делаешь это, чтобы я не убил тебя по приказу отца?

Она нахмурилась, не понимая вопроса. Переспросила:

– Делаю – что?

– Ты стала моей любовницей, чтобы я не убил тебя, если отец прикажет?

Секунд несколько она молчала, пока вопрос его доходил до сознания, потом громко ответила через зубы:

– Нет!

– Нет? – спросил Мирон озадаченно. – Как, нет? А зачем, тогда? – Он разжал пальцы, отпуская её запястья, отстранился на локте. И Аэлла постаралась выбраться из-под него, но это ей не удалось, она приподнялась на обоих локтях.

– Потому что – дура, влюбилась, как маленькая, а теперь терплю... – «Влюбилась... влюбилась... влюбилась...» – стучало в его голове с каждым ударом сердца, он смотрел на неё во все глаза. – Я никого никогда не любила, у меня и мальчиков-то знакомых не было, отец следил... А тебя увидела... чужого... не такого, как все... Влюбилась... У вас там, конечно, всё по-другому... И нравы не те... Но ты не думай, что у нас все девушки такие, как я, доступные дуры... Нет, это я одна такая... Влюбилась в убийцу отца, и сама себе боюсь признаться... Меня все осудят, и наши, и ваши... И отец твой будет прав... Боже, о чём я говорю? – Она рухнула на спину между широко расставленных локтей, отвернулась, пряча ставшие влажными глаза.

Идвар бросился целовать её, собирал эти слёзы губами, ликуя, ликуя в душе. Она любит, она его любит! Любит! Сердце готово было вырваться из груди, стучало в ушах, в каждом пальце с пульсом.

– Это я, я виноват... Прости меня... Подумал вдруг, что ты не любишь меня, что ты нарочно... Как я мог?.. Прости меня... Какой я дурак, как мог?.. Прости, прости... Милая... Любимая... Прости меня...

Чтобы загладить свою вину, чтобы выпросить прощение, был необычайно нежным и мягким с ней. Помог ей освободиться от одежды, разделся сам, чтобы чувствовать всё её тело, ласкал, ласкал её всю. Был неторопливым, аккуратным во всём, слушал её тело, угадывал её ощущения, думая в первую очередь только о ней. И добился того, чего хотел: она откинулась, запрокидывая голову, закрыла глаза, стискивая зубы, чтобы не закричать, и Идвар чувствовал, чувствовал каждое её движение, и сорвался сам, уже не думая ни о чём. Её взрыв не дал сдержаться ему, и он опять будет ругать себя потом...

Потом Идвар лежал, уткнувшись лицом в её шею, долго не мог восстановить дыхание, бьющееся в груди сердце успокоить. Приподнялся на локте, перевёл глаза на лицо Аэллы. Она глядела в потолок огромными широко открытыми глазами. Идвар толкнулся в её подбородок носом и шёпотом спросил:

– В первый раз?..

– М-м-м... – Она согласно кивнула, переводя на него взгляд. – Я и не знала... – Он усмехнулся в ответ, аккуратно лёг рядом, на бок, обнял через грудь. Аэлла шепнула: – Холодно...

Идвар натянул одеяло, теснее приблизился к ней, переплетая ноги, стараясь согреть. Аэлла принимала эту заботу, как должное. Улыбнулась, шепнула:

– Я люблю тебя... люблю тебя, Идвар...

Он так долго ждал этого признания, так ждал, что сейчас не смог удержать улыбки, наслаждался покоем и тишиной, мягкостью женского тела рядом. Они так и заснули вместе, а утром Идвар проснулся один – Аэлла ушла так же тихо, как и пришла.

* * * * *