Глава 4
Наташа
Я стояла с зажмуренными глазами, прижавшись спиной к двери c другой стороны от коридора, пытаясь унять гулко стучащее сердце и желание выбежать к племянникам, схватить их в охапку, увезти отсюда как можно быстрее и дальше…
Но этого НЕЛЬЗЯ было делать.
Никак…
Мне оставалось лишь прислушиваться к голосам детей и тетки из опеки.
— Наташа, так нужно. Ты должна тут остаться, надо перетерпеть… — шептала я сама себе, уговаривая стоять недвижимо, будто мне все равно.
Когда в коридоре стихло, я открыла глаза и обнаружила, что нахожусь в хозяйской спальне.
— Ох, елки…
Огромная кровать с балдахином, зеркальный потолок, будуарный столик, дверь в гардеробную и ванну. А в воздухе пряно-сладкий запах духов, которые были и на Веронике Анатольевне. Ее шелковый красный секси-пеньюар свисал со спинки дизайнерского стула…
— Мамочки, — выдохнула в панике и, поспешно развернувшись, дернула за ручку двери. Мне вдруг стало неловко, будто подсмотрела в скважину что-то интимное, откровенное.
…Я схватилась за ручку двери и поздновато осознала, что та стремительно несется мне навстречу.
Бум!
— А, — выдохнула я от боли.
Дверь саданула мне по лицу. Я чуть не упала, одной рукой хватаясь за лоб, изо всех сил сдерживая слезы. Другую руку я резко выставила вперед — схватиться за что-нибудь, чтобы удержаться на ногах…
Рука уперлась во что-то очень твердое, словно кожаное.
Теплое.
Живое.
— Твою ж… — раздался надо мной тот самый мужской голос.
Шахов…
Моя рука, выставленная вперед в поисках опоры, уперлась ему в пресс.
Голый пресс.
Я убрала руку ото лба. Мой взгляд уперся в яремную ямку мужской шеи, его подбородок и губы. Рубашка на мужчине была полностью расстегнута и распахнута, показывая мощную грудную клетку, а его рука застыла в выдергивании полы из брюк. Он явно раздевался, что логично, когда идешь в свою комнату.
У меня отнялись ноги и задрожали колени.
— Кто ты? И что делаешь в спальне? — буркнул Шахов, проходя мимо меня вглубь комнаты.
Вблизи мужчина оказался еще мощнее: огромный, подавляюще огромный, и еще — высокомерный. Ненавидела я его до белых кругов перед глазами. Как такой может любить детей? Он нависал как скала, а я была ему немногим чуть выше плеч, и ощущала себя беззащитной и маленькой. Особенно в сочетании с его прищуренным взглядом внимательных темных глаз.
Как у инквизитора.
— Я, я… — промямлила еле двигающимися губами.
Вот он, мой шанс высказать все, как хотела! Громко заявить, что думаю о его мерзопакостном, бездушном поступке, и потребовать вернуть детей.
Вместо этого я только нервно сглотнула.
— Ну? Ты няня?
Испытав столько эмоций за сегодня, что хватило бы на целую жизнь, в такой важный момент я просто растерялась. Как дура.
— Да, — тихо просипела в ответ.
— Тогда почему не с детьми? — сухо спросил он. — Они уже дома, кстати. И почему такая молодая? Я просил опытного педагога, а не девчонку.
— Та женщина заболела. В последний момент узнали, а никого больше не было, — я сочиняла на ходу, дрожа от страха и отчаяния, и пытаясь угадать, как правильно говорить, чтобы меня оставили.
Марат Натанович в ответ раздраженно вздохнул. Крупные ноздри недовольно раздулись, а губы сжались в тонкую линию. Его нельзя было назвать красивым, но лицо все равно притягивало. Такое бывает, когда пытаешься определить — нравится тебе человек или нет. Но это был не мой случай! В жизни так никого не ненавидела, как его! Вот в чем было дело… И хотела запомнить, чтобы воспоминание придавало сил.
— Черт знает что такое. А сказали — солидное агентство, — гневно произнес мужчина тем временем, болезненно схватив меня за предплечье и заставив встать лицом к свету, разглядывая. — Сколько тебе лет?
— Двадцать три.
— Слишком молода! Ладно, сейчас уже нет времени менять. А завтра пусть пришлют другую. Постарше. Мне нужна такая, чтобы дети ее слушались.
Внутри все похолодело. Этот чертов опекун вообще не представлял, как обращаться с детьми! Будто те просто очередное приобретение в его роскошной жизни. Как же трудно было сдержаться и не произнести роковые слова… Но я поняла одно — настал черед умолять.
— Прошу вас, мне так нужна работа! А если я полажу с детьми? Дайте мне шанс! Это единственное, чего прошу!
Он скептически посмотрел на меня, оценивая.
— Сегодняшний вечер. У тебя есть только сегодняшний вечер. Там будет видно.
— Спасибо, — выдохнула я, ощущая головокружение от бури противоречивых эмоций.
Этому человеку — ненавистному, отвратительному, — я, кажется, готова была целовать руки в знак благодарности.
— И да, нужны рекомендации, — добавил Шахов.
— Ох.
— Иди, иди уже. Дети одни.
Меня не нужно было уговаривать. Я пулей вылетела в коридор, пытаясь отдышаться и успокоиться. Сделала выдох, еще один — и вошла в комнату, где должны были находиться Маша и Коля.
— Тася, Тася, — тут же бросился ко мне племянник, обнимая и цепляясь. Маша стояла в сторонке и смотрела огромными глазами. Будто не верила, что это я.
— Иди к мне, — прошептала я нежно, и она тут же подскочила и обняла меня, тихо всхлипнув. — Все будет хорошо. Теперь я с вами, — бормотала я, прижимая крошек к себе.
— Мы хотим домой, — скулили оба в один голос. — Когда поедем домой?
Сердце кровью обливалось, но я ничего не могла им пообещать…
— Для этого мы должны поиграть в одну игру. Готовы?
Дети чуть отстранились, но не перестали держаться за меня.
— Мы играем, будто не знаем друг друга. А это заколдованный замок, а все потеряли память, — произнесла я тихо.
— Волшебство? — восхищенно выдохнула Маша.
— Но потом всех расколдуют? — спросил Коля настороженно.
— Да, конечно. Это будет очень интересная игра, — я сделала большие глаза. — Только это наша тайна.
— Здорово, мне нравится, — неуверенно произнес Коля и сонно потер глаза.
Слишком много эмоций и для них. Только сейчас я заметила следы слез на мордашках.
— А сейчас давайте в кровать, нужно немного поспать. Отдохнуть. А потом все обследовать здесь.
Оба начали было возражать и капризничать, цепляясь за мою кофту, но я знала — они просто устали. Слишком много всего… А еще — страх.
— Я буду тут. Не переживайте.
Только так удалось их успокоить и уложить.
Детская оказалась светлой и очень уютной. Рука дизайнера чувствовалась в каждой детали, действительно напоминая комнату из сказки. Можно было подумать, что детей действительно ждали в этом доме. Но я-то знала, что это неправда… Хозяева этого «замка» вряд ли когда-либо имели дело с малышами.
Более равнодушных людей я не встречала.
С трудом, но уложив двойняшек, я решила спуститься вниз и перекусить. С утра я не успела поесть, и теперь желудок настойчиво урчал.
Тихонько прикрыв за собой дверь, я стала спускаться по лестнице, когда услышала в прихожей голоса.
— Меня пригласили няней. Проводите, пожалуйста, к хозяевам, — говорила женщина строгим требовательным тоном.
Я сразу поняла, что такую и близко нельзя подпускать к детям. Тем более — к моим племянникам.
— Я сама, — сказала я, спустившись с последней ступеньки, тому же привратнику-бугаю, который привел меня сюда немного ранее.
Тот, если и удивился, то не подал виду — видимо, и сам не хотел связывать с этой теткой. Просто кивнул и ушел.
— Итак, вы бы хотели у нас работать? — спросила я, интонациями подражая Веронике Анатольевне и подходя к женщине ближе.
Интуиция не обманула — надсмотрщица, да и только! Я сообразила, что сказать.
— Мы с мужем уже нашли няню. Вы слишком долго где-то ходили. А теперь мне нужно ехать. Вы свободны.
При этом схватила дорогущее пальто с вешалки и начала надевать его, надеясь, что отвергнутая няня не заметит, насколько оно мне не по размеру: я была сантиметров на двадцать ниже блондинки.
— Извините, — с каменным лицом произнесла та огорченно. — Но, может быть…
— Вы не услышали меня? И в агентство звонить не надо, не раздражайте моего мужа. Иначе вас вообще уволят, обещаю, — произнесла я сурово, шалея от собственной смелости.
— Еще раз извините и простите, — подобострастно пробормотала женщина и огорченно вышла.
Когда дверь за ней захлопнулась, я подумала, что у меня будет сердечный приступ. В голове страшно шумело, сердце колотилось где-то в горле, пока я возвращала пальто на вешалку.
— Ох, елки…
Внезапно я осознала, что уже сама не представляю, на что способна ради детей. У меня была только одна цель — вернуть их, и все остальное стало совершенно неважно.