3.2
Клаудиа понравилась маме. И папе. И всей родне. Даже дядюшка Джузеппе приперся, сукин сын, на скромную семейную встречу в маленьком миланском ресторанчике. То есть сначала в театр, а затем и в ресторан. Рядом со старшим братом, Марко Кастельеро, чертов дон выглядел особенно элегантным и холеным. И чертовски молодым и здоровым!
Смотреть на папу Бонни было стыдно. За два года, что он не появлялся дома, отец окончательно поседел и словно усох. А ведь ему чуть больше шестидесяти, он вовсе не стар! Еще бы не переживал за непутевого старшего сына.
– Бенито, мы же семья, – папа подвел Бонни к дяде Джузеппе. – Давно пора забыть старые обиды! Обнимитесь же, наконец!
Если бы кто-то другой, а не папа, предложил Бонни обнять сукина сына, получил бы в глаз без разговоров. Но папа… если он простил брата, если даже мама простила его, не может же Бонни встать в третью позицию и упереться рогами. Только не когда папа просит!
– Конечно, папа, – сдался Бонни, – мы же семья.
Дядя Джузеппе, чтоб он проглотил морского ежа, пустил скупую мужскую слезу и раскрыл объятия. А Бонни пришлось вспомнить, что он – актер и может сыграть все что угодно, подумаешь, обнять любимого дядюшку, чтоб он сдох в корчах.
– Я горжусь тобой, сынок, – прочувствованно шепнул дядя Джузеппе.
– Я тоже люблю тебя, дядюшка, – сукин сын должен был утонуть в меду и елее, а доброго католика Бонни должен был поразить гром за столь наглое вранье, но мир опять оказался несправедлив.
Бонни особенно остро почувствовал его несправедливость, когда мама обнимала Клау и расспрашивала ее, когда же они собираются завести детишек? Ведь милой, прекрасной Клаудии уже двадцать пять, самое время! А милая, прекрасная Клаудиа краснела, смущалась и лепетала что-то о минимум троих, и в самом скором времени.
Роза бы на ее месте не краснела и не лепетала! Роза бы очаровательно улыбнулась и ответила что-то вроде «мы работает над этим вопросом», и посмотрела бы на Бонни так, что ему стоило бы огромного туда не утащить ее из-за общего стола, чтобы поработать над вопросом прямо сейчас.
Роза. Езу милостивый, как бы он хотел, чтобы сейчас с ним была Роза! А Клау бы провалилась куда-нибудь и больше никогда не показывалась ему на глаза.
Аккуратно убрав ее руку со своего колена, Бонни мило-мило улыбнулся родне и сбежал в клозет – как назло, полный зеркал, где опять отражался почти дон Джузеппе. Вот уж кто бы не заморачивался! Соврал и соврал, подумаешь. Он же политик, он врет, как дышит.
Бонни – не такой! Он не будет врать Розе и Кею. И маме с папой тоже не будет. Дурацкая была идея, выдать Клау за свою невесту. Как будто, когда он скажет родителям через неделю, что передумал жениться, они расстроятся меньше, чем сейчас. Все, решено. Никакой больше лжи!
Ополоснув горящее лицо, он вышел из клозета и достал телефон.
«Люблю тебя, ужасно соскучился! Больше никаких турне!» – написал он смс и добавил к нему смайлик-розу.
Больше никаких турне без Розы! К чертям бабло, к чертям славу, к чертям фанаток, ему и так всего достаточно. Всего, кроме нее рядом.
Отправив сообщение, он прислонился лбом к холодной стене, прикрыл глаза, как наяву видя последний день в Лондоне. Самый обыкновенный день, немного дождливый и туманный, и самая обыкновенная прогулка по городу. Роза кутается в его ветровку, прижимается к его плечу и смеется над какими-то глупыми историями, а потом они целуются на берегу Темзы и, как настоящий заговорщики, планируют маленький сюрприз для Кея. На день рождения получилось офигенно здорово, надо придумать что-нибудь еще…
Нет, он не позволит собственной трусости все испортить.
Оторвавшись от стены, он развернулся – и чуть не столкнулся с Клау.
Приветливая улыбка тут же сошла с ее лица, сменившись тревогой.
– Что случилось, Бенито? Я могу помочь?
– Ничего, Клау, – он покачал головой и спрятал телефон.
Ответной смс от Розы пока не было, наверное, опять ушла в свой писательский астрал. У нее становится такое вдохновенно-отрешенное лицо, когда она пишет! Мадонна, хоть ищи Рафаэля, чтобы ее писал.
– Не стоит притворяться передо мной, Бенито, – мягко улыбнулась Клау и дотронулась до его руки. – Ты ненавидишь врать, тем более – родителям. Я понимаю тебя.
Бонни сам не ожидал, что ее «понимаю» его тронет. Зря он желал Клау провалиться, она – нормальная девчонка, изо всех сил старается ему помочь, хоть и знает, что ей ничего не светит.
– Спасибо, Клау. Тяжело врать тем, кого любишь.
– Ты делаешь это из любви, Бенито, – она сжала его руку. – Всего один вечер.
– Нет. Даже один вечер – это слишком. Прости, Клау, что втянул тебя в это. Но сейчас мы вернемся туда, и я скажу правду. Впрочем, ты можешь не ходить, тебе это будет неприятно.
Клау посмотрела на него с удивлением.
– А ты совсем не похож на того Бонни Джеральда, о котором болтают.
– В смысле?
– Тебя заботят мои чувства, хоть я тебе и никто. Ты вовсе не… – она смутилась и не договорила.
– Не козел? – хмыкнул Бонни. – Не верь глазам своим. Еще какой kozel, – он сказал по-русски, так, как произносила это Роза.
– Нет. Ты просто запутался. Ты не виноват, что все так сложно.
– Именно я и виноват. Не стоит меня идеализировать, Клау. И не стоит привязываться, хорошо?
– Я всего лишь хорошо играю свою роль, синьор режиссер, – с явной обидой ответила Клау.
– Вот и умница. Кстати, предложение о роли все еще в силе.
– Я запомню это, Бенито. Ну… пора нырять? – и она подмигнула.
– Ты начинаешь мне нравиться, детка, – Бонни внезапно почувствовал легкость. Эта девочка в самом деле могла бы быть неплохим другом. По крайней мере, поддержать и разрядить ситуацию она умеет. – Наш выход.
– Бенито, погоди, – она удержала его за руку. – Уверен, что стоит просто сказать «я пошутил»? Мы могли бы немножко поскандалить и вполне натурально расстаться. Мне кажется, так будет проще.
Бонни глянул на нее с еще большим удивлением.
– Теперь ты заботишься о моих чувствах?
– Не думала, что тебя это удивит. Так что, скандал в лучших сицилийских традициях?
– К чертям скандал. Я просто скажу правду, выслушаю, какой я придурок, а потом мы таки выпьем чего-нибудь покрепче сока.
– Жаль, что эта роль оказалась такой короткой, но ты решил правильно, Бенито. И ты совсем не придурок.
– Ты так мило мной восхищаешься, Клау, что я чувствую себя почти нобелевским лауреатом… dermo! Какого черта тут делает папарацци? Вашу…
– Улыбочку! – Бонни едва успел сменить гримасу «убью, суки!» на профессионально-сияющую. – Мистер Джеральд, мисс Паппини, пару слов для наших читателей!
Оглядев немыслимо довольные лица семейства Кастельеро, Бонни проклял все на свете. Они сговорились! Они! Все! Сговорились!