Глава 5. Хороший сын

Париж, аэропорт Шарля де Голля, начало октября

Бонни

– Да иди ты на хер, Бонни Джеральд! – выкрикнула Роза и отключилась.

Несколько секунд Бонни слушал короткие гудки, не желая верить: она в самом деле его послала. Чуда, на которое он надеялся, не случилось.

Опустив ставший каменно-тяжелым телефон, Бонни глянул на экран, словно там мог найтись ответ на вопрос: что же теперь делать? Может быть, написать ей? Но что писать-то? Он так и не решился сказать родителям правду при журналистах. Испугался за отца. Все же одно дело, признаться семье, и совсем другое – выставить родителей идиотами на весь мир.

Господи, почему он такой придурок?! Вот может же Кей не косячить, почему не может он?! Почему он не дозвонился до Розы до того, как вышли те чертовы статьи? Надо было всего лишь сбежать от родных на полчаса, да хоть из ванной позвонить, черт бы побрал семейную заботу!

Зажмурившись, Бонни от души пожелал любимым братьям и сестрам, намертво прилипшим к нему в Милане, чтобы на них тоже кто-нибудь так повис, не отцепляясь ни на минуту. Васко и Джакомо, видите ли, так соскучились по старшему братишке, что поселились в его номере – к тому же гостиницы в Милане так дороги, а у него в номере целых две комнаты… Езу, ну когда уже мама перестанет экономить копейки? Неужели на миллион баксов в год нельзя снять детям отдельный номер?!

А отказать ей он опять не смог.

И уломать журналистов, чтобы не пускали в номер новость о его помолвке, тоже не смог. Он крепко подозревал, что их привел дядюшка Джузеппе – то ли политики ради, то ли чтобы Бонни не смог отвертеться от свадьбы. И все это опять исключительно от большой любви к семье.

Так что позвонить Кею и Розе он смог, только когда самолет приземлился в Париже. И то, пришлось прятаться от Васко в туалете аэропорта, чтобы не услышал и не разболтал родителям – потому что Васко хочет петь в мюзикле, Васко очень полезно посмотреть на мюзикл изнутри, и Бонни же не откажет маме в таком пустяке, как взять брата с собой!

Конечно же, не откажет. Иначе мама съест ему мозг чайной ложечкой. Милая, любимая мама, совершенно не понимающая, как можно не хотеть жить в большой семье, это же – счастье!..

– Бенито, ты там утонул? – в дверь забарабанили.

Езу!.. За что?!

– Да иди ты!.. – Бонни от души обматерил брата.

Тот предсказуемо не понял, за что. Подумаешь, поторопил немножко. И подробных объяснений, что Бонни сделает с придурком, если придурок и дальше будет лезть в его личное пространство, тоже не понял.

– А, так сортир – это личное пространство! Ага! – Васко радостно заржал.

Бонни едва удержался, чтобы не врезать ему под дых, и то лишь потому, что они уже вышли из клозета – а снаружи ошивалась Мариза, помощница Фила и личная ассистентка Бонни, еще несколько человек из охраны – и Клау.

Клау… о, боже. Она отлично играла роль невесты. В Миланском аэропорту мама обнимала ее со слезами на глазах и требовала, чтобы они как можно скорее приехали к ней, на Сицилию, и обещала сама непременно выбраться к ним в ЛА, сразу, как только доктора отстанут от папы с обследованиями.

И все это – на глазах Энтони, Синди и Барби, которые были на их с Кеем и Розой венчании. Не надо было быть телепатом, чтобы прочитать одну на всех мысль: ну и козел ты, Бонни Джеральд!

Не козел, а баран. Прав Кей.

– Мистер Джеральд, – оживилась Мариза, – машина ждет, нам следует перед гостиницей заехать…

Не слушая ее, Бонни кивнул. Заехать – так заехать. Ему было совершенно все равно, куда и зачем. Вся эта суета вокруг внезапно вспыхнувшей звезды, волшебного голоса, невероятной харизмы и прочей чуши не грела от слова совсем. Роза больше не придет его слушать, а без нее… К черту. Он отработает турне – и все. К черту сцену. Зря он не отдал роль Мартину сразу после премьеры. Тогда не было бы никакого турне, никакого вранья маме, никакой чертовой невесты.

– Бенито, что случилось? – спросил Клау, едва они протиснулись через толпу восторженных парижанок и закрылись в машине.

– Не хочу об этом.

– Держи, – она сунула ему в руку фляжку.

Открыв, Бонни понюхал виски, отпил пару глотков, прикрыл глаза. По телу прокатилась волна расслабляющего тепла. Недостаточно, чтобы снова почувствовать себя человеком, но хватило, чтобы застрявший в груди ком боли поднялся – и ударил в голову.

Запрокинув голову, чтобы чертовы слезы не вздумали пролиться, Бонни допил виски. Всего грамм двести, доза для колибри.

Черт. Все же глаза мокрые.

– Что она сказала? – тихо спросила Клау, сжав его руку.

– «Иди на хер» она сказала. Роза… вряд ли она простит во второй раз. Есть еще?

– Не перед встречей с поклонниками. Прости.

– Плевать. Мне нужно выпить.

– Не плевать. Бенито… ты же не хочешь сказать, что Роза – это Тай Роу? Автор романа?..

– Неважно. Теперь если она что-то и напишет обо мне, то это будет слово «мудак» на заборе.

– Ты любишь леди Говард, – в голосе Клау прозвучало такое недоверие, что Бонни невольно обернулся к ней.

– Это запрещено законом?

– Я читала «Бенито», но не думала…

– Вот и не думай. Я опять накосячил, как последний баран, она меня послала, история окончена.

– Ты справишься, Бенито. И не надо называть себя бараном, ты… ты не такой.

– Баран, мудак и больной ублюдок. Глупо спорить с правдой.

– Нет! Ты – гений, ты не такой как все! Нельзя мерить тебя обычной меркой, ты… – Клау снова сжала его руку, и внезапно поднесла к губам и поцеловала. – Я буду с тобой рядом, Бенито. Я знаю, это совсем не то, чего ты сейчас хочешь, но… это лучше, чем остаться одному.

– Одному? В турне? Ты смеешься.

– Не смеюсь. Разве кто-то из этой толпы понимает тебя? Готов принимать тебя таким, какой ты есть – даже если ты окажешься иным, чем они хотят тебя видеть? Кому-то из них те решишься показать свою боль? В конце концов, кто из них принесет тебе виски, рискуя работой?

– Спасибо, Клау, но…

– Давай поговорим о «но» потом, Бенито. Тебя ждут поклонники, и тебе надо решить – мы продолжаем быть счастливой парой или нет? Мне идти с тобой?

На мгновение Бонни малодушно подумал: нет, к черту! Хватит делать хорошую мину при плохой игре. Но тут же вспомнил о маминых слезах, о папином сердце…

«Иди ты на хер, Бонни Джеральд», – прозвучало как наяву.

Что ж, на хер – так на хер. Роза не простит его, даже если он сейчас перед толпой газетчиков признается, что вовсе не собирается жениться. Даже если скажет на весь мир, что любит ее. И она будет права. Он – больной ублюдок, он не может жить спокойно и не косячить. Он обязательно сделает ей больно снова, если она позволит ему вернуться.

– Идти, Клау. Мы с тобой – счастливая пара. И… спасибо.