Глава 4
Турин остался стоять на путях, провожая взглядом тонкую фигурку, быстро удаляющуюся от него. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько глупо.
Он дождался, когда фигура «этого» (теперь у него было имя - Лёня) исчезла в дали рельс, дрожащими руками достал сигарету, прикурил не с первого раза. Сумерки сгущались очень быстро, Турин неожиданно понял, что жутко замерз. На часах было уже половина десятого, и он понял, что в качалку сегодня не попадает.
Это почему-то расстроило его больше всего. Очень хотелось сейчас выместить все свои сжатые в тугой комок эмоции на чем-то понятном и знакомом. Турин попытался пинать камни, попадавшиеся по дороге от моста, но это не приносило никакого облегчения.
«Этот»… Не «этот» - Лёня сотворил с ним только что что-то очень странное. Он будто бы вывернул Турина наизнанку, рассмотрел, потыкал, поковырял, а потом, не особенно стараясь, запихнул все обратно и плохо зашил. Турину даже казалось, будто у него на самом деле болят какие-то несросшиеся швы где-то в районе груди.
- Дрянь такая, такая шлюха, - бормотал Турин, пробираясь по дворам к метро.
Он никак не мог объяснить себе того, что произошло. Поведение «этого» не вписывалось ни в какие хоть отчасти знакомые Турину стандарты. Он понял бы что угодно, но не это. От начала и до конца их странного знакомства Турин не понимал ничего. Спускаясь на эскалаторе он, воровато оглядевшись, даже вбил в поисковик запрос «парень предлагает секс за деньги», но получил только сомнительное порно в ответ.
Почему-то ему не хотелось верить, что предмет его мыслей действительно шлюха. Турину казалось, что он хорошо изучил «этого», что будто бы он знает его. Поверить в то, что Лёня действительно выглядит так, потому что он такой, было трудно. Думать о нем в контексте «шлюхи» как профессии или образа жизни не хотелось, только как в ругательном, обидном.
Лёня казался не таким. Каким – не таким, Турин не знал, но не таким – точно. Да, он выглядел так; да, Турин обзывал его про себя и вслух такими словами, но все равно не верилось. Турину виделось все иначе. Лёня выглядел так, потому что он такой. Не шлюха, а просто вот такой – выделяющийся и странный, и это ему, в общем-то шло. До сегодняшнего момента.
Сейчас, шагая от метро к дому, Турин ругал себя за все несформировавшиеся и очень наивные фантазии. Ему ясно дали понять, кто есть кто.
«Если хочешь, то платить придется».
Это звучало так цинично и гадко, будто бы Турин только и мог рассчитывать на такое вот – за деньги.
- Да я вообще ничего не хотел! – сообщил Турин сердито своему отражению в зеркале в прихожей.
На него смотрел всклоченный мужик с бешеным взглядом. Строго говоря, мужиком Турин, конечно, не был. Ему всего-то недавно стукнуло двадцать шесть, и собственное бессмертие еще сидело в его сознании плотно. Сейчас же ему казалось, что он умудрился постареть за сутки лет на пять, а то и десять. Под карими глазами залегли синюшные круги, темные волосы, прибитые неожиданным вечерним дождем, налипли на лоб, нос покраснел на холоде, а щеки наоборот как-то посерели. Весь он был какой-то скукоженный, сжатый. Будто бы это его чуть не избили или ему угрожали. Турин похлопал себя по щекам, пытаясь собраться хоть как-то – выходило очень плохо.
Он завалился на диван, попытался было позалипать в телефоне, но быстро откинул его в сторону. Все равно все мысли были о том, что случилось, хотя по-хорошему не случилось ничего. Стоило бы отбросить этот эпизод, забыть как нечто, не имеющее никакого отношения к Турину, как что-то, что совершенно случайно коснулось его – и только. Случается ведь порой натолкнуться на ссору в очереди, например или вроде того – случайно оказаться не в том месте не в то время.
Не случайно. Турин мысленно застонал. То, что проделал напоследок этот Лёня, было уже за какой-то гранью всего. Никогда в жизни, никто не вел себя с Туриным подобным образом. Девчонки – да, разумеется, но не парни. Даже на пьяных вечеринках, где шутки про геев и приколы на эту тему были всегда в ходу, все ограничивалось одними разговорами и подколами. Никто никогда не вел себя так…конкретно.
Вот! Турин даже сел. Он нашел верное определение. Самое странное, что было в Лёне – конкретика. Тот называл вещи своими именами, глядя в глаза. Предлагал избить его прямым текстом, и Турин был уверен, что тот позволил бы избить себя, захоти Турин этого. Тоже самое касалось и второго пункта. Турин почувствовал, как краска заливает его лицо и разозлился. Не хватало еще в двадцать шесть лет называть секс «вторым пунктом», блин.
«Этот» предлагал секс за деньги.
- Минет, - вслух поправил себя Турин.
Впрочем, было понятно, что дальнейшее тоже возможно за определенную сумму. Ему дали понять, что да – можно договориться. Это звучало так мерзко, так унизительно. Турин не выдержал и саданул ногой по дивану, чтобы хоть как-то выместить свою злость.
В этом предложении было столько издевательства, грязи, унижения, что Турину хотелось вскочить, добежать до метро, выйти на Новочеркасской и бегать по району, пока не найдется нужный дом, чтобы ворваться в квартиру и все объяснить этому обнаглевшему в край длинноволосому придурку. Больше всего Турин злился как раз на себя за то, что ничего толком не сказал ему, что почему-то позволил подумать о себе подобные вещи, что все вообще пошло так странно и неправильно.
При этом он не был уверен, что знает, как правильно. Где-то он был рад, что Лёня не спросил его, например, о причине его за ним слежки. А ведь это бы самый логичный вопрос. Только Турин сам не знал на него ответа.
Все свои фантазии о том, как он внезапно знакомится с «этим» были о том, что он, Турин, например как-то помогает ему. «Этот» оступается в метро, а Турин его подхватыват, у них начинается диалог, - и вот они уже идут вместе в бар пропустить там по стаканчику. В баре Турин узнает все, что ему так хотелось выяснить все это время, например – действительно ли он студент, где учится, как живет, какая музыка у него вечно играет в наушниках и как другие относятся к его волосам. Вот, чего он хотел на самом деле, а не… это.
Называть секс «этим» тоже было не очень по-взрослому. Турин тяжело вздохнул, сел, нашарил в кармане сигареты, вышел на балкон. «Этот» тоже курил, как выяснилось. Почему-то это Турину понравилось. Будто бы было что-то в нем человеческое и понятное. В остальном Турин не понимал ничего.