Глава 2

Арсен всегда считал, что ни один фильм не может быть лучше книги. Визуал в нем уже давно почил смертью храбрых, освободив место читателю. Но иногда он сталкивался с книгами, которые были достойны того, чтобы скорее осесть на экране, чем покоиться в плоскости букв и слов.

Он изменил название, перекроил стиль и выправил все недочеты романа, но даже без его вмешательства эта история дышала жизнью. Она была эмоциональной, динамичной и, как сказала Руслана, говорила о чувствах.

Любви ли?

Он не мог сказать. Все-таки женская психология была ему близка лишь с точки зрения хорошего наблюдателя.

Зураба была живой женщиной из плоти и крови и существовала не только на бумаге. Отчего-то Арсен был в этом уверен. Она родилась в состоятельной чеченской семье, но в четырнадцать была насильно похищена и выдана замуж. Он и без прикрас знал, как обстряпывают дела в мусульманских семьях. Женщина — это мясо. Женщина — это сосуд и скот в одном лице.

Когда ее муж умер, ей даже не дали права задуматься о повторном браке, иначе — расставание с детьми и невозможность выбрать, за кого выходить, загнали бы ее в новую ловушку.

Чеченцы придерживались и, скорее всего, до сих пор придерживаются жестких рамок касательно слабого пола. Для отца нет большей радости, чем сбагрить с рук дочь, пока она не запятнала себя. Пока ее красота не соблазнила кого-нибудь опозорить их семью, а позор смывается кровью. Дикость, но на свободной земле еще остались уголки, до которых не дошел гуманизм и всепрощение. Люди рождаются с этими законами, живут и умирают без единой мысли что-то изменить.

Такой была эта маленькая четырнадцатилетняя девочка, взращенная дикой землей. Сначала юная женщина, затем мать, и вот уже, перевалив за третий десяток, наступает шаг за шагом закат молодости, но душа не всегда согласна с телом, с временем и с законами общества.

Любая душа тянется к свободе, а затем и к познанию любви…

Чеченка влюбилась. Не так, как влюбляются маленькие несмышленые девочки или свободные русские женщины. А как человек, который знает, что может потерять все.

Читая, Арсен не мог не думать о Милене. О ее добрых глазах и привычке прятать лицо, когда на нее пристально смотрят. Он чувствовал ее между строк, скользящую, как ветерок, который гуляет по холмам Ичкерии. Как тонкий платок Зурабы, скрывающий длинные, густые и черные, как ночь, косы.

Это была исповедь «тюремной» женщины, прожившей жизнь в оковах традиций и жестокости мужчин. Женщины, которая любила всего один раз и всю жизнь страдала. Женщины, которая не боялась быть честной сама с собой.

Нохчалла — это не только радость и гостеприимство, как сказала Милена. Это естество людей, живущих в тех диких краях. Людей, не животных. Тех, кто не преследует целей, тех, кто не желает вмешиваться в войну — женщин и несмышленых детей, еще не ощутивших на руках тяжесть приклада.

Как читатель, Арсен был восхищен.

Как шестеренка в системе — прекрасно понимал, что такие книги могут говорить намного больше, чем просто основная линия, вложенная в них. Но он хотел попробовать помочь этой истории увидеть свет.

Он ощутил нереальный азарт и был почти близок к тому, чтобы сесть и самому начать писать — впервые за последние двенадцать лет — а это много значило для него.

Странно, но, несмотря на всю их дружбу с Сашкой, именно Милена смогла проложить путь к его, казалось бы, не существующему в помине сердцу. Одной книгой, одной историей, одним взглядом и интеллектом, светящимся в умных, терпеливых глазах.

Сашка был прав: некоторые истории имеют право на то, чтобы быть услышанными.

*****

Олег Бездрев был всего на два года моложе Арсена, но в его акульих глазах никогда нельзя было прочитать, что у него на уме. Это раздражало, потому что Арсен привык читать эмоции людей, как открытую книгу.

Бездрев самолично в свое время заманил его в издательство «Кэмпо» и каждые пять лет поднимал ставку при переподписании контракта, чтобы у него не зародилось даже мысли бросить их. Грустную улыбку всегда вызывал пункт контракта об издании его книг, если он все же решит их написать. Но за последние двенадцать лет желания писать у него не возникало, а даже если бы возникло, он не знал, нужно ли ему трепать свое имя рядом с бездарными романчиками, которые клепало «Кэмпо».

Но теперь на руках у него была книга, достойная десятка романов любой литературной звездочки Бездрева. И он собирался давить и умасливать, лишь бы она вышла.

Олег медленно перелистывал страницы, изредка посматривая на Арсена. Он пару раз поправил галстук, который смотрелся как удавка на толстой бычьей шее. Арсен не любил своего начальника, но этого же от него и не требовалось?.. Их контакты, зачастую, сводились к минимуму. И происходили в основном на корпоративах и официальных встречах, где Олег смотрел с опаской на него, а он старался избегать масляного взгляда издателя, теряясь в догадках, чего же может ожидать от него главный?

— Я не читаю неодобренные романы, — равнодушно сказал Бездрев.

— Я знаю. Поэтому и прошу тебя ознакомиться. Ты ведь можешь?

Олег хитро прищурился:

— Его ведь не приняли, да? Иначе бы ты не принес книгу мне?

Арсен неохотно кивнул.

— Я даже читать не буду. Знаю, что ты бы не вступился за этот роман, если бы он не был хорош. Но тематика нам не подходит. Твоя авторша могла бы написать об обычной мусульманской стране и вывести из сюжета нашу маленькую загвоздочку.

— Ты о Чечне?

— После войны мы все привыкли держать нейтралитет. Я не печатаю ничего ущемляющего, но и не хочу воспевать храбрость и стойкость этих людишек.

— Книга не о том. Не о войне, там даже упоминания о ней нет. Тебе нужно только прочитать. Это все, о чем я прошу.

— Это так важно для тебя? — лениво спросил Олег. Арсен уже приготовился к вымогательству, потому что Бездрев своего не упустит.

— Мне нравится этот роман.

Олег взял со стола карандаш и покрутил между пальцами.

— Боюсь, что не смогу тебе помочь в этом, но я давно хотел предложить тебе взаимовыгодную сделку, — его глаза радостно заблестели, когда он сел на своего любимого конька.

— И что за сделка?

— Мне нужно твое одобрение всех книг, выходящих под логотипом «Кэмпо».

— Какого одобрения? — Арсен не понимал.

— Мы готовы размещать на задниках книг твои рецензии, подписанные псевдонимом Ивана Воркера.

Он расхохотался:

— Всех книг? Вы шутите?

— Мы готовы предложить тебе хорошее вознаграждение.

— Мои рецензии не будут стоить ничего, если я начну писать их под вашу указку. Я не настолько голоден, чтобы на это повестись.

Имя «Иван Воркер» уже десять лет служило для Арсена постоянным псевдонимом и было узнаваемым не меньше, чем имена многих авторов, которых он рецензировал. Для него не стало неожиданностью, что Бездрев знает о его хобби, но то, что он хотел купить его для себя, возмущало сверх меры.

— Арсен, ты думаешь, что понимаешь, что нужно читателю, но это не так, — раздраженно начал Олег. — Ты думаешь, они хотят читать о суровой действительности и невозможности добра, любви, счастья, — он отпихнул распечатку, и она слетела со стола. Арсен нагнулся и поднял ее. — Это утиль. Старье. Мы постоянно прогрессируем, и если бы этого не было, то на полках остались бы одни классики, но они тоже рисковали в свое время.

— Ты называешь старьем актуальную работу?

— Да, называю.

— Ты понимаешь хоть, что война затрагивает не только мужчин и правительство, но еще и женщин, детей?

— Кому нужна война? Мы все перегорели, стоит ли копошить старое дерьмо? Хочешь знать, чего хотят женщины? О чем мечтают? Какая любовь и чувства им нужны?

Бездрев порылся в залежах книг на полу и достал довольно толстый экземпляр в красивой и дорогой обложке. Он бухнул книгу на стол Арсену задником кверху.

С фото автора, рядом с краткой биографией, на него смотрел модельной внешности брюнет с чересчур пухлыми, как для мужчины, губами, и яркими глазами, не исключено, что под воздействием фоторедакторов.

«Глеб Гринберг родился…» — одно уже имя вызвало у него саркастический хохот.

— Гринберг? — он смутно припоминал, что уже где-то слышал об этом мальчике, но на редакцию к нему его книги не попадали.

Олег пожал плечами.

— Имя настоящее.

— Да неужели? — Арсен покрутил в руках книженцию. — Ты на это хотел получить рецензию?

— Ну, можно для начала на это. Гринберга на днях переиздают. Предыдущий тираж раскуплен. Мы могли бы вместо биографии поместить твой отзыв на роман, как думаешь?

— А что насчет этой книги? — он с трудом поборол желание послать издателя как можно дальше. Стало тошно.

Олег опять сел напротив и скрестил на столе руки.

— Будем откровенны, Арсен, что ты на самом деле понимаешь в женщинах? — он говорил с издевкой. В издательстве многие подозревали, что он не натурал, но так нагло и в лоб ему говорили об этом впервые.

— На что ты намекаешь?

— Ты знаешь. Книгу у тебя я не приму, да и сомневаюсь, что твоя протекция поможет в других издательствах. Не позорься попрошайничеством, лучше сделай то, что у тебя выходит. Напиши мне хорошую рецензию, и я подниму твои премиальные, даже подумаю о том, чтобы пересмотреть контракт.

Внутренне Арсен задыхался от возмущения, но тут его взгляд упал на чертову книжку.

«Глеб Гринберг? Твою ж мать!» Вот с такими глебамигринбергами его постоянно заставляют возиться, а когда он попросил о содействии один единственный раз — посылают. И книга того стоила, каждое написанное слово.

Смазливый мальчик с обложки только вызвал отвращение своей полной невинностью. Сколько ему, двадцать? Двадцать два? И этот ребенок знает то, что недоступно ему?

— Хорошо, — сказал он Олегу и взял в руки экземпляр. — Я напишу тебе рецензию.

Бездрев даже не обратил внимания на то, каким холодным голосом это было сказано. Его начальственная самоуверенность не давала ему усомниться, что все будет именно так, как он того хочет.

Он собрал книги в свой портфель. Кокетливо оформленный роман Гринберга и простую распечатку Милениного творения. Руки подрагивали от желания сказать все, что вертелось на языке, но он одернул себя.

— Арсен, — уже на выходе окликнул его Олег. — Если Гринбергу понравится твоя рецензия, а я рассчитываю, что так и будет, могу даже отдать тебе работу над его будущим романом. Парень пишет книги, как курица сносит золотые яйца, одна лучше другой.

Он не обернулся. Если бы Бездрев увидел его лицо, то, несомненно, понял бы, что нажил себе врага. Что-что, а вот отвечать достойно Арсен умел, у него даже была исключительная выдержка, чтобы сделать это красиво.

***

Арсен не психовал, даже не выругался, когда покинул здание и сел в машину. Не в его характере были демонстративные жесты, но внутри кипела холодная буря. Чертова книга жгла ладонь, как горячий утюг. Аккуратно отложив книгу Милены, он повертел в руках экземпляр творения Гринберга.

Новая, тяжелая и красивая книга была словно только из печати, с хрустящими страницами и резким запахом клея и белоснежной бумаги. Сочная обложка ласкала зрение маркетологическими штучками, вроде загадочной картинки на фоне, и персонализации, выдвинутой на передний план.

«Обретенный Эдем» — прочитал он на обложке и тут же махом перевернул книгу задником кверху. Гринберг смотрел на него с фото своим сонным и чуть прищуренным взглядом, словно уже имел честь побывать в его постели. Арсен знал типаж подобных мальчишек и специфику этих фото.

Вот он, красавец! Бери его, читай, и он подарит тебе сказку. Женщины падки на такие манипуляции, особенно если видят смазливые личики. Арсен сомневался, что под красивой обложкой что-то есть, и это касалось не только издания.

Отложив книгу, мужчина поехал домой. На улице снова зарядил дождь, и дворники еле справлялись, отгоняя мутные струи с лобового стекла. Дома опять никого и тишина, а ему, как никогда, хотелось с кем-то поговорить.

Набрав Сашку и напросившись в гости, направился к нему. В частном секторе всю дорогу развезло грязью, шины часто проваливались в глубокие лужи с хлюпом, но когда Арсен доехал, вся пасмурность погоды померкла перед теплой встречей. Сашка с зонтиком уже стоял у калитки. Гордый сторожевой Барбос поджидал рядом с ним, вылизывая себе пузо, несмотря на то, что с неба капал дождь.

— Мог бы и раньше приехать, — вместо приветствия сказал Сашка, но в лице не было упрека. — Ленка мне тобой все уши прожужжала, я уже ревновать начал.

Арсен хлопнув дверцей, подошел и пожал протянутую руку.

— Ты же не из ревнивых?

— А кто меня на улицу выставил, думаешь? — сказал он. — Все жена моя любимая, выгнала в дождь меня и собаку, — он скосил глаза на Барбоса, и пес тоже на него глянул, но как-то без уважения, сверкнув мокрым носом.

На душе стало тепло от их присутствия. Вместе с Сашкой они пошли в дом.

— А где дети?

— Ванька спит, а Алка в школе, на продленке.

Милена что-то делала на кухне, но все равно выглянула и, улыбнувшись, поздоровалась. С другими Арсен бы уже решил, что их дружелюбие напускное, но с Сашкой таких мыслей и в помине не было.

Сашка завел его на веранду и прикрыл плотно дверь.

— Ванька плохо спит, — объяснил он место дислокации. На веранде было красиво и Арсен не имел ничего против. По окнам били капли и, казалось, что они в беседке посреди леса — так было уютно и тихо.

Сашка усадил его и навис над ним, облокотившись одной рукой о спинку садового диванчика, а второй о стол.

— Скажи мне, Сень, пока Лена на кухне, вышло?

Арсен ощутил всю горечь бессилия. Самодовольное лицо Бездрева снова стало перед глазами, как и кукольно-красивое Гринберга на фото.

— Нет.

Сашка сел рядом и достал из кармана сигареты.

— Я так и думал, но за попытку спасибо, — смирившись, проговорил он. — Она не хотела ее печатать, это моя идея. Но попробовать стоило, верно?

— Да. Попробовать всегда нужно.

— Ну и ладно, — сказал Сашка. — И черт с ними, козлами издательскими. Ты же не за этим приехал? Поговорим о чем-нибудь хорошем.

— Кушать будете? — заглянула Милена.

Арсен отказался, а вот Сашка — наоборот, когда это он от еды отказывался? Милена сделала ему кофе и принесла мужу, казалось, полхолодильника, но сидеть с ними не стала — Ванька проснулся.

Пока Сашка ел, разговора не складывалось, да и воспрявшее настроение катилось под откос. Кофе он почти не пил, горячее эмалированное стекло грело руки затухающим теплом, а аромат взбадривал.

— Ты какой-то грустный, Сень, случилось что? Может, неприятности какие? — спросил Сашка обеспокоенно.

— Нет, у меня все хорошо. Лучше не бывало, это и гложет, — хотя он юлил — чего-то недоставало. Может, уверенности в собственных силах?

— Семью тебе нужно, — тут же нашелся Сашка. — Я встать не успеваю — мне уже Алка на руки прыгает, Ванька вопит. Милена пока с ним сладит — уже в школу пора, а потом работа, и там все мысли о них, о ней. Кутерьма, но ведь и скучать некогда.

Арсен откинулся на диван.

— Мне это не грозит — ни жена, ни дети.

Сашка странно отвел взгляд, как будто не хотел выказать своей реакции.

— Да знаю я. Мы хоть и не обсуждали это с тобой, но ведь не слепой же. Еще и в роте знал про твоего Митришина. Дело же не в том? Нужен кто-то, кого можно любить, тебе не одиноко одному?

Арсен был немного шокирован. Он не скрывал свои наклонности, но Сашке о них почему-то говорить не хотел. А тот, выходит, знал. Столько лет знал, что страшно стало за собственную скрытность, за то, что прошло уже лет двадцать. И за его молчание.

Митришин был тем самым сержантиком, с которым он завязался еще в армии. Долго у них это длилось, и после армии тоже. Сходились, расходились, и снова по кругу. Молодые, глупые. Арсен знал, что Костя Митришин умер шесть лет назад, ему его брат звонил, на похороны звал. А он не пошел — не смог. У Митришина жена, маленький сын, не место ему там было, хотя об их связи почти никто не знал.

— Я не семьянин, Шур, и никогда им не был. А ты всегда к степенности тянулся. Так, наверное, на роду написано нам было.

Сашка окинул его взглядом а-ля «да что ты понимаешь?» Но Арсен для себя сознавал: если не ужился с кем-то до тридцати, после переступить в чем-то через себя почти невозможно. Последних своих любовников он даже к дому не приваживал, чтобы не гнать в три шеи потом.

«Не нужно было приезжать», — подумал он. Такому одиночке, как он, среди них не место. Его друг, такой же редактор, как и он, Нифедов, готов был его принять и днем и ночью, лишь бы Арсен не бурчал на него за пристрастие к «снежку». Нифедов был перспективным малым и веселым, и Арсен прочил бы ему большое будущее, если бы не его пагубная страсть. Обычно он выпивал с ним, когда наплывала тоска, у него не было семьи и желания учить Арсена жизни — идеальный вариант.

— Я хотел спросить, Саш, а можно выложить книгу у себя? Свободный доступ и рецензия, Милена ведь хотела услышать мое мнение? Раз уж так вышло.

— У тебя есть сайт? — удивился Сашка.

— И довольно большой, — без лишнего хвастовства сказал Арсен.

— Я думаю, она была бы в восторге.

— Все равно нужно спросить.

Сашка кивнул, немало вдохновленный тем, что книга все-таки увидит читателя.

— Лена сама хотела ее вкинуть в какую-нибудь электронную библиотеку, я не дал.

Арсен знал, что сделал все, что было в его силах. Бездрев был прав в одном: ни одно издательство не приняло бы книгу.

Разрешение у Милены он все-таки получил, выцепив ее между комнатами с Ванькой на руках. Она выглядела немного уставшей и бледной, шрамы на ее руках почему-то особенно бросались ему в глаза. Но спрашивать о них он не решался, она и так была довольно стеснительной и робкой, Арсен боялся, что ей будет неловко.

— Мне очень понравилась ваша книга, Милена, — признал он. — Я восхищен вашим талантом.

Женщина улыбнулась, но улыбка вышла не радостной.

— Я же не писатель, скорее посредник между историей и ее воплощением.

— У многих нет и этого. Ваш опыт бесценен, как и мысли, которых вы не боитесь так, как меня сейчас.

— Я вас не боюсь, — она моргнула, пытаясь выдержать его взгляд. — Как вы думаете, Арсен, что может спасти человека от разрушения?

Вопрос был странным и неожиданным.

— Саша считает, что семья. А что думаете вы?

— Мы все рождены, чтобы кого-то спасти; родную кровь, любовь или дружбу — это решает судьба, — она плотнее прижала Ваню к груди, так, что он заворчал и стал теребить ее волосы.

Арсен засмотрелся в ее пугливые глаза, а она словно нервничала рядом с ним.

— Как ее звали?

Милена не спросила о ком он, они оба понимали, о чем Арсен спрашивает.

— Шолла, мою маму звали Шолла.

Услышав имя, почему-то, стало легче. Словно он не видел Зурабу целиком, а теперь она, наконец, стала перед его внутренним взором. С грустными глазами Милены и горько опущенными уголками рта.

Сашка показался с веранды и прервал их.

— Я еду забирать Аллу, подвезешь?

Милена понесла Ваню кушать, и Арсен остался в коридоре один.

— Конечно, пошли?

Оба мужчины выбрались из дома и, размешивая грязь, побрели к машине Арсена за калиткой. Сашка надел плащ и выглядел в нем, как вышибала из ночного клуба. Клацнули замки, и Сашка упал на пассажирское сиденье, вытащив из-под задницы книгу Гринберга.

— Что это? — удивленно спросил он.

Арсен захлопнул дверцу и, положив руки на руль, бросил на книгу презрительный взгляд.

— Это моя работа, Саш.

У него было такое сосредоточенное выражение лица, когда он рассматривал обложку, словно не мог понять, с какой стороны книгу читают. Арсен как раз пытался развернуться на проселочной дороге и не загрузнуть в грязи.

— «Мой мир разбился вдребезги, когда я увидел ее…», — начал Сашка, и Арсен вздрогнул, — «… в этой вселенной нет ничего, кроме нее…» Круто! «Ты не понимаешь, как жил, как существовал, и время запускает новый отсчет твоей жизни уже не после рождения, а с момента знакомства с твоей Венерой…»

— Брось, — сказал Арсен, и Сашка шикнул на него.

— Он называет ее Венерой, а себя Марсом, последним мужчиной на Земле, рожденным обожествлять ее женскую суть, — сказал Сашка, скользя глазами по строчкам.

— Ты что, читал это дерьмо?

— Нет, вот, смотри, автор дал краткую характеристику своей книге. Словно все читатели — дегенераты, которые не в состоянии понять полет высокой мысли, — он ткнул ему авторское обращение, но Арсен не стал читать из-за того, что пытался вести машину в этот момент. — Его сны — это путешествия на планету, где он один со своей «звездой». А в жизни он обычный парень, который устал от…

— Секса?

— Неискренности, — пояснил Сашка. — Надо дать Ленке почитать, она в душе романтик.

Хотелось громко фыркнуть, хотя, что удивительного? Больше всего Арсена угнетало то, что он должен прочитать эту книгу и осмыслить ее, если хочет дать полную рецензию. А это было его первой целью.

Иногда он ненавидел свою работу.

Алла ждала их у входа в школу, поэтому ходить за ней никому не пришлось. Арсен настоял на том, чтобы довезти их обратно. Сашка выделывался для проформы, в такую погоду кому хотелось шлепать по лужам? Хотя девочка была бы рада, что немало повеселило Арсена.

Расставшись с другом, он, наконец, отправился домой. В дороге взглядом косился на оставленную Сашкой книгу, и желчь тут же наполняла желудок, напоминая об утреннем унижении.

«Марс и Венера, значит? Ну-ну…» — подумал Арсен.