Любовная баталия

— Как ты мог! Как мог?! — из трубки доносился срывающийся на писк женский крик.

— Оля, — он попробовал перебить ее, но запнулся. Ключи от машины спутались брелоком с ключами от квартиры, и теперь, поддерживая плечом трубку, он пытался распутать их и не вывалить все содержимое кармана на мокрый после дождя асфальт. — Оля, послушай хоть минутку.

— Что ты можешь мне сказать? — она все еще задыхалась от крика, и ее тяжелое дыхание отражалось помехами в трубке. — После той гадкой статьи?

— Я хвалил твою прошлую книгу, потому что она была стоящая. Хлесткая, емкая, ты четко отразила в ней проблему, которая потрясла весь СССР после восемьдесят шестого года и взрыва на АЭС. — Арсен, наконец, достал ключи из кармана и нажал на кнопку, отключив сигнализацию. Было неудобно держать трубку плечом, но пока Оля слушала, нужно было говорить, потому что от ее криков он почти оглох. — Я помню, как ты рассказывала мне о Припяти и всех тех ужасах, что ты видела.

— При чем здесь это?

— При том, что ты далеко не глупа. Я не понимаю, как так вышло, что ты забросила документалистику и стала писать фантастические романы о вампирах? — он сел в машину и захлопнул дверцу, в салоне было почти жарко по сравнению с продувающим до костей ветром на улице.

— Моя книга вышла тиражом более ста тысяч экземпляров… — решила надавить количеством она, но когда его интересовала популярность того или иного товара на рынке?

— Менее бредовой она от этого не становится. Более низкосортного и бульварного чтива я еще не видел.

— Ты не уважаешь фантастику.

— Я уважаю литературу, и это не она. Ты хочешь сказать, что твой роман не жалкая имитация трилогии той американской мормонши… забыл ее фамилию? И ты далеко не первая, кто хочет отхватить кусочек массовой истерии новой моды…

Оля молчала ровно пару секунд, собираясь с мыслями, и ее голос был намного тверже, когда она заговорила:

— Каждый имеет право писать о том, что видит и чувствует. Хотя куда тебе понять, ты же не написал за всю жизнь ни строчки, кроме своего саркастичного поноса, среди кучки уродов, погрязших в безделье.

— Эта книга могла принести тебе деньги, дорогая, но не уважение, уж прости, — пропустив оскорбление мимо ушей, ответил он.

— Да пошел ты! — из динамика повеяло тишиной, и Арсен понял, что Оля бросила трубку.

Как часто он слышал нытье и нотации от авторов бездарных романов, раскритикованных в его обзорах? Но если бы это его хоть чуточку задевало, он уже давно забросил бы все и жил спокойной жизнью стареющего книгочея. А когда к тебе неумолимо приближается сороковой день рождения, уже стыдно чего-то опасаться или избегать.

Арсен трудился редактором и вел блог, в котором обозревал новинки книжного рынка. Вернее, его блог был таковым еще в далеком двухтысячном, теперь это сайт, полностью посвященный ему. С тех пор у него стало более десяти тысяч подписчиков за те десять лет, что он занимался обозрением. Некоторые из рецензий и обзоров, написанных им, печатали в журналах; положительные, естественно. Потому что если книга ему не нравилась, всю волну ехидства, иронии и саркастичного юмора могла выдержать только гладкая белая веб-страничка его уютного сайта.

Через руки Арсена прошло неимоверное количество книг: хороших и не очень, качественных и достойных места только в сортире, поэтому он не понаслышке знал цену каждому напечатанному слову и не стеснялся выразить свое мнение. Если не в свободном доступе, то где тогда говорить правду? Многие рецензии в журналах на новинки художественной литературы были заранее проплачены, и никому не было дела до того, хороша книга или нет. А вот его задевало до глубины души, что с тех пор, как он был безусым студентиком журфака, еще в советские времена, литературный вкус читателя трансформировался до неузнаваемости и стали процветать такие авторы, как Коэльо, а «Сто лет одиночества» начали считать про-инцестным отходом, не стоящим бумаги, на которой он напечатан.

А уж о российском рынке авторов и заикаться не стоило.

За много лет Арсен стал фанатом печатного дела. В его частном доме в пригороде была шикарная библиотека. Дубовые шкафы, сделанные под заказ, держали в своих тесных мореных объятьях больше трех тысяч книг. И не только романы классиков составляли его коллекцию, — он не брезговал скупать биографии, новые издания в шикарных тканевых переплетах, медицинские справочники, редкие словари, не заботясь о том, как дорого стоила хорошая книга.

И каждый раз, когда он хвалил чей-то роман, то ставил его к себе на полку. Немногое попадало туда, но за те книги, что он отбирал себе, ему абсолютно не было стыдно, ни за одну. Не было бы преувеличением сказать, что позитивное мнение, столь строгого и жесткого критика, хотели заслужить многие авторы. Потому что если в девяностые никого не интересовала реклама в интернете, то теперь людей, чье мнение что-то значило и могло повлиять на продажи, старались умаслить всеми силами.

Именно на таких как он, и людях, которые верили его слову, строился издательский рынок. На тех, кто покупал печатный экземпляр, чтобы насладиться ощущением новой белоснежной бумаги под пальцами и запахом типографской краски. Людей, обожествляющих книги.

Разговор с бывшей подругой оставил неприятный осадок: он думал, что она будет выше этого; в конце концов, его рецензия не содержала ни слова неправды. Он даже смягчился кое в чем, но, как известно, там, где начинаются деньги, кончается дружба. А ее роман был откровенно паршивым, многие достойные авторы за последнее время переметнулись на бульварщину или начали писать о любви, потому что интерес молодежи к печатному изданию на удивление возрос.

Мужчины не читали такое, но девочки, молоденькие дурочки, хотели читать о несусветной любви, даже не понимая самого значения этого слова.

Для него любовь, льющаяся со страниц низкопробных книжонок, отдавала ароматом чайных роз и ванили.

Арсен почему-то остро ощущал этот удушающий, фантомный аромат, когда видел затуманенные «любовью», детские еще по сути, глаза. Они, как прожекторы, сияли из-за стеллажей с любовно-фантастическими сагами о нечисти, вампирах и прочей несусветной бредятине в каждом книжном магазине, куда он забредал.

«Он любил ее, она его, и они были готовы на все друг для друга. Но у него была тайна, которую она приняла заочно и научила его любить…» — так выглядела каждая третья аннотация.

Арсен обходил подобные книги стороной, до последнего времени. Оля сама попросила его прочитать, позвонила и сказала, что нужна рецензия на книгу. Теперь она ненавидит его, чего и следовало ожидать.

Притормозив у зазеркаленного здания фитнесс-клуба, он быстро нашел место на парковке и проследовал вовнутрь. С его работой, просиживая сутками у компьютера, нужно было постоянно иметь место вне дома, где он мог бы усиленно загонять себя до седьмого пота. А еще спортзал часто разгонял скуку в его личной жизни.

Арсен никогда не считал, что нуждается в постоянном партнере, но друзья-сводники часто подсовывали ему парней под разными предлогами, словно он был несмышленым ребенком, а не взрослым мужчиной. Впрочем, ни один из предложенных ему партнеров не смог выдержать его злой язык и циничный сарказм дольше необходимого. И это говорило лишь о том, что даже самые близкие друзья плохо его знали.

— Доброе утро, Арсений Витальевич! — сказал Юрий, ресепшионист. Молоденький мальчик и очень приветливый.

— Доброе, Юра.

Он остановился у стойки и положил локти на столешницу.

— Костик здесь?

Юра отрицательно покачал головой и нервно отвел глаза. Арсен понял, что Юра соврал, но кивнул и пошел дальше.

— Пришли мне кого-нибудь для тренировки.

Костик в течение трех месяцев высчитывал каждый его приход в клуб, что было не слишком сложно, ведь он наведывался строго по средам и пятницам. И чуть из трусов не выпрыгивал, чтобы залезть к нему в постель. Какое-то время парня устраивало то, что Арсен держит его при себе только ради секса, но теперь он начал демонстрировать характер. Был бы молоденький тренер девушкой, Арсен сразу понял бы, что от него хотят брака или денег. Но чего от него мог хотеть этот юнец, было выше его понимания.

Ему эти выбрыки казались только раздражающими и совершенно не подталкивали узнать, на что обиделся молодой любовник. Он был не из тех людей, которые выпрашивают оценки собственному поведению. И уж тем более не стучатся в закрытые двери.

В тренажерке, облепленной зеркалами, он исподволь посматривал на себя. И был удовлетворен тем, что видел. Не красавец, но все еще в форме. Ему не нужны такие, как Костик, чтобы ощущать себя молодым. Слишком долго он зализывал раны после того единственного раза, когда доверился другому человеку, как себе.

Арсен знал, что такое настоящая любовь, и она никогда не была для него чем-то простым и приносящим райские восторги. Она не была столь идеальной, как описывала Оля в своем последнем романе, и уж точно не вернулась бы в его размеренную жизнь опять.

Когда на обратной дороге из клуба Костик позвонил ему, он пару минут смотрел на дисплей мобильного, а потом просто сбросил. Надо уметь признать: иногда даже самые умные люди не созданы для того, чтобы быть полностью счастливыми.

***

— Стрижень!!! Стой, да стой же! — похожий на раскаты грома голос догнал Арсена даже в коридоре. Сашка подбежал и на мгновение цепко всмотрелся в его удивленное лицо своими добродушными голубыми глазами. — Стриженов, это все-таки ты!

Еще в армии Сашка Северинов не отличался особым тактом, но теперь, почти двадцать лет спустя, внешне стал похож на заморского джентльмена, вот только зычный приветливый голос никуда не делся, да и морщинок в уголках глаз прибыло.

— Сто лет тебя не видел! И вот ведь, — он снова разулыбался, и Арсен тоже ощутил радость от встречи. Всего на полчаса забежал в издательство за материалом и хотел уже отправляться домой.

— А ты как тут? Я думал, уже выстроил себе сказочный дворец на Забайкалье.

Сашка натянуто улыбнулся и пожал плечами.

— Годы побросали меня по всем углам.

Ответ был расплывчатым, но честным. Сашка неловко мялся. Они были близкими друзьями раньше, но давно утратили связь между собой. Он после армии пошел в институт, а Сашка, который жил далеко от столицы, вернулся к родным. Давно это было, следовало бы обмыть встречу. Но мешала внутренняя скованность, которую он постарался пересилить.

— Может, по маленькой? — спросил Арсен, хотя и намеревался этим вечером поработать. — Посмотришь, как я устроился?

Он рассмеялся, словно ему было не совсем удобно, но не отказал.

— А то! Да ты совсем не изменился, даже холенее стал, как я смотрю.

— Стараюсь.

Арсен любил красивую одежду. После того, как он заработал себе имя и сменил издательство, зарплата возросла, но и «за так» деньги с неба не падали. Если он брался за дело, то даже из самой жалкой книжонки мог сделать королеву, не кастрируя текст, за это авторы и любили его. Тем более, что на работе никто не знал о его интернет-хобби. Иначе юные дарования начали бы нервно суетиться, попав к нему на обработку.

Но чаще все-таки приходилось шерстить официальные переводы издательских умельцев, которые часто отдавали на редакцию книги, от которых за версту несло халтурой.

В этот момент про работу хотелось думать меньше всего.

— А ты-то что тут забыл? — спросил Арсен на ходу, когда они оба двинулись к двери.

— Предлагал рукопись.

— Пишешь? — удивился он.

— Нет, жена.

Сашка отчего-то стушевался и отвел глаза.

— И что пишет?

— Да, не важно. Все равно даже просмотреть отказались. Она уже отчаялась напечатать свои труды где-то, кроме публичных сайтов.

Арсен открыл машину и бросил портфель на заднее сиденье.

— А что за тема?

— Чечня, — неохотно ответил Сашка, Арсен присвистнул.

— Ты прав, не возьмут.

Машина плавно отъехала, и Арсен включил обогреватель, потому что на улице с недавнего времени стало еще холоднее. Он был немного удивлен необычной темой будущей книги, но решил расспросить, когда они доберутся к нему.

Скандальные темы были его тайной страстью, он сам был бы не прочь написать что-то такое, но времени не было даже на то, чтобы съездить на свадьбу к двоюродному брату в Киев, не то, что сидеть и писать.

— А ты? Издаешься?

Неприятный вопрос, но он уже научился на него отвечать.

— Нет, я и не думал.

— А в армии ты мечтал.

— Когда это было? Кажется, что в другой жизни.

Сашка опять засмеялся, приняв новую тему разговора.

— Так ведь и правда! Старый мир и старая жизнь рухнули, — сказал он, намекая на распад союза. Кожаное сиденье его Хонды заскрипело под тяжелым телом Сашки, когда он всем корпусом повернулся к нему.

— А я ведь теперь живу в Подмосковье, — поведал друг. — Жене от тетки достался дом.

— А дети?

— Двое. Мальчик и девочка.

— Идеально.

Сашка хмыкнул:

— Когда же семейная жизнь идиллией-то была?

— А жена как? Любишь?

— Жену люблю, больше жизни, — горячо сказал Сашка, и Арсен ощутил легкое раздражение: влюбленные люди будили в нем тревогу.

Они вырулили на проспект и поехали, уже набирая скорость, а не выжидая за каждой машиной крошечные рывки вперед по узким улочкам, где весьма проблематично объехать кого-то.

— А где ты живешь?

— За Южным Бутово.

— Хорошо устроился, — похвалил Сашка совершенно искренне. Арсен свернул на проспект и выехал на Горчакова.

Друг с интересом осматривал мелькающие за окном дома, когда они добрались до спального района с квартирами и ухоженными двориками.

— Настоящее семейное жилье, даже детские площадки есть. Ты женат?

— Нет, — спокойно ответил он. Сашка хоть и стал давно семьянином, радости холостяцкого быта еще помнил, и Арсену они, как никогда, скорее казались плюсами, а не минусами.

Поднявшись в его двухкомнатную квартирку, он дал Сашке осмотреться, а сам пошел накрывать на стол.

В холодильнике была только колбаса и маринованные грибы, но выпивка у него всегда была в полном объеме.

Сашка вернулся к нему на кухню и одобрительно похвалил:

— Замечательная квартира! Я даже из окна выглянул, — похвастался он.

— И что там?

— Дождь, а я тут в тепле.

Они уселись лицом к лицу и выпили. Арсен со скрытым удовольствием подумал, что давненько он запросто не сидел с кем-то, не выпивал без досужих разговоров или тем более неловкости перед сексом с незнакомцем.

С Сашкой можно было не ждать подвоха или неприятного разговора, которые любила заводить его сестра Руслана. Он всегда начинал ерничать на ее нотации и зачастую доводил немолодую уже женщину до слез. Арсен знал, что поступает по-мальчишески, в его-то возрасте следовало бы уже научиться молчать, но характер брал свое.

Еще у него была пара друзей, коллег по цеху, не совсем близких, но они были вхожи в дом и пользовались доверием. С писателями предпочитал дружбы не водить, красноречивым подтверждением этого правила была Оля.

Он тут же вспомнил об интригующем романе Сашкиной жены и попросил взглянуть на рукопись. Сашка не хотел, отговариваясь тем, что они не для того собрались, но Арсен настоял.

Рабочее название книги было «Зураба», о сорокалетней чеченке, которая влюбилась в русского солдата, а потом погибла от рук боевиков. Арсен только пробежался взглядом по страницам, но не вчитывался, и попросил рукопись себе. Уже крепенько поддатый Сашка с шальными глазками, в тот момент был готов ему почку подарить, не то что стопку макулатуры.

Когда они распечатали вторую бутылку, разговор отошел от литературы. Вспомнились армейские годы и муштра строгих сержантов. Пес Муха, который забредал к ним в каптерку, когда они дембельнулись и, конечно же, походы в город.

— А помнишь? Помнишь ту девку, Галка, кажется. Сохла по тебе, свитер еще связала, все хотела передать через караульных, а ты его распустил и вернул. Помнишь? Козел ты был, Сенька, баб совсем не жалел, — Сенькой Арсена звали только Сашка и мать, но ее давно уже не стало.

Руська его звала полным именем, демонстрируя всю важность старшей сестры.

А Галку он помнил, как же. Глупая девка была, но влюбилась в него сильно. Думала все, что женится он на ней. Тогда же его совсем другие мысли занимали.

Даже Сашка об этом не знал, но именно в армии у него появился первый любовник. А походы в город и веселье с местными лишь разбавляли суровые армейские будни.

Он всегда был интеллигентом, но от участи терпилы его спасал железный характер, и слово Арсена, зачастую, весило намного больше, чем сила, которая была у других. Даже Сашка говорил, что у него тяжелый взгляд, а уж об его остром языке ходили легенды.

Молодое поколение, чьи книги он критиковал, не понимало простой истины: идти против системы не всегда себе на пользу.

В девяностые никто не уважал образование в России, всех манила слава неуловимых бандитов и рэкетиров, и где теперь эти люди? Мотают срок или спились. Армия — необходимая школа, в которой далеко не сладко. Но мужчина должен стать мужчиной. Стерпеть, прогнуться или настоять на своем. Да, их били, мучили и учили жизни, иногда горько и несправедливо. Да, помотали. Но было же что вспомнить и о чем тосковать…

Потом разговор как-то плавно опять переместился к Сашкиной семье и тут Арсен заслушался. Жену его звали Милена, по образованию фельдшер. В девяносто пятом она два года проработала в Грозном медсестрой, сама вызвалась. Мать у нее была чеченка, умерла еще до первой вспышки военных действий в Чечне, а вот отец русский, он вывез Милену в Ставрополь, где она и выросла. Она была уже довольно взрослой на тот момент и, скорее всего, многое видела. Жизнь чеченских сел, нищету и многое другое, что составляло быт обычных жителей.

С Сашкой они поженились только в двухтысячном, старшенькой их было всего восемь. Арсен понял, что этот роман, «Зураба», значил очень много именно для нее. Сашка не говорил этого напрямую, но видно было, что он хочет помочь жене. И ему тоже этого внезапно захотелось. Возможно, из-за ностальгии по прошлому, а может потому, что еще осталось что-то сентиментальное в нем самом.

Уже выпроваживая друга домой на такси, Арсен не забыл обменяться номерами и пообещал Сашке помощь. А еще ему очень хотелось познакомиться с его женой. Стоя у подъезда и потихоньку трезвея от свежего вечернего воздуха, он внезапно ощутил себя за долгое время живым и заинтересованным.

***

Проснулся Арсен от звонка. Голова побаливала, но не так уж сильно, как могла бы. Настойчивая трель лилась не из телефона, о чем он пожалел очень скоро, а из домофона, который забыл выключить вечером.

Накануне, вперевшись в квартиру, после того как отправил Сашку, он заснул прямо у телевизора, спустив штаны до колен. Дальше сил не хватило - усталость накрыла, как плитой.

Вчерашняя тренировка отдавала приятной ноющей болью во всем теле, а вот вечерняя попойка осела неприятным привкусом во рту.

И ведь не мальчик уже, должен был рассчитать или хотя бы до кровати доползти. Домофон пиликал, не переставая, а это могло значить только одно: Руська приехала.

Арсен с трудом пригладил свои, чуть длиннее мочек ушей, волосы и, стянув до конца штаны, пошел впускать неугомонную сестрицу.

Руслана была старше всего на пять лет, но казалось, что на все пятьдесят. И как бы Арсен не отбрыкивался от нее, она упорно выливала весь свой нереализованный материнский инстинкт на младшего брата. Чего он только не делал за те годы, что они сосуществовали вместе, даже откровенно издевался и прогонял ее. Но она обладала непробиваемой броней и совершенным отсутствием умения обижаться. Внешне они были совершенно непохожи и отцы у них были разные, но для Русланы это не имело никакого значения.

Арсен смирился и сдался, а может, просто вырос из представления о себе, что должен быть обязательно одинок для полноценной и спокойной жизни.

Он жил один. Но одиночество ему даже не снилось.

Пока сестра поднималась, он открыл замок и пошел в ванную почистить зубы. Руся натащила еды как на месяц: сумка и два тяжеленных пакета, и все это пешком. Арсен не любил, когда у него был полный холодильник, в нем постоянно что-то пропадало, потому что иногда он по несколько дней мог не есть дома. Но кто же его спрашивал?

— Господи, какой ты помятый! Даже некому тебе рубашку погладить, — с укором сказала она, когда Арсен показался из ванной.

Он закатил глаза. Рубашка то со вчерашнего дня помялась, спать в ней не надо было, а вот погладить он и сам горазд — руки откуда надо выросли.

— Это все твои «друзья», — продолжила она.

Руслана демократично называла всех мужчин, которых видела у него в доме, исключительно «друзьями», но ее глаза при этом неодобрительно мерцали, как два натертых до блеска оникса. Кто бы знал, что женщина с такими черными и страстными глазами по жизни скучна и смиренна, но когда она видела своего брата, то просто лишала его разума.

— Ни постирать, ни приготовить, ни уют навести, только и могут, что… — в этом месте она покраснела и замолкла.

Слова «секс», «задница» и «член» делали Руслану на удивление молчаливой и смущенной в ее почти сорок два года. Как внешне они совершенно не были похожи с сестрой, так и внутренне, видимо.

Руслана гордо прошествовала на кухню и зашуршала пакетами.

— У тебя были гости?

Арсен промолчал, и она опять заглянула в дебри его холодильника, устроив очередную инвентаризацию. Теперь можно было хоть немного отвлечься и привести себя в порядок. Он уже привык делать вид, что ее нет в квартире, иначе сошел бы с ума. После душа тут же улизнул в единственную и вторую по счету непроходную комнату и закрылся. Руслана знала, что трогать его за работой категорически нельзя.

Есть не хотелось, потому что желудок немного вредничал после вчерашнего, поэтому он тут же ушел в новый материал, который ему дали в издательстве.

Его кабинет был неприкосновенной территорией. Окна в комнату располагались с солнечной стороны, и утром яркий свет заливал декорированную в древесные тона комнату. На широком столе ничего не находилось, кроме его лэптопа. Арсен считал, что всякие безделицы рассеивают внимание, поэтому в работе приветствовал аскетичную обстановку.

Он никому не разрешал входить в эту комнату, даже гостям, и всегда полностью сосредотачивался на тексте в моменты работы. Иногда, рассматривая выбор издательства на печать, ему хотелось хорошенько побиться головой о стену, но в этот раз книги были вполне на уровне. Не шедевры, но и не верх тупизма и топорной мути, которую ему доводилось разбирать.

Больше всего ненавидел детективы, которые пользовались спросом у читателей. Он, заглянув в аннотацию, уже с третьей страницы мог угадать, в чем загвоздка сюжета. Руслана жутко злилась, когда он рассказывал концовку, застав ее с такой книгой.

Зарубежные авторы не придерживались классического течения сюжета, как и русские, словно соревнуясь друг с другом в том, насколько концовка будет шокирующей. Но больше всего его умиляли сравнения, которые приводили в своих книгах американцы.

Цивилизация деградировала — это можно было сразу понять по любому творению популярного западного автора, возомнившего себя новым вещателем истины. Они не чурались строить свои метафоры, ввинчивая читателя в тонны дерьма или неприятной реальности, считая это экспрессией. Но Арсен всегда думал, что дерьмо — оно и в Африке дерьмо, и очень жалел, что не может повлиять на зарвавшихся писак, объевшихся ЛСД и провозглашающих новый виток литературного роста.

К четырем он разобрался с незаконченным материалом и подготовил его к сдаче, перед тем как приступать к новым текстам. Теперь можно было и размяться, но необходимость выслушивать разговоры сестры угнетала.

Выглянув в зал, он никого не застал. В туалете горел свет, но там тоже никого не было. Руслана не могла уйти, не попрощавшись, значит, затаилась на кухне.

Арсен тяжело вздохнул. Он любил свою сестру, но иногда хотел бы жить за тридевять земель от нее. До тридцати ему еще хоть как-то удавалось оправдывать себя тем, что одиночество нужно ему для работы, но в тридцать семь нужно было смириться — он убежденный холостяк и социопат, каких поискать.

— Что на обед? — спросил он, заглянув в кухню. А там Руслана, зареванная и грустная — диковинная картина. — Руся? Что с тобой?

Арсен ощутил себя, словно маленький мальчик, впервые увидевший женские слезы. Руська, конечно же, нередко плакала, такая у нее была душа, кто-то бы сказал — русская, сочувствующая. Но сейчас ее грусть и слезы были светлыми и такими трогательными.

Тушь потекла и сделала ее лицо беззащитным, обнажив замаскированные морщинки в уголках глаз.

— Это прекрасная книга… — сказала она, указав рукой на рукопись на столе.

Он и забыл уже о книге Сашки. Руслана встала и положила ему поесть, даже не утерев лицо, потому что ее будоражили эмоции от прочитанного. Она сияла, словно история вдохнула в нее жизнь. Арсен был удивлен, потому что сестра читала только легкие романы.

Поставив перед ним тарелку с горячей картошкой и гуляшом, она взахлеб рассказывала о содержании и моментах, поразивших ее. Так, словно посмотрела фильм, и картины, которые она описывала, стояли перед глазами.

— Ты прочитала все?

— Нет, только треть. Можно, я ее домой возьму?

Арсен кивнул и задумался.

— Эту книгу не захотели печатать, — сказал он.

— Вот и зря, — возразила Руся, став серьезной и такой, как всегда. — Я бы заплатила за возможность такое читать.

— Все дело в том, что она о женщинах?

— Дурак ты, эта книга о любви.

Было странно слышать такое о романе, в котором затрагивались вопросы войны и ужасной жизни женщин в мусульманском мире.

Он отчего-то вспомнил маленький городишко, рядом с которым стояла военная база, где они Сашкой провели два месяца перед отправкой домой.

Мимо поста караульных постоянно ходила одна баба, молочница Лиза. Красивая, но уже потасканная к своим тридцати. Она предлагала трах за деньги, и старшие часто пользовали ее, а потом Арсен узнал, что у нее четверо детей и муж погиб на лесопильне. Все говорили, что она шлюха, а у него горло сдавливало, когда он видел ее пустые глаза. Даже дал ей денег однажды, но она «за так» не взяла, а спать с ней он не смог бы. Вот такая недопомощь получилась.

Руслана аккуратно собрала со стола листки и положила в сумку, чтобы не забыть.

— Тебе, кстати, парень звонил, но я сказала, что ты работаешь.

— Сашка? — отчего-то обрадовался Арсен.

— Нет, Костя, кажется.

Он ничего не ответил и принялся за еду. Стоило позвонить Сашке и попросить электронный вариант книги. Но после нескольких часов сидения за компьютером резало глаза. Зрение начало садиться, и он сам не понимал, почему терпит и не идет делать очки. Глупый предрассудок, но он всегда считал, что не оденет их раньше сорока.

— Как там отец? — это был отец Руси, но Арсен привык говорить о нем, как об «их» отце.

Классическая история в их случае вышла наоборот. Мать родила Руслану и развелась, а затем встретила Стриженова и снова развелась из-за первого мужа, к которому пришла уже с сыном от другого мужчины. На удивление, отчим любил его как своего и ничем не ущемлял. Так что тяжелое детство было только у Руси с двумя угрюмыми представителями мужского рода и без постоянной поддержки матери.

Сестра тяжело вздохнула.

— Ты мог бы быть его сыном, характеры у вас обоих мне в наказание.

Арсен улыбнулся.

— Смирных бы ты не любила, — поддел он, и она погладила его по руке.

Руслана увидела постепенно сгущающиеся тучи на небе и взглянула на наручные часы.

— Засиделась я у тебя.

— Надо же, даже не пришлось намекать, — пошутил Арсен и получил шлепок.

— Ты бы пропал без меня, я знаю.

Он в жизни не признался бы, что так оно и есть. Сборы заняли у нее немного времени, потому как от поклажи она избавилась. Деньги за продукты он умудрился всунуть в ее сумку еще утром, Руся бы не взяла, предложи он ей так.

Рассматривая сестру, Арсен думал о том, почему ни его, ни ее жизни не смогли включить в себя еще кого-то. Руслана развелась, а он никогда не умел выбирать себе мужчин. Так сложилось, и ему казалось, что уже поздно что-то менять.

***

Сашка наотрез отказался что-то слать по электронной почте и настоятельно зазвал в гости. Соблазнял долмнаш* и зеленым борщом. Арсен только улыбался, выслушивая красочные описания готовки от друга. Тот всегда был горазд поесть, и не нужно было спрашивать, чем завлечь такого мужика, как он. Ответ один — едой.

Еще в казармах, перед отбоем, Шурик любил часами перечислять свои любимые блюда, которые ему приготовит сибирячка-мать по возвращении, пока все не начинали в него кидать подушками, обильно окропленными голодной слюной.

Тогда наваристые щи казались непозволительной роскошью рядом с кашей и жилистой тушенкой. Теперь Сашка хвалился хозяйственной женой и ее блюдами. Старый знакомый разбудил в нем волну уже давно не всплывавших воспоминаний.

У Арсена не было планов на вечер, кроме, возможно, теперь уже несостоявшейся встречи с Костиком. Хотя у того хватило бы наглости приехать даже после того, как он игнорировал его звонки.

Немного помявшись, он согласился. Жили они всего в часе езды на машине от него, поэтому было даже кстати проветриться. Городской стиль был позабыт, и Арсен с удовольствием нырнул в старую кожанку и потертые джинсы — одежду, по которой уже давно не скучал до сегодняшнего дня.

Домик, который Милене оставила русская тетка, был небольшим, но аккуратным. Кто-то разбил перед окнами маленький садик, а витой забор только украшал уже увядающий кусочек природной красоты.

Встречать его выбежала собака и чернявый карапуз лет пяти.

— Ваня! Ваня! — позвала брата маленькая девочка, когда он подошел к калитке. — Здрасте! — сказала юная прелестница, увидев незнакомца на красивой машине.

Во дворе он заметил старый жигуленок, Сашкин, скорее всего.

Из дома вышел и отец семейства.

— Уберите Барбоса! — громогласно сказал он, и Арсен уставился на миролюбивую собачку, почесывающую ушко и даже ни разу не гавкнувшую. Сашка, проследив за его взглядом, заржал. — Чего не заходишь? Боишься?

Арсен открыл калитку и пожал руку друга.

— Это мои, — сказал он, кивнув на детей. — Алла и Ваня.

Девочка очень походила на русоволосого отца, а вот мальчик, скорее всего, на мать.

— Ребята, это — дядя Сеня.

Он поморщился, но не «тыкать» же мальцам ему, в конце концов.

В доме у Севериновых был в разгаре ремонт, поэтому с порога Сашка провел ему технику безопасности. По дороге из комнаты в комнату, осматривая дом, он рассказал ему, что устроился на работу в Москве, в охранное агентство. А жена подрабатывает в окружной больнице операционной медсестрой.

С Миленой Арсен столкнулся на кухне, куда Шурик тоже его притащил. Маленькая, не выше метра шестидесяти, миловидная женщина около тридцати. Она была по-восточному красива, но на левой руке он заметил грубые светло-бордовые шрамы, приглаженные и словно отшлифованные, но все равно заметные.

Сашка подскочил к ней и приобнял за талию.

— Лена, знакомься, это Стрижень. Именно он виноват в том, что я вчера так сильно набрался.

Арсен даже немного покраснел, но женщина тепло улыбнулась.

— Он не говорил, что набрался с вами. Он вообще мало говорил… — заметила она, и Сашка расплылся в широкой улыбке. Стало понятно, что семейная пара, скорее всего, знатно повеселилась вчера ночью. Интимность их жестов говорила о многом.

— Арсен хотел попросить у тебя копию романа. Распечатка ему не сгодилась.

Милена смущенно отвела взгляд.

— Вы читали книгу?

— Еще нет, — с сожалением признал он. — Но моя сестра от нее просто в восторге.

Она вытерла руки и кивнула мужу.

— Заведи детей, я пока скину копию.

Милена отвела его к компьютеру и села. Арсен дал ей свою флешку. На рабочем столе компьютера красовалась вся счастливая семья вместе.

— Сашка сказал, что вы понимаете в печатном деле, — сказала она.

— Книги — огромная часть моей жизни.

— Я никогда не думала издавать этот роман. Но Сашка сказал, что он стоит того чтобы быть прочитанным.

— Он говорил, вы сами были в Чечне?

Он видел ее лицо, отражающееся в мониторе, даже когда она не оборачивалась к нему.

— Моя мать родилась в Ичкерии.

— Она умерла там?

— Нет, ее убили в Грозном.

Файл благополучно прибыл на носитель, и колонки пиликнули, когда нужно было достать флешку.

— Расскажите мне о романе, Милена.

Она обернулась.

— Прочитайте, и я расскажу.

Мимо пронеслась Алла, а за ней Ваня с криками, и отвлекли их.

— Пора есть, пойдемте, Арсен.

Стол накрыли на застекленной веранде, детей отправили спать, потому что на часах высветилось почти девять. Было не холодно, а в окне виден лес и водонапорная вышка. Аппетит напрочь отсутствовал, но обидеть хозяев не хотелось. Еда и впрямь была восхитительна. Долмнаш оказались вариацией обычных голубцов, а зеленый борщ вышел вкусным и сытным.

Арсен долго, с умным видом, жевал крапиву — впервые в своей жизни.

— Нохчалла **, — сказал Шурик, когда впихнул в себя по две порции всего. — Тебе понравилось? — спросил он у друга.

— Что такое «нохчалла»?

Милена улыбнулась, и ее лицо из миловидного превратилось в изумительно красивое.

— Нохчалла — это наш дом, наша еда, наше тепло и наша радость от знакомства с вами, Арсен, — ответила она.

Сашка открыл бутылку вина и разлил по бокалам. Арсен отказался пить, сославшись на дорогу. Но посидел, пока они пили.

Сначала говорили о детях, но потом разговор все же скатился к его работе.

— Я могу поговорить с редактором, если книга мне понравится. Думаю, мне не откажут.

Милена немного нервничала, но говорила спокойно.

— Из-за того, что все представляют чеченцев как дикарей и террористов, мне лично сказали, что подобная литература не будет востребована.

— Я знаю, что сейчас популярно. Сталкиваюсь с этим постоянно.

— А что вы любите?

— Правду.

Шурик не понял и переспросил:

— Это как?

— Я часто сталкиваюсь с работами молодых авторов. Я сам когда-то был двадцатилетним, и помню, как хотел сразить всех силой своей мысли. Но что тогда я знал о жизни? С какой базой мог давать оценки? Я даже рад, что книга, которую я тогда написал, не увидела свет.

Милена придвинулась к мужу и облокотилась на него.

— Вы пишете?

Арсен пожал плечами.

— Нет. Я ничего не издавал.

— Вы самокритичны.

— Критики должны быть придирчивы во всем.

— Вы — критик? — удивилась она.

— Да.

Только Сашка не удивился.

— Арсен рожден промывать всем мозг.

— Вас никогда не упрекали в том, что не написав ничего, нельзя дать критичную оценку работе?

— Каждый божий день, но мне на это наплевать.

— Я бы хотела увидеть вашу критику.

— Увлекаетесь публицистикой?

Милена засмеялась.

— Скорее, мне интересен ваш взгляд на литературу в целом.

— Если вашей книгой вы не солгали, то вам нечего боятся меня, — спокойно сказал Арсен.

Словно маленькая тучка набежала на лицо женщины.

— Нет, я не лгала.

Сашка кашлянул, а затем душераздирающе зевнул. Арсен взглянул на часы и стал собираться. Милена насильно завернула ему свои голубцы домой. И как бы он не отговаривался, она не верила, что у него полный холодильник еды.

Ох, уж эти женщины!

Даже приехав домой и посматривая на судок с едой на столе, он улыбался. А потом, поддавшись эмоциям, съел все до крошки. За окном медленно затухали огоньки в окнах квартир напротив, а он впервые за десять лет ел на ночь и собирался спать, а не печатать до утра. Парадокс.

* Долмнаш — чеченский вариант голубцов.

** Нохчалла — чеченский характер. Это слово не поддается переводу. Но его можно и необходимо объяснить. «Нохчо» значит — чеченец. Понятие «нохчалла» — это все особенности чеченского характера в одном слове. Сюда включен весь спектр моральных, нравственных и этических норм жизни чеченца. Можно также сказать, что это — чеченский «кодекс чести».