Глава 4

Меня встретили радостно. К порогу подлетел Никанор, принял из рук лук да колчан со стрелами; топоры и ножи достались Назару. Братья мигом развесили всё по местам, пока я медленно снимал с себя перевязь и кожаный доспех. Куртку пришлось снять тоже – медведь порвал рукав, забрызгал мех кровью.

- Сибранд! – ахнула Тьяра, не выпуская из рук маленького Олана. – Ты ранен?!

Я покачал головой, стягивая с себя рубашку. На совет идти, источая запах охоты – дикую смесь пота, крови, зверья и стали – мне не хотелось. Тьяра стыдливо отвела глаза, пока я ополаскивал руки и лицо в серебряной миске у входа, смывая с себя прошедший день.

- Там вода ещё не остыла, - подсказал Никанор. – Мы уже помылись. Тьяра даже Олана искупала.

Я на миг привлёк к себе первенца, потрепал светлые волосы.

- Я переоденусь и пойду на совет. Опоздал уже.

Илиан оторвался от книги и перевернулся с живота набок, по-прежнему не вставая со шкуры. Очаг всё ещё грел комнату раскалёнными угольями, но сыновья уже зажгли лучину, которую средний утащил поближе к себе, чтобы разбирать непослушные мелкие буквы.

- Всё в порядке? – тихо спросила Тьяра, когда я прошёл мимо неё к лестнице, ведущей в спальню. – Ты чем-то обеспокоен…

- Гости в деревне, - помедлив, отозвался я: всё равно узнает. – Идти нужно.

Тьяра молча следила за мной глазами. Даже когда я распахнул сундук у супружеской кровати, доставая чистую рубаху, чувствовал на себе её взгляд. Стараясь не оборачиваться, накинул на голое тело, достал меховую безрукавку: до таверны недалеко, замёрзнуть не успею. Пригладил волосы, провёл рукой по отросшей бороде. Подумав, достал из ящика кольцо прежнего старосты, надел на палец. Возможно, единственная драгоценность в нашей деревне: сапфировый перстень. Какой-никакой символ власти. Подумав, снял со стены любимый двуручник – трофей, доставшийся мне ещё в первые годы службы в легионе. Кем бы ни были заезжие маги, добра я от них не ждал. Да и Фрол частенько твердил, чтобы я на советы наряжался попредставительней…

- Ступай домой, Тиара, - обратился я к соседке, спустившись с лестницы. – Поздно уже. Устала небось…

- А кто тебе дверь отопрёт? – тихо возразила она. – Дети уснут вскоре, а совет теперь уж точно затянется. Не переживай, Белый Орёл: дождусь. Не в тягость мне…

И снова царапнула сердце безропотная доброта. Как мог я отказать? И впрямь нужна дому хозяйка. Вот только… только…

Не в силах больше выносить её пронзительный, бесконечно преданный взгляд, поспешил прочь. Погладил по голове Олана – сын безучастно глянул сквозь меня – поправил лучину Илиану, велев не читать допоздна, и привлёк к себе старших сыновей.

- Проследите тут за всем, - попросил негромко. – И ложитесь пораньше. Я приду ночью…

Не глядя на Тьяру, вышел в темноту. Зверь скулил в своей будке: сегодня свежего мяса ему не перепало. Я отправил тушки зайцев в сарай, решив ими заняться сразу, как только приду с совета. Понадеялся, что не пропадут шкурки до тех пор: жалко будет. Не вовремя этот совет, да и маги тоже некстати…

Запрыгнув в седло Ветра, почувствовал себя одновременно свободнее и тревожней. С уходом Орлы я принял на себя волнения и матери, и отца; душа рвалась на части. Как выполнить семейные обязанности за двоих? Быть может, правы добрые люди, и стоило мне наступить на горло собственным желаниям, жениться на честной женщине, окутавшей моих детей материнским теплом? Ты уже жил для себя, Белый Орёл, ты черпал недолгое счастье полными ладонями – время подумать о детях. И выбрать не жену для себя, но мать для них…

Морозная безветренная ночь окутала Ло-Хельм, звёзды ярко сияли над головой. У некоторых домов да частоколов зажгли факелы – редкое явление нашими вьюжными вечерами. Чаще меняли фитили в плотно закупоренных уличных фонарях…

У таверны не встречал на этот раз никто: все ушли греться внутрь, даже Фрол не дождался. Спрыгнув, привязал Ветра к стойлу, взбежал по деревянной лестнице на крыльцо. Отпирая тяжёлую дубовую дверь – в лицо пахнуло теплом, запахом жареного мяса с луком да винными парами – услышал резкий, неприязненный женский голос:

- И долго ждать старосту вашего? Завтра утром мы должны выдвинуться в сторону Кристара!

Ответом заносчивой поклоннице Тёмного было дружное молчание. Поэтому и на скрип двери повернулись все, кто находился в таверне.

Я шагнул из морозной ночи в нагретый раскалённым очагом дом, мельком отмечая присутствующих на собрании. Пришёл даже пасечник, хотя его звали редко, и убогим престолом возвышался по центру самый высокий у Хаттона стул, на который накинули несколько самых лучших шкур. Мысленно я усмехнулся: Фрола работа, не иначе, – перед заезжими магами выделывается. Всё же я прошёл к своему пьедесталу под перекрестными взглядами собравшихся мужей деревни, мимо стоявших – никто скамьи не предложил – магов прямиком к мягкому креслу. Взглянул на Хаттона, задавая немой вопрос.

- Ужин им приготовил, да только не едят ничего, - развёл руками харчевник. – Девку-то, альдку, в гостевой комнате уложил, бедро её всё как есть порвано. Жить будет, но кровищи потеряла прилично, отлежаться бы ей денёк-другой…

- Зачем магов в деревню притащил, Белый Орёл? – не выдержав, брякнул самый богатый человек в деревне – наш лавочник. – Зачем из лесу вывел? Порвало б их зверьё к Тёмному, и…

- Это ты староста? – обрела наконец дар речи женщина. – Что же нам не представился?

«Вы не спрашивали», - подумал отстранённо, разглядывая старшую среди магов. Женщина оказалась непривлекательной – короткие, чуть ниже ушей, блеклые волосы, заострённый с горбинкой нос, среднего телосложения – ни приятных глазу женских округлостей, ни утончённых, как у Тьяры, хрупких форм. Плащ бруттка скинула, оставшись в длинной мантии гильдии магов. Капюшон колдунья сбросила тоже, чтобы ничто не мешало разглядывать окружавших её поселян со смесью брезгливости и высокомерия. Ведьма, как есть ведьма. И глаза, умные, тёмные, как два уголька в печи, то вспыхивали, то гасли, по мере того как она бросала колючие, искромётные взгляды по сторонам.

- Кто такие, зачем пришли, - равнодушно произнёс я, потянувшись за деревянным кубком. Хаттон убрал поднос, тотчас метнувшись обратно в кухню. Мой взгляд харчевник истолковал верно: после завтрака во рту не было ни крошки, и я не отказался бы от восхитительных лепёшек, которые только он один и пёк.

- Вижу, ты не очень-то приветлив, охотник, - не сказала – выплюнула колдунья. – Да только и нам некогда расшаркиваться. Я Деметра Иннара из гильдии магов Стонгарда, в Ло-Хельме по поручению Сильнейшего! Вот бумага из гильдии с печатью ваших стонгардских властей – прочти, если умеешь! Велено оказывать всякое содействие нам как предъявителям письма, а в случае отказа разбираться с тобой будет ваш же легион! Если мы не убедим раньше…

По таверне пронёсся дружный вздох: собрание негодовало. Раздавались отдельные, пока ещё приглушённые, фразы про проклятых колдунов, наглых бруттов, альдских нелюдей и вражеских пособников, но я присоединяться к всеобщему бунту не спешил. Фрол передал мне свиток, который держала колдунья, и я внимательно взглянул на смутно знакомые письмена. Бумагу писали на бруттском – из уважения к стонгардцам, конечно же, да чтобы показать нам, неучам, наше деревенское место. Сбоку наискось алели альдские руны, и я нахмурился, пытаясь вспомнить то немногое, что выучил за годы службы.

Колдунья Деметра глядела на меня придирчиво, насмешливо; ещё бы – стонгардец, который возомнил себя бруттом! Видимо, в понимании магов поселяне падали ниц перед одним видом государственной печати. К сожалению, я не мог сказать, чтобы маги так уж сильно ошибались. Большинство деревенских грамоты и впрямь не разбирали. Что там – во всём Ло-Хельме я один, да ещё наш лавочник, поневоле возившийся с торговыми счетами, были учёными.

- Здесь не сказано о содействии, - разомкнул губы я, когда упавшая в таверне тишина стала невыносимой. – Здесь говорится о том, что вам… «для выполнения задания разрешено применять любые меры к местному населению, в том числе и требовать беспрекословного подчинения приказам», - медленно, отчеканивая каждое слово, перевёл написанное я. Без улыбки поднял глаза на колдунью, встречая её слегка удивлённый, растерявший всякую насмешку взгляд. – И коллеги ваши, альдская нелюдь, приписку сделали о том, чтобы помнили вы о секретности задания.

Небрежно протянув бумагу, вытянул ноги, отставляя кубок в сторону и переплетая пальцы сложенных на животе рук. Наши взгляды – хмурый колдуньи и отстранённый мой – переплелись на долгое мгновение.

- То есть обязанным себя помочь ты не считаешь, староста.

- Обо мне в твоей бумажке ничего не сказано, - холодно усмехнулся я. – А ты… можешь применить свои… «любые меры». И требовать… подчинения… попробуй.

На одобрительный гул я внимания не обратил: увлёкся противостоянием, жадно вглядывался в тёмные глаза, отыскивая тот самый колдовской блеск, который раньше подавлял в зародыше. И посеребрённый двуручник за спиной перестал плечи оттягивать, будто дрогнул в нетерпении…

- Требовать от вас мы ничего не можем, - вдруг вмешался до того молчавший Люсьен. Парень то бросал быстрые взгляды на старшую спутницу, то хмурился, поглядывая на меня. – Пойми: мы благодарны тебе за спасение, - продолжал он, прервав наконец нерешительное молчание, – но вынуждены вновь просить тебя о помощи. Мы остались без лошадей и припасов, сбились с пути, а впереди ещё неблизкий путь. Мы идём на север, к окрестностям Кристара. Если бы ты помог, я… я клянусь, мы этого не забудем. И того, кто сопроводит нас – отблагодарим сразу же, как доберёмся до гильдии. Найдётся ли среди ваших кто-то, кто согласится стать нашим проводником? Есть ли в Ло-Хельме добрые люди?

Я удивился. Парень, хотя маг и брутт, обращением своим, похоже, крепости брал.

- Я не могу отвечать за всех, - ответил я, обводя взглядом собравшихся. – Пусть сами за себя скажут. Есть добровольцы вести магов через ущелье?

Ло-хельмцы заворчали не сразу; поначалу косились то на соседей, то на меня, затем зароптали дружно и слаженно:

- Не нужны нам их поганые деньги!

- Ничего не дадим!

- Ага, мы им лошадей да припасы, а им и понравится, всё отберут! Али возвращаться время от времени станут, да товарищей приведут…

- А я бы повёл – да в снежном буране бы и оставил!

- Никто вас не поведёт – и не надейтесь!!!

Я слушал односельчан безразлично, отстранённо. За долгие годы успел с соседями породниться, так что считал их почти за родственников – но как стал старостой и на советах принялся их выслушивать, чувствами поохладел. Хорошие люди стонгардцы! Вот только гибкости ума да военной хитрости в них редко встретишь…

- Мы платим хорошие деньги, староста, - оглянувшись на Деметру, вновь попробовал решить дело миром Люсьен.

- Деньги здесь имеют малый вес, - переждав ещё один всплеск отдельных выкриков о поганом золоте, сказал я. – Мы привыкли к обмену.

Прошло пару секунд, прежде чем Люсьен меня понял. Деметра сообразила ещё раньше, в то время как для поселян двойной смысл моей фразы остался скрытым.

- И что же ты хочешь, охотник? – искренне удивилась колдунья.

Хаттон с подносом свежеиспечённых лепёшек замер у моего стула, глядя то на магов, то на членов нашего скромного совета, и я с благодарным кивком взял с большого глиняного блюда горячую оладью.

- Не теряйте времени, господа маги, - неуверенно предположил наш лавочник. – Сибранд скорее удавится, чем поможет кому-либо из вас. Никто здесь не согласится…

Медленно и благополучно прожевав лепёшку – ответный знак почтения дорогим гостям за написанное на чужом языке послание – я встал. На меня смотрели с предвкушением: как-то отвечу нахальным магам?

- Я их поведу.