Пролог 2

Его голубые глаза опьяняли. Цепкие, пугающие своим умением сканировать насквозь. Он всегда смотрел на меня так, словно знал что-то большее. Это пугало до сих пор, даже спустя год.

Порой я ощущала себя рядом с ним маленькой мышкой перед огромным опытным питоном. Петя был умнее меня, хитрее, опытнее. Никогда не говорил, что любит, напрямую. Я тоже этого не делала, но любила…

И вот сейчас он гладил мою кожу без прикосновений, задыхался, нервно накручивая галстук на кулак. Сжимая зубы, он едва уловимо слуху рычал от вида моего тела в сексуальном, едва прикрывающем сокровенное белье. Моя кожа покрывалась мурашками от мысли, что причина всего этого я.

— Нет, — пропыхтел он, смахивая капли пота со лба, — теперь останься.

Я улыбнулась, коварно и обольстительно. И тогда Петя выскочил из-за стола и подбежал ко мне, жадно прижимая к себе. Его губы тут же нашли мои, язык нагло и по-свойски вторгся в мой рот. Шершавые мощные руки гладили тело, сжимали ягодицы, игрались завязочками белья и проникали под шифон.

Я была совершенно мокрая, на грани оргазма. Лишь один вид, как ректор реагирует на меня, сводил с ума! Как вдруг мужчина кратко глянул на часы и отстранился:

— Накидывай плащ и пошли отсюда.

Нервно моргая глазами, я опешила:

— В смысле… Куда?

— Как «куда», Анечка? — протянул он словно умственно отсталой, а после шуточно ударил меня пальцем по носу. — В гостиницу, конечно! Или ты хочешь, чтобы весь вуз слышал, как я тебя трахаю? Думаю, подозрения о роде наших занятий точно возникнут…

Стало горько и неприятно. Ведь раньше Пете ничего не мешало брать меня не только посреди рабочего дня на своем столе, но и что поопаснее. Как-то я поправляла макияж перед зеркалом… В дамскую комнату вторгся ректор, прижал меня к стене без единого комментария и оттрахал так, что сутки не могла на ногах стоять. При этом, в любой момент швабра могла упасть, дверь открыться, и нас застукать. «За короткую юбку!», — тогда он мне сказал и ушел, словно ничего не случилось.

А спустя год отношений Петеньке вдруг стал кто-то мешать… «Чувства остыли?», — испугалась я, и оторопь взяла. Кто бы мог подумать, что я смогу так сильно кого-то полюбить.

— Уверен? — игриво проведя кончиком языка по губам, я поняла, что никуда не уйду. Не отпущу его… Рано нашим отношениям еще идти на спад! — А мне тут кое-что в голову пришло…

Уперевшись ладонью Пете в грудь, немного толкнула мужчину, и он поддался, отступая к столу. Я видела, как сильно он хочет меня, буквально сходит с ума. Аж челюсти сводит! И все равно он меня удивил:

— Аня, поехали в отель! Какая муха тебя укусила, а?

Невинно играя бровями, я провела коготочками от шеи до груди, якобы случайно зацепив застежку лифа. Он распался, оставляя меня, в чем мать родила. Грудь оказалась полностью голой, а Петя задохнулся и упал на свое широкое коричневое кресло, как будто мужчину током шандарахнуло.

— Вспомнила сегодня, как мы в Венецию полгода назад ездили… — мягко прошептала, неторопливо опускаясь перед ректором на колени. Его голубые глаза горели адским пламенем.

— И? — язык мужчины вяз, слова стали невнятными. — Что ты там именно вспоминала, пупсик?

— Помнишь, как мы с тобой украли пьяные гондолу, заплыли в какой-то глухой угол и кое-чем там от скуки занимались? — пальчики мои нежно подползли к ширинке Пети, где штаны уже едва ли не рвались от желания мужчины. Он зарычал, когда понял, зачем именно я расстегиваю молнию и поглаживаю черные боксеры. — Ностальгирую, знаешь ли…

— Хочешь в Венецию? Съездим, Анечка! Только… — попытался противиться он, но обмяк в тот момент, когда я высвободила из узкого заточения его каменный, покрасневший член. Зашипев, словно от боли, он закусил кулак и прорычал: — Черт, да что ж такое-то со мной!

Внутри я ликовала, Петенька поражен, а наша страсть спасена. Теперь, когда главная задача — «уломать» — была позади, я зависла над его мужским достоинством. Он идеально подходил к моему женскому началу. Ни раз от подружек я слышала в адрес их парней: маленький, большой… С Петей я кончала каждый раз, как впервые. Мне нравилась его правильная длина, толстый ствол и мощная головка. От одной мысли, как Петя сжимает мои бедра и насаживает на себя, клитор сладко сжимался.

«Скоро! — обещала я себе, касаясь губами головки. — Скоро ты получишь свое!».

Мои губы скользили по его члену, руки жадно сжимали яички. Я знала, как именно он любит: быстро, агрессивно, жестко. Мужчина стонал, откинув голову назад. Намотав мои волосы на свой кулак, он невнятно шептал:

— Как же ты охеренно сосешь, Аня… С ума сойти.

На секунду оторвавшись, я осуждающе на него взглянула:

— Только это, господин ректор? Больше отметить нечего?

И тогда он странно на меня посмотрел. Как-то по-новому, я даже вздрогнула. С жалостью? Тоской? Словно любил и не понимал, что со мной делать? Во всяком случае, мне, наивной блондинке, так тогда казалось. Словно ректор Петр Степанович от меня без ума, но сказать стесняется.

— Ты во всем прекрасна, Аня, — четко, с полной уверенностью в каждом слове, произнес он.

На губах моих застыла робкая смущенная улыбка. Не зная, куда себя деть, я вернулась губами к его члену, поглощая его целиком. В этот момент он задрожал внутри меня, кончая куда-то глубоко внутрь. Отстранившись назад, падая на ягодицы под столом, я самодовольно наблюдала за тем, каким умиротворенным стал Петя.

— Дверь закрыла? — зачем-то уточнил он, я кивнула. Тогда он поднялся, а вернулся с моим тренчем. Кинул его под стол и приказал: — Надень, но не застегивай. Охренеть, как хочу взять тебя на этом ковре в твоем развратном плаще!

Я не успела и слова сказать, как послышался стук в дверь. Первой моей реакцией было — прикрыться.

— Чертова Ирка! — нервно пряча сокровенное в брюки, ругался Петя. Попутно пытаясь докричаться до секретарши: — Ира, я позволения войти не давал. Что непонятно? Ты там вообще берега попутала?!