Глава 3.2

Ее соблазнительные губы приоткрылись. И мне подумалось, что для

простой заключенной у нее слишком здоровые белые зубы. Все в ней слишком, в

ведьме этой. Все чересчур и слишком.

– Ты хочешь со мной расплатиться?

Я удержал ее за плечи. Она кивнула и приблизила свои губы к моим губам.

Пол словно закачался у меня под ногами. Я рванул ее к себе с такой силой,

что у девушки подогнулись колени. Посмотрел ей прямо в глаза горящими

голодной лихорадкой глазами. А у самого от напряжения по спине пот градом

катится, и член упирается в штаны, причиняя боль.

– И чем? Поцелуями?

Вцепилась ему в воротник снова, а я запястья перехватил и руки ее назад

завел.

– Называй цену, девочка, и раздевайся.

Дернулась, но я сжал её сильнее, до хруста, тяжело дыша и глядя прямо в

вспыхнувшие яростью и страхом глаза.

– Я не такая, как они.

– А какая? Подороже? Чего хочешь? Мыло? Полотенца? Денег?

– Отпустите, – уже тихо, и в глазах слезы заблестели. – мне больно.

– Меня это должно разжалобить?

– Нет…

– Рассказывай!

– Не могу!

Черт! Да она играется со мной. В какие-то идиотские кошки-мышки.

– Через не могу!

Тронула ладонями мои скулы, а меня пронизало молниями от возбуждения,

и я со свистом выдохнул сквозь стиснутые зубы. А сам растворяюсь в этой заводи

без дна…темно-синяя бездна безумия, я лечу в неё, как в космос. В ушах свистит

от скорости падения.

– Это не только моя тайна! Я не воровка. Может быть, я такая, как и вы,

просто обстоятельства сложились так, что теперь я среди них!

Она казалась такой искренней, глаза светились мольбой о помощи. Где-то

тревожно противился разум, а я запах ее чувствовал, и глаза закатить хотелось от

наслаждения вдыхать его еще и еще. И ведь понимаю, что лжет она. Всем своим

нутром понимаю.

Сучка…чертовая манипуляторша. Она же меня совращает. Так бесстыже и

нагло. Отталкивает и притягивает. Умоляет и опять дерзит. Я грубо оттолкнул её

от себя.

– Все! Наговорились и хватит.

Схватил под руку и потащил к двери.

– Еще раз у конвоира ключи стащишь – сечь буду до смерти.

– Мне все равно. Лучше сдохнуть здесь, чем отправиться на каторгу, на

потеху тамошним солдатам. Я не выживу, понимаете? Лучше смерть, здесь и

сейчас!

И она вдруг вцепилась в рукав моего мундира, с отчаянием заглядывая мне

в глаза. На секунду представил ее в объятиях пьяных, вонючих конвоиров и сжал

кулаки.

– Лучше с вами, чем с ними… Помогите…пожалуйста. Умоляю. Помогите.

Нельзя мне туда. Никак нельзя! Вы же хороший человек. Я вижу. Вы…

– Ошибаешься! – прошипел ей в лицо. – Заткнись лучше. Я этого не

слышал, а ты этого не говорила. Совсем охренела, каторжная? Ты мне зубы не

заговаривай! Спасибо скажи, что накормил и на четвереньки не поставил. А песни

свои дивные Ваньке конвоиру пой.

Девчонка отшатнулась от меня.

– Ну и черт с вами! Не верьте!

Заключенная вышла из каюты быстрым шагом, я пошел за ней, все же

опасаясь рыжего конвоира. Проснется и изувечит ублюдок. Но ничего не

произошло, тот по-прежнему храпел, девушка легла на тюфяк и демонстративно

отпихнула маленькой ножкой кандалы.

***

Я проспал долго, открыв глаза, не мог понять, который сейчас час. Я

вскочил с койки, умылся холодной водой и быстро накинул мундир. Вышел на

палубу и осмотрелся, было странно находиться на военном судне, в полном

бездействии. Вспомнил вчерашнюю встречу, и под ребрами заныло. Глаза ее

перед моими глазами. Синева эта адская, невозможная. Тронул карман, куда

ключи вчера кинул – ни хрена. Утянула зараза. Вот чертовка. В порыве

искренности успела вытащить…Но злости не было. Я усмехнулся уголком рта.

Прошел по палубе в сторону, огражденную парусиной. Посмотрел на каторжных –

стирают в чанах вещи матросов. Ну хоть какая-то польза.

Конвоиры больше не сновали с угрюмыми лицами, здесь они могли

расслабиться, могли не опасаться побега. Один из них курил трубку и читал

потрепанную книжонку, другой болтал с одной из этих. Уламывает, ловелас

хренов. Интересно, что предлагает. Мыло или хлеб? Утянул девку в сторону. Я не

видел лица заключенной, а вот довольную рожу конвоира видел прекрасно. Того

самого, рыжего. Заключенная явно с ним заигрывала, потому что свинячьи глазки,

заплывшие жиром, сухо блестели, и он внимал каждому ее слову, как ребенок.

Потом он протянул руку и осторожно, любовно снял с нее платок.

Я, на хрен, поперхнулся табачным дымом. Золотая коса упала на серый

тулуп и засверкала на солнце, огромная лапища рыжего на этот раз нежно

погладила золотую головку, погружая в волосы всю пятерню. Мне показалось, что

в этот момент в мое сердце впились тысячи маленьких заноз. Сука! Ах ты ж

мелкая б*ядина. Значит, я не ошибся. Со мной не вышло и за охранника взялась.

Сдох бы за то, чтобы услышать, о чем они там любезно болтают.

И что она плетет этому дураку, который внимает ее речам, словно

ангельскому пению. Но из-за шума волн и щебетания женщин, до меня донесся

лишь ее смех. Мужик хотел привлечь девушку к себе, но Катя ловко увернулась и

промурлыкала довольно громко:

– Не сейчас, милый, вечером!

Милый? Она назвала его милым? Тварь продажная. Не обольщаться.

Голову и мне задурила, и Ваньке дураку. Больше я ничего не услышал. Девчонка

смешалась с серой толпой, и я потерял ее из вида.

Я быстрым шагом пошел к каюте брата, яростно отчеканивая каждый шаг.

Чего еще можно было ожидать от такой, как она? Идиот. Развесил вчера уши.

Внимал ей и с ума сходил, аж переворачивало все внутри. Было мгновение, когда

вознес ее на пьедестал мученицы, возможно, невинно осужденной. На хер ее из

головы. Нашел о ком думать. Шлюха каторжная.