4
И - раз! Острие входит в дерево, сталь холодит мою кожу. И - два! Словно нож, ты бросаешь вслепую слова. На судьбу, что нагадана, слишком уж точно похожий, Только как дать понять тебе - это уж точно судьба? И - три! Пахнет дымом, дождем и опасностью, кровью... И - четыре! Бессмысленно спрашивать, кто и откуда. Через месяц исчезнут в дороге цветные фургоны, И мое - не мое, слишком странное, чуждое чудо. Я приду посмотреть на тебя. Я приду любоваться, Чтоб потом, в полумраке ночей, вспоминать и мечтать. Никогда не умел я таких - остро-злых - добиваться. Никогда не умел - но не поздно учиться начать.
Смысла ехать домой, чтобы потом вновь выдвигаться на представление, не было никакого, потому Брин уговорил его снять на постоялом дворе в ближайшем селении комнату на двоих. Конюх определил лошадей в конюшню и обязался помыть их и насыпать овса, а самим гостям, завидев их одежду, выделили самую просторную и теплую спальню, прямо над кухней. — Вы как отобедать захотите, господа, так сразу Улю зовите — она и принесет, и постель перестелет, а если надо, то и согреет, — подмигнула хозяйка, выдавая им ключи, на что Марс вымученно улыбнулся. В спальне он, раздевшись до подштанников, упал лицом в перину, а Брин, пересадив Графа на спинку стула, вручил птице добытое из кармана печенье. Пока Марс тихо постанывал от удовольствия, выпрямившись на мягкой кровати, некромаг расстелил на столе расшитую салфетку и любовно выложил на нее мухоложки. Как он сообщил — на просушку. Пригодятся. — Главное, чтоб Граф не сожрал, а то заплюет тут все, — произнес Брин, стягивая через голову балахон. — Так что там у вас с белобрысым? Целовались? — Я не мужеложец, как ты сам выразился, — ответил Марс, садясь на кровати. — И сомневаюсь, что вообще способен на чувства к мужчине. — Так и не надо чувства! Главное, чтоб стояло. Встань! Марс поднялся неохотно, и Брин, приблизившись, вылупился на него своими подведенными глазищами. — Клади мне руки на задницу. Клади! — И? — спросил Марс все так же флегматично. — Что чувствуешь? — Чувствую себя придурком. — Тогда помни. Ну? — Что ну? Она костлявая у тебя. И лицо кислое. — Отличная. Мечта любой женщины. Один ты выделываешься, как муха на варенье. Закрой глаза и пожамкай. Вздохнув, Марс зажмурился и потискал ладонями поджарые твердые ягодицы, слыша лишь тщательно сдерживаемое сопение друга. — Ну? — Что ну? — Марс убрал руки. — Да у кого вообще может встать, если так пыхтеть, будто обожрался? — Просто это я тебе не нравлюсь — и слава богине, иначе я не согласился бы спать с тобой в одной комнате, как бы ты не уговаривал. — Я ее, напомню, оплатил. — Не суть. Вот что я думаю — тебе нужно поближе познакомиться с белобрысым. Возможно, ваши флюиды работают только на близком расстоянии. Марс все же признал, что-то такое он почувствовал, когда стоял близко к Ло, когда завязывал ему глаза. Но в него через несколько минут должны были метать кинжалы, потому это было совсем не удивительно. До конца дня Марс избавлялся от последствий минувшей ночи, купив в местной лавке новый костюм, значительно проще старого, который пришлось отдать в прачечную, — провонялся дымом до нательной рубашки, — тщательно выскреб ладони от золы, вымылся и побрился, а потом еще сушился у очага с найденной книгой. Волосы он мог высушить по щелчку пальцев заклинанием Брина, но после использования магии они становились похожи на паклю и укладываться не желали. Граф, просекший, что хозяин занят препарированием и перетиранием подсохших мухоложек, баловался: висел на шторах, скакал по стульям и выдергивал нитки из гобелена. — А сиськи у нее изумительные, — прерывая долгое молчание, выдал Брин. Марс, подняв голову от книги, прокашлялся: — Ты про Ханну? Трудно не заметить. А цвет глаз ты ее помнишь? Брин, помолчав, стукнул пестиком о край ступки: — Вот дела… Не помню! Надо будет приглядеться. А ты к своему приглядись лучше, нашел чем попрекать! — Никакой он не мой. И у меня такое впечатление, что он беглый. — Уверен? — пестик вновь стукнул о ступку. — Тебя это смущает? Никогда не разделявший и так и не научившийся разделять людей на высший и низший сорт, Марс ответил: — Абсолютно нет. Но если он вор и убийца — нужна ли мне такая судьба? Брин впал в унылую задумчивость на добрых полчаса, потом тряхнул спутанными патлами и наморщил нос: — Все, не пизди! — это слово он узнал от Марса и полюбил за непередаваемую экспрессию. — Сказано — судьба, значит, судьба. Хоть хряк, хоть монашка. — Впечатляющий визуальный ряд, — хмыкнул Марс. Кровать в спальне имелась одна, но гигантская, и Брин, укладываясь спать, откатился на самый край. — Так и будешь спать, с открытыми глазами? — усмехнулся Марс. — Буду. Пока ты не вырубишься. И спиной к тебе точно не повернусь, не надейся, — сощурился в ответ тот. — Граф! Охраняй честь хозяина, борись до последней капли крови. Марс глянул на спящего на спинке кровати ворона, которому, похоже, было плевать на честь хозяина и его зад в целом. Спустя короткий отрезок времени, за который Марс не успел обдумать и трети сбежавшихся мыслей, Брин, обещавший не смыкать глаз, храпел, открыв рот.