Глава 4
Франческа
– Франческа, послушай…
Человек, убивший моего мужа и надевший на меня ошейник, говорит долго. Путается, волнуется, подбирает слова. В его голосе неподдельное беспокойство, на лице растерянность.
Он рассказывает мне о какой-то чужой жизни. И пытается убедить, что она – моя.
Я слушаю, не скрывая брезгливости. И не верю этим умоляющим и полным тревоги взглядам.
Очередной его способ поиздеваться. Убедить меня, что я не в своем уме.
– Фран…
– Не называй меня так!
Он осекается и смотрит на меня с тоской – непохож на себя, как будто подменили.
– Ты можешь не верить, – тихо говорит он. – Но это правда.
Смешно! Я помню, что было вчера. Как он ворвался в мою комнату, ругаясь и угрожая высечь. Мое отвращение было столь велико, что я самовольно превратилась в кошку – лишь бы сбежать от него.
– Только если в ваших мечтах. Я не подошла бы к вам, хозяин, – я делаю ударение на последнее слово, – даже останься вы единственным мужчиной в этом мире. И уж конечно, не стала бы спасать вас от мести брата моего покойного мужа.
Элвин отводит взгляд. Удивительное дело, но он не торопится ударить меня словом в ответ, забросать ворохом насмешек и издевок, как всегда делал раньше.
И еще удивительнее: я вдруг понимаю, что мои слова задели его.
Ему действительно важно, что я скажу или подумаю?! Для того он и придумал эту дикую ложь – в надежде смягчить мою ненависть?!
Пьянящее ощущение власти над тем, кто вправе распоряжаться моей жизнью, накрывает и захватывает полностью. Я жмурюсь, мотаю головой. Снова раскрываю глаза и смотрю на мужчину рядом.
Если это правда. Если мне не кажется…
Месть сладка на вкус.
Внезапная мысль уводит от упоительных мечтаний о возмездии. Я озираюсь и дергаю одеяло, подтягиваю его выше, под горло.
– Что я делаю в твоей постели?
Он криво улыбается:
– Это наша постель. И наша комната, Фран.
– Не называй меня так! Подай пеньюар.
Почему я здесь? И почему на мне сорочка из тончайшего шелка, отделанная кружевом?
Она восхитительна. Почти невесомая прохладная ткань обнимает тело. Полупрозрачная, вызывающая, совершенно неприличная.
Помню, как засыпала, облачившись в простую льняную рубаху, купленную в лавке готового платья. Кто переодел меня?
В мыслях путаница, каша. Мне надо побыть одной! Все понять и осмыслить!
– Франческа…
– Подай пеньюар, – шиплю я сквозь зубы, еле удерживаясь, чтобы не завизжать.
Он пожимает плечами, отходит и возвращается с шелковой тряпочкой под стать сорочке. Текучая ткань, тончайшее кружево. Даже на вид эта вещь выглядит дорогой, по-королевски роскошной.
И не скрывающей почти ничего.
– Поскромнее нет? – сварливо спрашиваю я, не в силах оторвать взгляда от этой красоты.
Он мягко улыбается:
– У сеньориты дюжина пеньюаров. Один нескромнее другого.
Издевается!
Подавив глупое желание потереться о гладкую ткань щекой, я запахиваю пеньюар. Встаю с кровати, проигнорировав поданную руку.
Его комната как-то очень изменилась, по сравнению со позавчерашним днем, но я не могу, не в силах сейчас об этом думать. К себе, спрятаться, скрыться, запереться в том небольшом закуточке, который я уже привыкла в мыслях называть своим!
Почти бегом пересекаю часовую комнату, стараясь не думать об изменениях в обстановке и о том, что еще вчера механизм покрывала патина, а сегодня он блестит, как начищенная медяшка.
Влетаю в свои покои.
И еле удерживаюсь, чтобы не закричать.
Шкафы с книгами – темные кожаные переплеты за стеклом. Бюро с изящными резными ножками в виде увитых виноградом колонн. Вместо кровати – софа, обитая жемчужно-серым бархатом.
Кажется, единственное, что осталось неизменным – витраж на окне и стойки в виде сидящих кошек у камина.
– Я же говорил, Фран.
Я оборачиваюсь:
– Что… что ты сделал с моей комнатой?! Где мои вещи?!
– Это твой кабинет, – его голос звучит грустно. – Мы решили – глупо держать две спальни, если спим все время в одной.
Элисон
– Мой брат заслуживал того, чтобы я с ним попрощалась, – упрямо повторила я.
– Заслуживал, – тихо согласился фэйри. Он держал коня почти вровень с моей лошадью, поэтому не было нужды повышать голос.
– Он вам поверил. Пошел вытаскивать меня от Блудсворда.
Рэндольф кивнул, признавая очевидное.
– А я вместо этого… трусливо, записочками. Как он матери в глаза глядеть будет?
И снова кивок. Насколько все было легче, когда нас было трое. А тогда мне казалось, что они все время ругаются.
– Почему ты такой молчун? Представить не могу, как ты убеждал Саймона.
– С ним разговаривал Терранс.
– И он сразу вам поверил?
– Почти сразу.
Конечно. Терри умеет так говорить, что ему нельзя не верить.
Умел.
– Надеюсь, с Саймоном все хорошо, – мне действительно было стыдно за поспешное бегство из Рондомиона. За записку, приложенную к завещанию. За то, что так и не сказала брату “спасибо” и “прости”. Наверное, после Терри Саймон – самый близкий для меня человек. – Жаль, что я не увижу лицо дяди, когда Бакерсон будет давать показания. Знаешь, ради этого стоило бы спрятаться в Гринберри Манор и подождать пару недель.
Последнее было сказано нарочно, чтобы позлить моего спутника. Я хотела, чтобы фэйри ответил хоть что-то. Поделился сомнениями или страхами. Выслушал мои. Обнадежил. Сказал, что мы будем делать дальше.
Бесполезно. С таким же результатом можно пытаться разговорить ближайший дубок.
С полчаса мы ехали молча.
– Рэндольф, скажи что-нибудь!
– Что тебе хочется от меня услышать?
– Что-нибудь! Скажи, что все будет хорошо. Что у тебя все под контролем. Что ты знаешь, что делаешь!
Он вздохнул:
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, Элисон. Все, чем я владею, принадлежит тебе.
Мне захотелось взвыть. Такие прекрасные слова, любая была бы счастлива их услышать. И ведь правда, чистая правда. Не знаю, способен ли Рэндольф вообще лгать, но сейчас он пугающе искренен.
И не то. Совсем не то.
Как же ты мне нужен, Терри!
Коней мы купили на постоялом дворе. Не за всякие глупости вроде “услуг”. За нормальное, человеческое золото. Рэндольфу, с его кошачьими глазами и острыми ушами, не стоило лишний раз мелькать среди людей, но появляться на Изнанке было стократ опаснее. Поэтому он надвинул поглубже шляпу и держался в тени, пока я торговалась за выбранных им лошадей. Хозяин заломил несусветную цену и ни в какую не хотел сбивать. По гадким усмешкам и намекам я догадалась, что он счел нас парой любовников, сбежавших, чтобы обвенчаться. Почему не мужем и женой? Неужели у меня недостаточно благопристойный вид?
Уходили мы тоже по человеческому тракту. У меня оставалось еще немного денег, должно было хватить на пару дней. Что делать дальше, я не знала. Оставалось надеяться, что у фэйри есть план.
Сейчас моя лошадь – пегая кобылка с умными глазами и человеческим именем Нелли неспешно трусила за злым одноухим жеребцом Рэндольфа. Каждый шаг уносил нас дальше от столицы Дал Риады, Сэнтшема и Гринберри Манора. От Саймона, матушки, проблем с наследством и хищных лап Блудсворда.
– Я хочу мести! – я сама удивилась, что сказала это. Даже поводья натянула от неожиданности. Нелли послушно остановилась, удивленно всхрапнула – мол, чего ты, хозяйка?