3. Глава 2
— Куда? — зычный голос охранника тормозит меня. Впрочем, я и так бы тормознул, так как пропускная система тут серьёзнее, чем в банке.
— К Андрюхе! Лазарю.
А вот тут я не торможу. И наверное, зря. У охранника аж глаз дёрнулся от того, как я зама босса назвал.
— Ну или к вашему Крокодилу.
Морду охранника перекашивает.
М-да… Не стоило так называть большого босса, главного, мать его, мафиозника, в чью машину я вписался по ебучей дури. Всё ж таки его в народе не Крокодилом кличут, а благородно так — Аллигатором.
— Вижу, пришёл вовремя. Похвально, — раздаётся сзади знакомый хриплый голос, и тяжёлая жёсткая рука опускается на плечо.
Ну вот и зам босса собственной персоной.
— Раб прибыл, — рапортую я, вытягиваясь. — К труду и обороне готов.
Опять меня несёт. Да где потерялись эти ебучие тормоза? Я ж без них ещё в одни неприятности влечу. Я ж долбоёб!
Но Андрей, странное дело, не сердится. Лишь усмехается, разглядывая меня.
— Опять ёрничаешь, Птаха, — хмыкает он.
— Стараемся. Держим-с марку, так сказать, — вылетает у меня прежде, чем успеваю заткнуться. И добавляю: — Ну и не Птаха я, а Птах.
— Клоун ты, Птах, — ещё раз хмыкает Андрей и проводит меня через охранную систему.
— А я ещё анекдоты знаю. Много. Весь день рассказывать могу, — выпаливаю я, поспевая за мафиозником.
Меня несёт. И несёт конкретно. Просто как представлю, что вот прямо сейчас какие-то потные, жирные ублюдки будут безнаказанно трахать меня в зад, так аж выворачивать начинает. Пиздец бля.
— Анекдоты нам не нужны, — не обращает внимание на мой трёп Андрей. — А вот репертуар песен у тебя, надеюсь, богатый.
— Песен? — удивляюсь я. — Я что, во время ёбли ещё и петь должен? А вы не охуели часом?
Андрей косится на меня через плечо.
— Ну и фантазия у тебя, пацан, — фыркает он. — Нет, во время ёбли петь не нужно. Сегодня ты будешь только петь. На сцене. И никакой ёбли.
— Что? — от удивления аж запинаюсь. — Серьёзно?
— Ты, смотрю, даже ерепениться позабыл, — усмехается Андрей.
— Это я от неожиданности. Сейчас исправлюсь, — бормочу я, а внутри всё танцует от радости.
Не сейчас! Этот кошмар будет не сейчас. Ебучие члены потных мудаков сегодня не будут пихаться в меня…
— Охуеть! С чего такая щедрость-то? — снова включается моя долбоёбская трепливость. — Что-то слабо верится в вашу проснувшуюся совесть и жалость.
Взгляд Андрея красноречиво говорит, что ни с совестью, ни с жалостью он не знаком.
— Запомни, пацан, — спокойно, даже как-то доброжелательно говорит он, — с сегодняшнего дня ты не просто певец, ты товар. И сегодня ты будешь набивать себе цену. Сам понимаешь, что чем лучше постараешься, тем дороже будешь продаваться. Это выгодно и тебе, и нам. Так что ты уж не подкачай.
— Цену набивать? — бормочу я. — А как?
Нет, я не тупой, но я правда не понимаю как. Как набивать себе цену, продавая свой голос, я знаю. Нужно выкладываться по полной, не бояться трудностей и наглеть. Но я совершенно не знаю, как продавать своё тело.
— Пацан, честно тебе скажу, — рука Андрея опускается на плечо, — вчера, когда ты пел на сцене, казалось, что ты с микрофоном сексом занимаешься. Я вообще-то не по мальчикам, но даже у меня от такого зрелища встал.
Сглатываю.
Охуеть не встать. Сексом я, значит, с микрофоном занимаюсь. Заебись. Не, мне, вообще, как-то говорили, что я секси, когда пою, но чтобы вот так — ни разу. Блядь. Что за ебучая фантазия? Мне просто нравится петь, я удовольствие от этого получаю. А они: «сексом с микрофоном занимаюсь»! Теперь петь нормально не смогу. Буду думать, что кто-то в этом секс видит. Хотя, походу, именно этим мне и нужно сегодня заниматься — сексом с микрофоном. Чтобы у всех радужных мужиков встало и слюни потекли. Цену, короче, набивать.
Отстой.
Ну, хоть ебля откладывается, а ведь это ещё более отстойный отстой. Знала бы моя мама, чем её дитятку придётся заниматься, никогда бы учиться в столицу не отпустила бы.
В общем, чтоб ты сдох, ебучий Крокодил, со своей ебучей тачкой.
Пока я думаю свои невесёлые думы, Андрей доходит до конца коридора и, открыв массивную дверь, пропускает меня.