6. Глава 2

Я продал их. Продал, выручая деньги на выкуп. Отрывал их от сердца. Продавал. Думал, что прокладываю себе дорогу к свободе, но только сильнее зарывал себя, только сильнее запутывался в силках. Я продавал, а он покупал. Он всё купил. Что, и квартиру тоже купил? Он всё у меня купил, да? Всё? Теперь это всё его. Его. Как… как и я. А я… А у меня больше ничего. Вообще ничего не осталось. Он даже паспорт забрал. Я теперь никто. Я теперь вещь. Купленная вещь. Кукла в золотой комнате.

Обнимаю гитару и сжимаюсь комочком.

Не могу. Я больше не могу держать голову. Больше не могу быть сильным. Во мне ничего не осталось. Тогда. Весь тот ёбаный месяц держался только одним: верой, надеждой на то, что вырвусь. Одна эта глупая, наивная надежда давала мне силы, и я мог что угодно вытерпеть, выдержать. Я готов был играть роль шлюхи, подстилки, да что угодно мог! Потому что впереди, там далеко, маячил призрачный свет свободы. И я мог терпеть своё существование, шаг за шагом двигаясь к тому свету, к далёкому, но выходу.

Только всё было обманом. С самого начала обманом. Никто не собирался давать мне никакую свободу. Меня просто поймали и игрались. И я осознаю это только сейчас, когда лживый свет потух задутой свечкой, и клетка захлопнулась окончательно.

Я больше не вижу света. Не вижу выхода. И я не знаю, как. Не знаю, КАК мне дальше.

Жить.

Дышать.

Быть.

Зачем мне вообще быть?

ЗАЧЕМ?!

Поднимаю голову и смотрю в окно. В темнеющее хмурое небо. Оно там. Далеко-далеко. В невообразимой дали. Холодное зимнее небо за толщей стекла. Не раскрыть, не разбить. Меня поймали и не отпустят.

Зачем? Зачем я ему нужен? Почему я? Я ведь просто пацан. Самый обычный. Почему именно меня нужно превращать в подстилку? Почему? Я же человек. Какой-никакой, а человек. И я всего-то и хотел только — петь.

Просто петь.

Закрываю глаза, даже не пытаюсь сдерживать слёзы, что текут по щекам, не пытаюсь сдерживать напряжения, что сдавливает грудь, комом продирает горло, а затем слетает с губ тихими, едва слышными словами:

Песен ещё ненаписанных, сколько?

Скажи, кукушка, пропой.

В городе мне жить или на выселках,

Камнем лежать или гореть звездой? Звездой.

Я не пою. Шепчу, выговариваю слова. Не могу петь. Не могу. Нет сил. Совсем.

Солнце моё — взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох — дай огня.

Вот так... *

Вот так. Вот и закончился полёт пташки. Трепыхался-трепыхался, а зря. Всё зря. Подарок судьбы в виде половины выкупа, что свалились мне на голову, — были не подарком, а хитроумной ловушкой. Он приказал дать половину суммы, рассчитывая, что за оставшейся половиной я приду к нему. Приказал это Андрею — ещё одному мудаку, который скрутил по рукам и ногам тётю Надю.

Тётя… Она так радовалась в тот день. Радовалась успешным сделкам, которые на самом деле были подставой. Она искренне помогала мне. Она хотела вырвать меня из плена. Она столько всего сделала. Отдала свои сбережения, квартиру продала, дала обещание тому ёбанному ублюдку замуж за него выйти. Всё сделала, только бы я убежал. Только всё зря. Потому что это было не спасение, а план двух мразей, которые решили двух птичек в одни силки поймать.

Тётя… Нужно вернуть ей все деньги, чтобы хоть она смогла швырнуть их охуевшему мудиле Лазарю в морду.

Тётя! Она ведь волнуется за меня. Я же исчез и не позвонил. Она места себе не находит. И мама… Ей я тоже вчера не звонил. Бля-адь!

Встаю с пола, оглядываю комнату в поисках своего телефона. Своего не нахожу, зато на столе лежит новенькое «яблоко». То самое, что Дамир покупал.

Сука. Сука, блядь! Ненавижу.

Но деваться некуда, беру то, что есть.

В контактах только один номер — Дамиров. Но я и так помню нужные мне телефоны. Первой набираю тётю и выдыхаю, лихорадочно соображая, что говорить. Что мне говорить?

________________________

* Песня «Кукушка» группы «Кино».