01
Вера
Уже битый час и третью чашку кофе я смотрела на чистый белый лист. Я уже крутила его и так и этак — и ничего. Никаких мыслей. Абсолютно никаких. С раздражением откинула от себя простой карандаш и потерла пульсирующие виски . Да что же за напасть-то такая?! Дима ждет рисунки к концу недели — сроки и так уже два раза передвигались. Может, и правда сказать, чтобы Женя занялась оформлением? Но Инга мне этого не простит, а злить лучшую подругу не хотелось.
Откинулась на спинку кресла, а босые ноги закинула на стол. Прикрыла уставшие глаза и сделала несколько медленных вдохов, вспоминая, чему учили на йоге.
— Вдохновение — приди! — пробормотала и еле сдержала улыбку от абсурда ситуации, но чем черт не шутит. — Вдохновение, я приказываю тебе — приди!
— Мам? С кем ты разговариваешь?
Тут же открыла глаза и увидела Никитку, бесшумно подошедшего ко мне и успевшего разрисовать многострадальный лист фломастером. Он явно с большим энтузиазмом относится к работе, чем я, а ему всего семь. Убрала ноги со стола и притянула сына к себе, поцеловала в обе щечки.
— Ты что-то хотел, Ник? Проголодался?
— Нина дала мне печенье, — сын принялся ворошить все на столе.
— Так, иди отсюда, вредитель, — скомандовала с улыбкой, — мама работает, не видишь?
— Нет. Ты просто сидишь, — от маленького проныры ничего не скрыть.
— Топай отсюда, скоро папа придет, будем ужинать. — Никита покорно кивнул, чем вызвал у меня подозрения: — А ты к школе все приготовил?
И тут послышался кашель.
— Я заболел, горло болит.
— Какой ужас! — наигранно округлила глаза. — Значит, сейчас позвоню Ирине Николаевне, чтобы пришла и сделала тебе укол… А еще лучше — два.
Глаза мальчишки округлились.
— Я пошел собирать портфель.
— И форму погладь, — пришлось прикусить щеку, чтобы не рассмеяться над его выражением лица.
— Но я не умею, — в удивлении приподнял брови.
— Ладно, я сама поглажу, но за поцелуй и обнимашки.
Младший просиял и, подбежав ко мне, чмокнул в щеку и сдавил в объятиях. Я засмеялась, а он быстренько убежал из кабинета.
Тяжело вздохнула — кажется, сегодня тоже ничего не нарисую. Да что же со мной происходит? Почему раньше я могла создать обложку за день, а сейчас требуется все больше и больше времени? Когда была моложе, меня вдохновляло абсолютно все. Постоянно рисовала, рисовала, рисовала... Помню, Вероника была маленькая, и мы с ней постоянно вымазывались в красках. Незабываемое время! А вот когда Никитка родился, я начала остывать к любимому делу — спад какой-то произошел, я постоянно искала отговорки, откладывала работу на завтра… А сейчас просто была в ступоре. Неужели перегорела? Об этом Игорь Николаевич — преподаватель в ВУЗе — предупреждал? А мы смеялись над ним. Смотрели горящими глазами и клятвенно заверяли, что такого никогда не будет. Даже вообразить такое не могли. Почему мы никогда не верим старшим? Это какой-то механизм отрицания в ДНК или юношеский максимализм и вера в то, что все плохое всегда будет обходить стороной?
Открыла верхний ящик стола и достала потрепанный ежедневник в коричневом кожаном переплете — Вова подарил мне его лет пять назад. Любовно провела по обложке и начала листать страницы. Столько разных зарисовок… Каждая — частичка души. Каждая показывает меня. Мне нравится выплескивать на бумагу все эмоции.
Взяла простой карандаш и начала рисовать, не отрываясь — самой интересно, что в итоге получится… Закончив рисование, увидела, как с рисунка меня смотрит демон с пылающими глазами и страшными закрученными кверху рогами. Он улыбался, скаля острые зубы — явно был чем-то доволен. А в когтистой лапе держал, словно тряпичную куклу, девушку. Она жива — это видно по ужасу в ее глазах и напряженному телу.
Зазвонил мой мобильный, не глядя, ответила на звонок, зажав телефон между плечом и ухом.
— Слушаю.
— Привет, мам!
Губы сами с собой расплылись в улыбке. Да неужели!
— Ника, классно ты мне перезваниваешь через пару минут. Два дня прошло, — начала читать нотацию старшей дочери, но она не прониклась моим родительским авторитетом — засмеялась.
— Ой, мамочка, не начинай… Конец года такая ж*па!
— Ника! Что за слова?! — наигранно ужаснулась и отложила ежедневник с карандашом. — В Питере так не выражаются.
— Что я могу поделать? Москва из меня так и прет! — Я засмеялась, а дочь продолжила: — Бабушка и дедушка привет передают, говорят, что любят и скучают.
— Передавай, что мы их тоже любим и скучаем! Скоро увидимся.
— Передам. Как там мелкий? — с теплом в голосе спросила дочь.
— Уже с тебя ростом! Недавно подрался с сыном Арвальского, теперь наказан, а так все нормально.
— Выиграл? — серьезно спросила Вероника.
— Да, он того сменной обувью по голове треснул.
— Молодец какой! Этих тараканов так и надо.
— Дочь, нет в тебе сострадания.
— Сострадание — для лузеров. А что еще у вас нового?
Я задумалась, наматывая на палец темную прядь волос — говорить о работе совершенно не хотелось.
— Да ничего, папа вернулся недавно из Англии. Проблемы сейчас, сама знаешь какие, с этой политикой — сам не свой ходит…
Но Ника, как обычно, когда дело касается отца — перебила.
— Я не хочу о нем слушать, мам, — стальные нотки послышались в голосе.
Я лишь тяжело вздохнула и покачала головой.
— А ты там как? Расскажи про универ.
Дочка принялась делиться эмоциями, а я впитывала каждое слово. Как же я по ней соскучилась! По своей крошке. Даже не верится, что ей скоро восемнадцать, и она поступила в театральный в другом городе. Сама, на бюджет. Хорошо, хоть мои родители живут в Санкт-Петербурге. Конечно, мы все гордились ею, но так печально и тревожно отпускать своих детей во взрослый мир. Хочется всегда быть рядом и оберегать от всего уродства. Но, к сожалению, учат только собственные шишки и ошибки, поэтому с тяжелым сердцем и разбитой душой отпускаешь их на волю.