Глава 4
В голове пролетало множество причин почему это плохая идея. И на удивление самая важная из них не в том, что девчонка не в себе, а в том, что я лев-оборотень. Но все происходило против меня и моей рациональности. Острый аромат ее возбуждение ворвался в мозг, напоминая мне что у меня давно не было секса. Я не совокуплялся ни с кем, с того периода как оставил прайд. Долгая дорога сюда. Да и человеческие самки меня никогда не прельщали.
До нее. Что-то было в Ливви такое, что притягивало моего зверя.
— Мне плохо, — снова захныкала Оливия, а затем неожиданно опустила руку вниз, поместив ее между своих ног.
Короткая плиссированная юбка не помешала ей в этом. Мои глаза оторвались от дороги, чтобы проследить за ее действиями.
— Ты мокрая?
Не то, что я должен был спросить. Совсем не то. Тем более что я знал ответ.
— Очень…
Она повернулась, откинувшись на сиденье, а затем расставила широко ноги. От этого действия края юбки поднялись вверх. Затем она рукой скользнула под нее для того чтобы прижимать пальцы к своему ноющему местечку.
Эта малышка точно девственница или она мне соврала? Неужели наркотик сделал ее такой раскрепощенной?
— Почему я такая мокрая? — Удивление в ее голосе разорвало мои внутренности на части.
— Покажи мне! — прорычал твою мать, потому что хотел видеть, как она удовлетворяет себя с момента как она упомянула об этом.
Не думал, что она согласиться, но эта негодница выполнила мой приказ. Она засунула край юбки под пояс, тем самым полностью открывав мне обзор на уже трусики, которые украшало влажное пятно. Такие обычные, хлопковые. Не те которые девушки надевают на свидания. Ее пальчики нырнули под ткань, и она начала растирать свою влагу в ритмичных движениях.
— Мне не становится легче от этого, — в расстройстве захныкала она. — Все зудит и болит. И так мокро. Пальцы все влажные.
— Блять! — выругался, невольно крутнув руль из-за чего машина вильнула.
Мой контроль был на пределе. Все благоразумные мысли унеслись к ноющему члену. Моральные принципы оказались там же. Крышу окончательно сносило от ее запаха, который действовал на меня подобно наркотику в ее крови. Машина была слишком тесной для нас двоих. Я почти задыхался, потому что она манила меня вкусить ее сладость и невинность.
Почувствовав, как контроль окончательно ускользает, я резко свернул с дороги, хотя мы уже находились недалеко от моего отеля. Моментально заглушил мотор. Моя грудь тяжело поднималась и опускалась от напряжения, что сковывало тело.
Мой лев рвался наружу.
С чрезмерной силой я дернул дверцу, чуть не сломав ее, и выпрыгнул з автомобиля. Поставив руки на бедра, закинул голову и вдохнул свежий ночной воздух на полную грудь. Он обжег мои разгоряченные легкие, но не принес облегчения. Нервное напряжение лишь нарастало, и я понимал, что нахожусь на грани. Ни холодный воздух, ни расстояние между нами не могли унять тот голод, который просыпался во мне от одного лишь её запаха.
Плохо. Сука, как же это было плохо. И не вовремя.
Надо бы бросить ее здесь, а не везти в мотель. Но черт возьми, ночевать возле леса в автомобиле не лучший вариант, а стоять всю ночь на охране я не собирался. Да и вряд ли выстою.
Протяжный стон донесся до меня даже через закрытые двери. Повернув голову, я увидел, как она в полумраке авто корчится на сиденье с рукой, засунутой в трусики. Мое звериное зрение позволял мне прекрасно рассмотреть то, как двигались ее аккуратные пальчики. Это послало болезненный импульс в пах.
Однако я отметил, как дрожит ее хрупкое тело. Еще одна причина не оставлять ее наедине. Непонятно до чего ее доведут эти чертовы наркотики, а вдруг ей станет хуже?
До мотеля оставалось пару метров. Если я заеду туда на центральный вход, то это не останется незаметным. Проблемы с полицией из-за этой маленькой кошечки мне тоже были не нужны.
Проклятия, нельзя было играть в спасителя. Глупая идея.
— Пожалуйста… Не бросай меня.
Обогнув машину, я открыл пассажирскую дверь и аккуратно вытащил ее наружу. Она была настолько слаба, что едва стояла на ногах, и мне пришлось поддержать её. Положив руку ей на талию, я притянул её ближе, прижав к холодному металлу.
Это было еще одной гребанной ошибкой.
Чувствовать её тело так близко, ощущать, как оно трепещет в моих руках… Мой зверь моментально затребовал взять её. Девичья мягкость, тепло и слабость разжигали во мне инстинкты, которые я изо всех сил пытался подавить. Она подняла голову и посмотрела на меня этими невинными глазами антилопы.
— Помоги-те мне, — она словно вспомнила, что обращалась ко мне на ты, но видимо желала переступить этот барьер воспитанности.
— Ты не о том просишь, малышка, — я отрицательно покачал головой, но мои руки инстинктивно переместились с ее талии под ягодицы.
— Я хочу этого. Никогда еще не чувствовала такого возбуждения, — признается она.
Ох, этот ее правдивый язычок. Слишком много девичьих тайн выдает, которые я не просил. Мои мышцы напряглись и пульсировали от предвкушения, которое охватило меня. Эти приоткрытые губы и расширенные глаза выманивали моего зверя наружу.
Проклятый олененок, попавший в руки ко льву.
Я подхватил ее под упругой попкой, отрывая ноги от земли и она инстинктивно обхватила меня им. Ее маленькие ручки легли на мои плечи, пока я одной рукой зафиксировал ее затылок, чтобы наконец попробовать этот сладкий ротик.
Могу жизнью поклясться, что я этого не планировал, когда спасал ее, но сейчас ни о чем другом думать не мог.
Первое касание произвело на меня ошеломительный эффект. Это было неожиданно, потому что я не мог ожидать чего-то невероятного от такой молоденькой девушки. Особенно учитывая опытных львиц, с которыми имел дело до этого.
Её губы оказались на удивление мягкими, как самый спелый фрукт, и такими чертовски сладкими, что мне захотелось ещё больше. Почти сразу жидкая похоть разлилась по моему телу. Я сжал её затылок крепче, другой рукой сдавив её бедро, притягивая к себе так плотно, как только мог. Вдавился каменным членом в ее живот, в надежде, что это испугает ее, но в ответ получил такой естественный нуждающийся стон.
Я целовал её грубо, жадно, будто хотел проглотить целиком, наплевав на всё остальное. На вкус она была совсем другой — не то, что те львицы, с которыми я бывал раньше. Что-то было такое притягивающее в ее невинности, молодости и податливости. Хотя я напомнил себе последнее вызвано скорее наркотиками. Её тело дрожало в моих руках, а её губы, поддающиеся мне без сопротивления, были словно созданные, чтобы я их мял.
Лев внутри меня рвал и метал. Он ревел, жаждал продолжения, хотел взять её прямо здесь и сейчас. Не просто трахнуть, а заявить права. Гребанные инстинкты сильного хищница, которые невозможно укротить. Я чувствовал, как внутри поднимается животное, как оно теряет контроль, требуя подчинения. Её запах — терпкий, сладкий, пробуждающий — переполнял мои чувства, накрывая с головой. Её дыхание, дрожь, с которой она невольно тянулась ко мне, как мотылёк к пламени, только подливали масла в огонь. Моё тело горело, кровь кипела. Мне хотелось большего: сорвать с неё одежду, почувствовать её обнажённую кожу, услышать, как она кричит моё имя.
Нахрен. Если я решился на это безумие, то нужно быстрее добраться до отеля.
Эта девчонка была совершенна. Её невинность, её доверие — всё это лишь сильнее разжигало того зверя, которого я привык держать на коротком поводке. Каждый её вздох, каждое движение отзывались во мне, пробуждая глубинные, первобытные инстинкты. И она страдала.
Если я взялся быть её спасителем, то почему бы не избавить её от этой мучительной пытки? У неё был выбор: провести ночь в мучительном возбуждении или превратить эту боль в наслаждение.
Если это её первый опыт, он останется с ней навсегда. Её тело, её память запомнят его, как запоминают шрам — тёмный, неизгладимый след, который нельзя стереть. И никто, никакой человеческий мужчина, никогда не сможет сравниться со мной.
Мысль о том, что после этой ночи в её жизни могут появиться другие мужчины, вызывала во мне волну раздражения. Львы, как правило, не ревнуют. В прайдах самки принадлежат всем, и закон о праве вожака на первенство всегда соблюдается. Но я был другим. Я никогда не прибегал к этому праву. До сих пор.
Но сейчас я ощущал странное удовлетворение от того, что я её первый. И этого было достаточно, чтобы успокоить зверя внутри. Никто до меня не касался её так, как собирался коснуться я. Никто не пробовал её вкуса, не слышал её тихого стона, не видел, как её тело изгибается под моими руками, как натянутая тетива.
Воспоминания об этой ночи останутся с ней навсегда. Они будут жить в её сознании, в её теле, как неизгладимый след, как метка, которую не сможет стереть ни время, ни другой мужчина.
И этого мне было достаточно.
