4.1

- А чем ты занимаешься, Хабиб? - поинтересовалась я.

Понимаю, что немного по-идиотски - вот так в лоб спрашивать. Но сложно начинать беседу издалека, если с тобой не особо разговаривают в принципе. Сатоев бросил на меня быстрый нечитаемый взгляд и отпил кофе из своего стаканчика.

- А что? - медленно ответил после паузы, разглядывая свою руку, расслабленно покоящуюся на руле, - Отчим не прислал отчет еще, м, Мадин?

Не ожидая подобного выпада, я сначала стушевалась. А потом разозлилась.

- Попросить выслать? - невинно вскинула бровь, не скрывая издевки в голосе.

Сатоев только плечами небрежно пожал, мол хочешь - проси, и вгрызся в свой хот-дог.

- Я вообще просто поболтать хотела, но как хочешь... - буркнула я наконец себе под нос, нарушая повисшее молчание и выплескивая обиду.

Сделала последний глоток кофе и выпрыгнула из машины, чтобы выкинуть пустой стаканчик.

Когда вернулась, наткнулась на задумчивый тяжелый взгляд Хабиба, просверливающий меня. В глубине черных глаз плескалось что-то смутно похожее на чувство вины.

Но, скорее всего, это мое милосердное сердце выдавало желаемое за действительное. А ему просто не говорили, что пялиться в упор на малознакомых людей неприлично. Поэтому я демонстративно отвернулась и уставилась вперед, вскинув подбородок и поджав губы, всем видом показывая, что пора ехать. Осталось каких-то несчастных пятьсот семьдесят километров и, если верить навигатору, семь часов. Семь часов я вполне способна и помолчать...Чем и собиралась заняться. Даже поспать, может быть. Я хотя бы не храплю...

Слева раздался ироничный смешок, видимо, задрала нос я очень красноречиво. Распахнулась водительская дверь, впуская в салон холодный воздух. Хабиб вышел, чтобы выкинуть свой стаканчик и обертку из-под хот- дога. Вернулся в машину, снова морозя меня ледяным порывом с улицы, шумно хлопнул дверью и, ничего не говоря, тронулся с места.

Я отвернулась к своему окну. Щелкнуло радио, переключаясь на менее шипящую станцию. По салону растеклось слезливо-танцевальное "Все мимо", так и вынуждающее подпевать хотя бы про себя. Ненавижу такие песни...Ты словно становишься крысой из сказки, идущей за дудочкой. Губы так и складываются в простые, въедающиеся в мозг слова...

Всё ми-мо-о-о...Я никогда ещё так сильно не люби-ила...Всё мимо...А-а-а...

- Давай уж вслух! Чё шепчешь? - фыркнул насмешливо Хабиб на втором куплете и сделал громче.

Я тут села ровнее и плотно сжала губы. Блин. Сатоев улыбался, морщинки от уголков глаз лучиками расчертили его виски, а черный взгляд потеплел до состояния растопленного шоколада. Интересно, у него в караоке с бабами такое же благостное выражение на лице появляется? Почему-то я была уверена, что в караоке в таком составе он точно ходит. И почему-то стало неприятно от этой непонятно откуда взявшейся мысли.

Хабиб вздохнул, так и не дождавшись от меня соло, и снова прикрутил звук.

- Раньше борьбой профессионально занимался, Мадин, - вдруг заговорил, - Потом ушел. Возраст, пара травм...Уходить надо на пике.

Бросил на меня быстрый косой взгляд, проверяя реакцию на своё неожиданное откровение, и продолжил, переведя взор на дорогу. Спокойно и почему-то совсем почти без акцента.

- Но, спорт -такое дело. Совсем не отпускает. Сейчас вот фитнес -центр свой, школа. Промоушеном занимаемся пары успешных ребят...Так...

Он рассеянно провел пятерней по ежику на затылке и криво улыбнулся.

- На жизнь хватает.

- Догадываюсь, - я выразительно обвела глазами белоснежный кожаный салон нового кадиллака.

Хабиб усмехнулся, постучав пальцами по рулю.

- Это я не себе. Подарок тестю на выкуп. Обратно полечу.

- Щедро, - хмыкнула я, с любопытством поглядывая на своего собеседника.

Сатоев рассмеялся, хрипло и расслабленно.

- Да в глаза уж дядьке Вахиду смотреть неудобно, - пробасил он, опять скатываясь в усиливающийся акцент, - Стока лет откладывал, ва-а-ай! Вот и везу...Пусть добрий будет!

- Столько это сколько?

- Да десять уж почти, - вздохнул Хабиб, посерьезнев, и почесал бороду.

Я вытаращила глаза. Десять?

- А невеста? Десять лет тебя ждет? Она там не состарилась еще? Паутиной не обросла? - я рассмеялась, и сама не заметила, как села вполоборота к собеседнику -так меня захватил разговор.

- Да какой там, - расслабленно махнул рукой Хабиб, - Сговаривались - она еще таблицу умножения учила. Сначала пока школу окончит ждал, потом она в ВУЗ запросилась...ВУЗ - это хорошо...Что дурой девке ходить? Отпустил. Да и не очень-то мне тогда жениться хотелось...Вот у родителей и оставил, пока студентка. Сейчас уже заканчивает. Летом диплом, свадьба...Что ты?

Хабиб повернулся ко мне, хмурясь, заметив, как оживление сошло с моего лица.

- Она тебе хоть нравится? - ровным голосом поинтересовалась я.

Сатоев непонимающе моргнул.

-Так, а что там? Ребенком знал, постарше видел один раз, еще школьницей, хорошая девочка. Воспитанная, послушная, традиции знает, по дому умеет. Что ещё?

- Ясно, - я села ровно, отвернувшись от него.

- Да чито ти, Мадин? - не отставал Хабиб, судя по прорывающемуся акценту, начиная раздражаться.

- Да ничего. Просто ты о ней как о собаке. Забрал, отдал, оставил...Команды знает, стойку умеет, - не выдержала и выдала я, - Бедная девочка, вот что!

Лучше бы молчала...

Будто я не знаю таких мужчин, как они мыслят. Сама же росла среди них. Всю жизнь общалась с ними. Чудом вот так же замуж не пошла.

И я не была против семейных сговоров и традиций. Нет! Но когда вот так...

Вообще не спрашивают, без хоть каких-то чувств. Слишком долго я боялась, что со мной будет так же. Что даже не поинтересуются, симпатичен мне человек или нет. Слишком для меня это было страшно, чтобы не посочувствовать сейчас какой-то неизвестной мне девочке- студентке. То, что Сатоев школьницу при их единственной встрече мог только пугать до потери возможности разговаривать - я не сомневалась.

Мне почти тридцать, мой бывший муж был немногим меньше, чем Хабиб, а мне и то страшновато...

Надо было промолчать. Но...Было уже поздно.

Сатоев повернулся ко мне, сверля черными, опасно поблескивающими глазами.

- О-очИн интИресно, чет это она бЭдная, а? Я её чИто? Месить буду по-твоему? Я баб не бью! Хот некоторых и хочется...

И на меня был брошен столь выразительный взгляд, что сомнений в его выборе спарринг - партнера не оставалось. Я боязливо сглотнула - все-таки, когда такой громила сообщает, что с удовольствием бы тебя помутузил - невольно проникаешься, и решила осторожно пояснить свою мысль.

- Я не говорю, что ты будешь ее бить! Я вообще не про это. Хотя и это тоже бывает, давай будем честными.

- БИвает, - хмыкнул Хабиб и перевел наконец взгляд на дорогу.

На очень непростую, забитую грузовиками и легковушками, заснеженную дорогу, надо сказать.

- Я про то...- вкрадчиво продолжила я,- Что невесте иногда не дают даже слова сказать. Выбрать того, кто ей действительно нравится. А потом вот так всю жизнь и живи с нелюбимым...

- А-а-а...любов...пАнятнА...- с явной иронией протянул Хабиб, - Усе вам любов подавай... Любов, Мадин, живет три года, читала?

И снова на меня покосился, теперь в насмешке кривя четко очерченные губы.

- Уот прошло три года, натрахались пА любви твАей, а дальше как жит будем, а? Выбор...Не умеют бабы выбират, я тЭбе скажу. Усе своим любовным мЭстом и выбирают. А потом ходят несчастные...Ты вон! На русских посмотри!

Он махнул рукой в сторону встречки, будто там вереница из русских женщин стояла.

- Усе у них любов, выбор...А в итоге чИто?

- ЧИто? - не выдержала и передразнила я Хабиба, скрестив руки на груди и хмурясь.

Мне не нравился его покровительственный тон и еще меньше нравилось то, что он этим тоном говорил. Откровенную чушь!

Сатоев бросил на меня быстрый предупреждающий взгляд, не оставив мой выпад с "чИто" без внимания. И дальше заговорил медленней и почти без акцента, явно контролируя себя. От этого его голос стал вкрадчивым и каким-то давящим.

- А то, что нет ничего проще, чем трахнуть русскую замужнюю бабу. Там даже уговаривать не надо. Намекнул и Усё. Она сама уже тебя тянет куда и ноги расставляет...Несчастные, замученные, недоебанные ходят. Навыбирались, млять...Выборщицы. Свобода им нужна...Мужика им надо уважать своего и меньше о выборе думать, а нет эта вот твоя любов, яснА?

Меня аж подорвало. Ну уж!

- Ага, этому и учат! Думаешь меня не учили, сестру мою, мать?! Уважать, молчать и в рот заглядывать, да! Когда этот твой муж тебя ни во что не ставит, ноги вытирает, а сам ходит и вон, замужних русских баб трахает, как ты сам говоришь...Благодетель тоже мне нашелся! Недоебанные они. А ты вот прямо найдешь и дое...

- ЧЁто плохо учили, раз такое говоришь! - рыкнул Хабиб, сжимая сильнее руль. Так, что сбитые смуглые костяшки его пальцев слегка побелели.

И мне бы остановиться...

Но у каждого из нас есть свой триггер...И это был мой. Выстраданный, взращённый, постоянно нарывающий от любого давления.

- Учили, как тебе и не снилось, - отрезала срывающимся от эмоций голосом, - Только у меня и свои глаза тоже есть. И мозги...

- И что ж твои мозги? - Хабиб вскинул бровь с презрительной издевкой, косясь на меня, - Где ж муж твой, Мадин? Уже не девочка поди...Что? Так и не случилас любов? Не выбрала?

- Был у меня муж. И да, я его сама выбирала! И ни секунды не жалею, что не дала навязать мне какого-нибудь... такого как...- я поджала губы, проглатывая точно обидные для Сатоева слова.

Окатило вдруг жаром стыда. Вся кожа запылала. И что я так разошлась? Ну не плевать ли мне, что этот мужлан горный думает? Сейчас доедем, и я его больше и не увижу никогда. Тем более, он мне помог, а я...

Вот только, если я резко тормознула, то раззадоренного Хабиба уже было не остановить. Он резко вывернул руль и почти прочесал капотом метровый сугроб на обочине, прежде чем кадиллак дернулся, буксанув в снежной каше и наконец остановившись. Сзади заорал чей-то матерящийся клаксон.

Я инстинктивно вжалась в сидение. Что он...? Вопрос застрял в сдавленном комом горле. Мои глаза широко распахнулись, когда Хабиб щелчком отстегнул свой ремень безопасности и уже через мгновение навис надо мной настоящей горой, загораживая свет и, наверно, целый мир своей могучей спиной. Лицо опалило горячим горьковатым дыханием, ноздри защекотал терпкий мужской запах. Черные, прищуренные глаза напротив задвоились от того, что были слишком близко. Хриплый голос на грани шепота вибрацией загудел в груди:

- Такого, как я, хотела сказать, Мадин?

Прикосновение грубых подушечек пальцев, издевательски ласковое, к моей щеке - как электрошок, прострелило насквозь. Я замерла, приоткрыв губы, но не смогла даже вдохнуть, не то что ответить.

Расплывающуюся у меня перед глазами хищная кривая ухмылка, горячая шершавость пальцев, гладящих моё лицо, чужое дыхание в моих лёгких и безумный сердечный ритм в ушах - больше в эту секунду не существовало ничего.

Человек- удивительное существо. По сути - зверь, но мечтающий им не быть. Обладающий инстинктами и делающий всё возможное, чтобы попытаться от них не зависеть. Накладывающий на любые физические реакции отпечаток разума, мысли.

Но иногда животная природа прорывается подобно вулкану, вмиг плавя весь налёт цивилизации. Не оставляя от тебя разумного ничего.

В это мгновение я забыла, кто я. Не могла думать, анализировать. Только животные простые реакции, которые я с трудом могла отследить краем сознания.

Страх, смятение и возбуждение.

Умопомрачительный коктейль, отключающий мозг. Мне было удушающе страшно от понимания того, что у меня нет никакой возможности при надобности отбиться от Хабиба. Его физическая мощь давила, заставляя ощущать себя абсолютно беспомощной. И от этого ласковые прикосновения его шероховатых пальцев к моей щеке ощущались особенно остро. Так, что все внутренности узлом скрутило и кожа стала нестерпимо чувствительной в попытке уловить эти чуть небрежные, легкие касания. Кажется, я перестала дышать.

Его ладонь накрыла мою щеку, сползла ниже, обхватывая шею. Не сильно, лишь давая прочувствовать грубую мозолистую кожу на внутренней стороне кисти. Большой палец прошелся по моим приоткрытым губам и язык укололо острым вкусом чужой кожи. Я сделала рваный вдох, ощущая, как гортань упирается в мужскую руку.

А на выдохе Хабиб меня поцеловал.

В первую секунду почти так же нежно, как касался пальцами щеки - давая прочувствовать, что его губы теплые и достаточно мягкие, что у них приятный терпкий вкус. Что это не принуждение, и я хочу сама...

И я хотела. Инстинктивно подалась к Сатоеву в желании углубить поцелуй, раскрывая рот и впуская толстый горячий язык. Вцепилась в его плечи, дурея от ощущения стальных мышц, хорошо прощупывающихся сквозь тонкую ткань свитера, под своими пальцами. Жалобно сладко всхлипнула. Словно сигнал, что да. И Сатоев его считал.

Ладонь на моей шее мгновенно сомкнулась жестким кольцом, уже ощутимо сдавливая горло. Мужские губы вжались сильнее, причиняя легкую навязчивую боль, язык глубоко проник в рот, мешая дышать. Хабиба вдруг разом стало безумно много. Запах, вкус, жар, давление. Я протестующе замычала, ощущая панику, подкатывающую липкой волной, но звук заглох в сдавленном горле, не покинул рта, в котором хозяйничал чужой язык. Уперлась ему в плечи, но оттолкнуть не выходило - скорее беспомощно скребла по ним и вздымающейся от частого дыхания груди, будто наоборот ища спасения в топящем меня человеке.

Ощущения были и правда сродни тому, что я тону. Захлебываюсь в Хабибе, погружаюсь всё глубже. И сопротивляться вдруг просто лень...

Это как пытаться сдвинуть надвигающийся на тебя Белаз - проще смириться и ждать, когда раздавит. Мужские руки на моём теле. Везде - уже не нежные, но такие жадные, горячие, что мозг плывет окончательно. И внизу живота отчаянно пульсирует, крутит. Я просто хочу знать, как он делает это, если целуется так...И он тоже хочет.

Желание, грубое, подавляющее волнами расходилось от Хабиба, отравляя всё пространство вокруг.

Его ладонь на моей шее всё время в движении, то сжимает сильнее, вторя толкающемуся во рту языку, то отпускает, давая дышать, пальцы гладят подбородок, затылок, задевают ушную мочку, держат крепко, не давая увернуться, уклониться от жесткого поцелуя. Вторая рука сминает мою грудь через водолазку, щипает сквозь ткань бюстгальтера вставшие торчком соски, мнет талию, оголяет живот. Не успеваю охнуть, как его ладонь уже преодолевает эластичную резинку моих спортивных штанов, тонкое кружево белья и шероховатые пальцы погружаются прямо в меня, заставляя всхлипнуть и широко развести ноги.

По телу прокатывается дрожь. У него грубые сухие руки и первые прикосновения почти болезненны, царапают нежную слизистую. Нервные окончания сходят с ума, рассыпая по мне колкие мурашки. Но мне уже слишком жарко и влажно - Хабиб надавливает на пульсирующий прилившей кровью клитор, оглаживает его, и я стону ему в рот, расплываясь на сидении, потому что по венам начинает течь горячечный кайф. Мои руки непроизвольно взмывают выше, обхватывая голову случайного любовника. Ногти скребут по жесткому ежику на его затылке, притягивают к себе. Язык сплетается с его в шальном танце, бедра подаются навстречу руке. Я не помню, когда меня что-то так заводило. Твою ма-а-а...

- Ну чИто, Мадин? - Хабиб разорвал поцелуй и хрипло зашептал мне на ухо, облизывая мочку.

Его левая ладонь с шеи вновь переместилась на лицо и ласково очертила овал, зарылась волосы, крепко обхватывая основание черепа. Правая накрыла лобок, чувственно сжимая. Я только глазами хлопнула, тихо охнув от простреливающего по телу желания. Потянулась опять к нему за поцелуем, но Хабиб увернулся и опустился ниже, прикусывая бьющуюся венку на моей запрокинутой шее.

- ХочИшь? - пробормотал он глухо и как-то насмешливо. Скользнул пальцами по половым губам, раздвигая, - Тоже что ли...недое...

И не договорил. Потому что меня так ошпарило от его оскорбления, сказанного снисходительным тоном, что я умудрилась влепить смазанную, но всё-таки пощечину этому бугаю и одновременно отпихнуть от себя. Не ожидавший отпора Сатоев неловко завалился на приборную панель и чуть не порвал мне штаны, когда я выдергивала из них его руку. Сволочь!

- Ты-ы-ы...- прохрипел Хабиб словно раненый зверь, тяжело дыша.

Медленно приложил ладонь к левой щеке, поднимая на меня убийственный взгляд. Нет, это не была настоящая пощечина, но намерение он понял прекрасно. И его было достаточно.

Наши глаза встретились. Земля замедлилась, атмосфера загустела, давление стремительно начало расти. Если бы не твёрдая убежденность в своей правоте, я бы уже рыдала, наверно, где-то у него в ногах, вымаливая прощение. У Сатоева был невероятно тяжелый взгляд. Даже уши заложило, будто я пытаюсь нырнуть на морскую глубину. Но во мне тоже бурлили гнев и обида.

Так что вдох - выдох.

И он отвернулся, разрывая наш болезненный зрительный контакт. Сел ровно на своём сидении, неторопливо накинул ремень безопасности. Я не могла - меня до сих пор трясло.

- Вот и поговорили, - криво усмехнулся Хабиб, не смотря на меня и выруливая на трассу.

- Больше не будем, - просипела я.

- Эт правильно, нИ надА, - тихо одобрил Сатоев, кивнув.