5

5

Милана не помнила, как вернулась в то место, что привыкла называть домом. Когда она поняла, что Егор не последовал за ней, облегчение не пришло. Напротив, на девушку накатило непередаваемое отчаяние. Вот, казалось бы, то, о чем она мечтала бесконечно долгими одинокими ночами, о чем тосковала короткими днями, сбылось. Отец готов забрать её. И что? Где радость? Нет её. Лишь глухая печаль и мысли, стайкой кружащие вокруг Егора. Что нашло на него? Откуда взялся дикий огонь в глазах? Что он с ней собирался сделать?

Девушка обернулась в редком лесу, который и лесом-то назвать было нельзя. Так, редкие деревья. Сжала с силой ноги, унимая непонятное томление внизу живота. Да, что с ней происходит… Что? И Егор, почему он повел себя, словно обезумел? Она никогда не видела его таким. Тут горькая усмешка искривила губы Миланы. А что, собственно, она вообще видела и знала?

Ничего.

Умирать не хотелось. Возвращаться не хотелось. Уйти в никуда она не могла. Уже через пару дней она сгинет. Какой бы беспросветной не была жизнь Миланы, это была всё же жизнь. И девушка, шатаясь, вошла в дом, встретивший её тишиной. Не надеясь ни на что хорошее, Милана прошла к себе в комнату. Егора в ней уже не было. Зато его зверь оставил свой след – глубокие следы от когтей на стене. Покачав головой, и чувствуя бесконечную усталость, Милана подобрала лежащий на полу халат, закуталась в него, прошла к кровати и легла. Пусть будет, что будет.

Утро началось с извинений Егора. На этот раз он вошёл без стука.

- Извини. Подобного более не повторится.

Мила не поверила ему, но кивнула. Выбора у неё всё равно не было.

- Я готова.

Она не спала, и поэтому встала, как только рассвет задребезжал за окном. Собрала в дорожную коричневую сумку все, которую подарил Егор ей на прошлый день рождения, скромные пожитки и села на кровати, положив ладони на колени. Она знала, Егор в доме, он не мог не учуять её возвращение. И если бы ночью он снова поднялся к ней в комнату… Что было – непонятно. Но на этот раз убегать Мила не стала бы. Можно скрыться от мужчины, от врага, от Судьбы. Но не от безумия, что терзало тело и разум нестерпимым томлением.

Егор не смотрел девушке в глаза. Посмотрит – не выдержит, рухнет на колени и будет вымаливать прощение за своё вчерашнее бесстыдное поведение. Он-то, в отличие от неё, прекрасно понимал, что с ним происходит, и, скрепя сердцем, заставил себя поверить, что решение вожака вернуть Милану в светский мир – правильное. Разрушится иллюзия, что Мила – его семья, и между ними возможно что-то более интимное, чем просто отношения наставника и ученицы.

Мила медленно, точно движения давались ей с трудом, поднялась.

Егор, подхватив сумку и более ничего не говоря, вышел. Мила последовала за ним. Прощание с теми, кому надлежало присматривать за ней, вышло скупым. Женщины, в большинстве своем, старые девы, кривили губы и прятали глаза, в которых нет-нет да мелькал страх и недоумение за дальнейшие свои судьбы. Как же так… Они столько лет проработали в этом глухом месте, вдали от цивилизации, присматривали за «вон той», а теперь она уезжала, и они оставались не у места. Егор сообщил, что дом следует освободить, рассчитал женщин, добавив к окладу ещё несколько зарплат, так сказать, выходное пособие. Но наставницы всё равно чувствовали себя оскорбленными и недовольными. Снова придется искать хлебные места, подстраиваться под работодателей, заставлять себя учиться чему-то новому. Как хорошо было здесь, в глуши! Работай, да присматривай за непутевой.

Мила тоже не испытывала сожаления при расставании с наставницами. Сухо попрощалась и вышла, ощущая на своей спине злые взгляды. Ни одного доброго слова не прозвучало вслед. Что вполне ожидаемо.

К чему Мила была совершенно не готова, так это к автомобилю. Когда Егор вывел автомобиль из гаража, Милана удивленно охнула.

- Откуда?.. – вопрос невольно слетел с губ.

- Так получилось.

Егор знал, что следовало объяснить, как и когда он пригнал автомобиль, но говорить с Миланой сейчас было выше его сил. Руку снова зажгло. Проклятая метка! Если бы не она…

А впереди ещё много часов дороги, где они будут вдвоем.

Добро пожаловать в персональный ад.

Мила восхищалась машинами. Железными зверями, что силой и мощью превосходили любого четырехногого. А как они блестели? А с какой сумасшедшей скоростью передвигались?

Автомобиль Мила видела два раза в жизни. Оба – когда приезжал Димитриос Лавинский.

Теперь она едет к нему.

Мила подошла к черному «зверю» и дотронулась до холодного капота. И тотчас отдернула руку, столкнувшись с непривычными ощущениями.

Рассмеялась.

- Интересно как, - сказала для себя, и лишь потом посмотрела на наставника.

Осеклась.

У Егора снова появился дикий взгляд, в котором полыхал неконтролируемый огонь. И этот огонь обжигал даже на расстоянии. Помимо воли Мила почувствовала, как её обдало жаром, стало трудно дышать, внизу живота появилась знакомая, но пока непонятная тяжесть.

Н-да, веселое им предстоит путешествие, ничего не скажешь.

Но Мила была готова. Ко всему.

Взгляд янтарных глаз она не отвела. Выдержала огонь, что проникал под кожу.

Даже не без стыда внезапно осознала, что ей нравится новый Егор. Да, проклятая Луна, ей нравится…

- Егор, поехали? – с легкой хрипотцой спросила она, заметив, как мужчина вздрогнул и поспешно отвел взгляд.

- Да. Давай сумку.

Закинув нехитрую поклажу в багажник, Егор подошёл к пассажирской двери, открыл её и глухо обронил:

- Не хочу, чтобы ты меня боялась, Милана.

Девушка грустно улыбнулась.

- Я и не боюсь.

Она не соврала.

Она смирилась. Приготовилась.

Выжидала.

Егор кивнул, пряча глаза, в которых снова всполохнулось недоброе пламя. Черный жар продолжал выедать его нутро, грозясь уничтожить полностью. Но мужчина крепился. У него клятва на крови. У него – альфа, которой он присягал.

А девочка…

Егор обошёл машину с капота и рухнул на водительское сиденье.

Девочка не его.

И никогда не будет его.

Про вчерашнее помешательство лучше забыть и никогда не вспоминать.

Но её запах… Что делать с её запахом, наполнившим салон автомобиля? Куда от него деться? Спрятаться? И как долго Егор сможет вдыхать его, не срываясь?

У него есть день. До наступления темноты. Пока на небе не взошла Луна, у них у обоих есть шанс.

Что будет ночью – он не мог поручиться.

Мила с осторожностью опустилась на кожаное сиденье. Кому скажешь – не поверят. Девятнадцать лет, а в автомобиле поедет впервые. Хотя про то, как управлять этим транспортным средством Мила знала в совершенстве. И была уверена – при необходимости, сев за руль, она сможет поехать.

Оборачиваться на двухэтажный коттедж, возведенный по приказу Димитриоса Лавинского много лет назад и ставший её персональной тюрьмой, она не стала. Ни к чему. Ни любви, ни трепета в отношении каменного дома в душе не было.

Лишь облегчение, что покидает его.

Егор тронулся.

Мила сдержала осторожный вскрик. Всё-таки непривычные ощущения.

Прощай, проклятая… Стонали скалы.

Прощай, проклятая… Шептали деревья.

Мила заморгала, сдерживая слезы всё-таки выступившие на глаза.

Она не сомневалась – настал её час икс.

Она для чего-то понадобилась человеку, что по рождению числился её отцом, отцовских чувств при этом не испытывая. Мила хорошо помнила, как холодно, оценивающе он на неё смотрел. Как на товар, что приобретает высокую цену со временем.

Её время подошло.

Её везли к нему. Чтобы использовать.

Естественно, Мила не могла не задаваться вопросом – что им всем от неё понадобилось? От той, которую посадили под замок, лишили полноценного детства, от той, что никогда не знала родительской заботы и любви.

«Добрые» наставницы сразу, как только маленькая девочка начала более-менее правильно воспринимать мир, сообщили, что её мать умерла при родах. Принесла себя в жертву, производя на свет убогое создание. Следовали и более жесткие эпитеты. Девочка слушала молча. Даже малюткой успела уяснить – от «ворон», облаченных в серые и черные платья сочувствия ждать не приходилось. Палкой огреть – запросто. Оплеуху отвесить – легко. Приголубить, пожалеть – нереально.

Поэтому на радушную встречу с родными Мила не рассчитывала. Четко понимала – от неё будут требовать «нечто». Только что?

Серпантинная дорога уносила девушку в неизвестное будущее, что не сулило ничего хорошего.

Но Мила была готова.

Да, она была готова.

***

- Где Дина?!

Ему уже сообщили, что к особняку подъезжал автомобиль с небезызвестными номерами.

Димитриос дал четкие указания – когда Дикий появится на его территории незамедлительно ему сообщить.

Ему сообщили.

И он мчался из города в поместье на предельной скорости.

И всё же опоздал.

По-другому и быть не могло.

Испытывая эмоции, фабула которых резко менялась ежесекундно, Димитриос, продолжая выказывать видимое спокойствие, ждал ответа от горничной.

- Госпожа наверху. Она…

Дослушивать он не стал. И без лишних слов всё понятно.

Дина… Что же ты натворила, маленькая ты дрянь?

Но она его дрянь! Его! И никто, ни одна живущая в этом бренном мире душа не имеет права трогать её! Не имеет право косо смотреть на неё!

Порвет… Любого. Собственноручно.

Вырвет глотку. Самолично.

Так думал глава дома Скалистых Волков, поднимаясь к жене в её личные покои.

Дина предпочитала темные тона. Нестандартный выбор для молодой женщины, матери. Темно-красный, терракотовый, фиолетовый. И черный. Даже Димитриос подобный выбор считал перебором. Но с женой спорить не стал. Её будуар – её вотчина.

Сейчас же бледное лицо любимой женщины на шелковых бордовых подушках казалось особо ранимым и болезненным.

Она лежала на огромной овальной кровати с закрытыми глазами и хрипло дышала. Рвано.

Глаза Димитриоса гневно прищурились. Он всматривался в лицо Дины, и неконтролируемая ярость захлестывала его. Синяки на скулах, запекшаяся кровь на висках, разбитые губы. Регенерация шла плохо. То есть Дина до сих пор находилась под ментальным воздействием. Если бы она случайно – ну, мало ли! – выпала из окна, то и минуты не провела бы в кровати. Встречала бы его, сидя в своем любом кресле и лениво просматривала модный журнал, отмечая для себя последние тенденции моды.

Сейчас же на неё больно было смотреть. Пальцы Лавинского деформировались, превращаясь в когти, спину обожгло. Верхняя губа дернулась, обнажая удлинившиеся клыки.

Убьет!!

Он убьет того, кто это с ней сделал…

Покалечил изумительное, совершенное тело, красотой которого он не переставал восхищаться. К которому любил прикасаться. Нет, не любил. Он дышать не мог без её тела. Без её сладостного лона и порочного рта.

Димитриос, находясь на грани превращения, шагнул в сторону кровати и тут его глаза увидели, как губы жены зашевелились, а слух уловил едва различимую речь.

Его жена шептала имя.

Мужское.

Не его имя.