***

…На прохладном ветру застывают слезы, высыхая на щеках Рубины – побледневших, словно разом схлынула с лица кровь. Казалось, что там, в дрожащем мареве заката, что кровью дня омывает степные ковыльные дали, сгорает ее несчастное сердце. Погаснет небо, и только пепел останется от кусочка трепещущей плоти. И ветер развеет над степью то, что осталось от ее прошлой жизни…

Рубина глядела вслед кибиткам, скрывающимся в тумане, что полз из оврагов, глядела вслед родичам, безжалостно оторвавшим ее от себя. Псы, от ядовитой слюны которых сгорала трава, мчали за кибитками и словно не видели, что неподалеку стоит она – та, которая им нужна.

Как Рубина поняла это? Откуда пришло страшное знание, что она была нужна гончим? Того она не знала… лишь чуяла – за ней шла погоня.

Но табор бросил ее.

Бросил – чтобы… спасти? Да разве ж спасется в степи одиночка?

Брошена… Разве она цветок? Или камень?

…Брошена. Какое жестокое слово.

Но как же они – как же семья ее? Что с ними теперь будет?

Слезы высохли. Взгляд Рубины медленно стекленел, словно покрывались глаза тонкой корочкой льда.

Оставлена своим родом посреди ковыльной степи на семи ветрах, забыта и покинута… Оставлена.

Да разве ж это спасение?

Худшего проклятия, худшей участи сложно представить. Рубине вспомнились сказки, которые ей рассказывала мать в далеком детстве – о демонах, живущих в осенних ночах. О тех, кто танцует на грани сна и яви. О тех, кто всегда чует проклятую кровь.

А тот, кого оставил табор – тот навеки проклят.

Не будет ему спасения.

«Летят демоны за ветром и ищут тех несчастных, кто останется сам в степи… – слышит Рубина в шелесте трав хрипловатый голос старой ромы, и словно воочию видит ее – воланы на длинной широкой юбке, расклешенные от локтя рукава, украшенные тонким кружевом, монисто на шее, браслеты из малахита. Горят, соперничая с ними, зеленые, как свежая листва, глаза на смуглом скуластом лице с тонкими губами. И рассказывает она дочери дальше старую, как мир, сказку: – Видом страшны, нравом свирепы, косматы да зубасты… Летят демоны, свистят и поют, хохочут дико. Рождены они проклятием древним – когда первая кровь братоубийцы оросила землю, затряслась она, разверзлась, и из глубин огненных, из ада самого выскочили духи подземные. Не страшны они тем, кто у костра сидит, вкруг которого пляска идет – да такая, что пыль столбом вьется. Гитары звон страшен демонам да песня удалая. Лишь одинокому не в силах с ними справиться да отогнать прочь – унесут, развеют над степью, только пепел кружить будет, только пепел…»

От свиста ветра вздрогнула Рубина, плотнее кутаясь в шаль. Надвинула платок на лоб, еще раз взглянула вслед табору, уводящему погоню, да пошла в другую сторону – к темнеющим вдалеке горам. О проклятиях да демонах пыталась не думать, но не могла, то и дело обрывки песен да легенд в мыслях всплывали. Сказки старые призраками вокруг девочки кружили, в дыму прогорклом, с бубнами звонкими да гитарами. И тоскливая музыка былого звучала в тумане, дрожала дождливой взвесью, рыдала серыми небесами, раскинувшимися над Рубиной, будто огромный шатер.

Она шла, пытаясь не слушать эту музыку, закрывала уши ладонями, и руки казались ей ледяными. А музыка все звучала и звучала, усыпляя, завораживая… веки будто свинцом налились, и с огромным трудом Рубине удавалось не поддаться сну. А степь казалась мягче пуховой перины.

Шаг. Еще один. Руки безвольно опустились, плетьми повисли, а мешок, который Злата дала, упал в траву, и Рубина следом опустилась. Застыла, запрокинув голову, слушая песни духов.

…Сухой ковыль, припорошенный первым снегом, тонко звенел на ветру, и казалось – это поет тоскливые песни степь. Степь, видывавшая не одного одинокого путника, слышавшая стоны и крики раненых в давних битвах, поливавших своей кровью эту землю… степь, ставшая сейчас для изгнанницы домом.

Но защитит ли проклятую холодный ветер?

Спасут ли заунывные его песни? Бороться с демонами – непосильная задача для одинокой девочки. И Рубина перебирала в памяти все, что слышала когда-то о злых духах степи – но не было у нее гитары, чтобы переборами ее струн усладить слух зла, не было бубна, отгонявшего духов, не было никого и ничего, что могло бы защитить.

Казалось бы – радоваться надо, что от псов ушла, что погони нет, да только не было радости.

Встала Рубина медленно, как только смогла с сонливостью справиться, а ночь вокруг хмельным вином разливалась. Едва мешок свой не забыла – возвращаться за ним пришлось. Сначала не хотелось, ноги сами прочь брели, а только мало ли что там Злата в дорогу бросила – кресало должна была положить да кусок хлеба… Совсем пропадет же Рубина без огня. Нужно найти место, чтоб костер развести.

Девочка не помнила, сколько брела в ночи – холодной и жестокой, равнодушной ночи, глядящей на нее с небес россыпью звезд, да только появились в сумраке перед нею несколько стоячих камней, расположенных по кругу. Были ли это древние могилы, или кто-то приносил здесь жертвы древних богам – не дано было Рубине знать.

Да и не хотела она этого знания.

Подошла к камням, провела рукой по крайнему из них и увидела вырезанные на нем руны.

– Я, хозяин рун, укрыл здесь могучие силы… – едва слышно читала она, чувствуя, что губы обветрились на ветру. – Быть в беспутстве, не знать покоя, в изгнании быть убитым волшебством тому, кто разрушит эти камни. Я предсказываю гибель.

В сердце Рубины вспыхнула надежда – вот что спасет ее от демонов, что явятся в полночь за брошенной кровными родичами! Камни… эти камни станут ее щитом и мечом. Эти камни будут ее доспехами.

Эти камни помогут победить древнее зло.

Рубина шагнула в круг монолитов, затем достала кресало из мешка и дрожащими руками принялась разводить костер. Сухая трава вспыхнула почти сразу, и огненные лепестки пламени распустились багрово-желтым цветком, рассыпающим искры-мотыльки по ветру. Девочка села у костерка и стала ждать прихода своих демонов. Она улыбалась во тьму и тихо пела о черной вековой тоске и горьком одиночестве.

И голос ее сплетался с ветром.

…И демоны пришли. Они выли разноголосьем тьмы, стонали в черном небе, кружили возле камней, а только в круг попасть не могли, словно волшебная защитная стена окружала Рубину в этом древнем таинственном месте.

Костер плясал на веточках, да вскоре прогорели они все – а подбрасывать было нечего. Попыталась Рубина чарами его поддерживать, как Злата учила, слова нужные шептала, да только слаба была еще девочка, и надолго сил ее не хватило, погасло пламя.

Погасло с шипением змеиным… Хлынул со всех сторон мрак, взвыли пуще прежнего демоны.

Опустилась Рубина на колени перед главным камнем, на котором руны были высечены, и принялась духов-защитников просить, чтобы выручили ее, не дали в осенней степи сгинуть, открыли путь.

Путь, ведущий к людям.

Путь, ведущий дорогами изнанки.

Опасный путь. Призрачный.

И так горячо просила она, что услышали ее светлые духи… заклубился зеленый туман – яркий, словно майская трава в степи – и в дрожащем мареве этом увидела Рубина призрачную дорогу, мощенную золотыми слитками. По обочине ее тополя свечками серебряными горели, а вдалеке можно было разглядеть зубчатую стену, что кольцом город обвивает.

Прижала к груди Рубина свой мешок, вздрогнув от ледяных кинжалов ветра, что на прощание скользнули по ее лицу – словно степь с дочерью своей прощалась… и шагнула на золотую дорогу.

– Не оставь души наши… – послышался шепот Златы, но самой ее видно не было.

Вздрогнула от звука родного голоса Рубина, но лишь эхом повторила слова наставницы, смело идя в туман.

…Ни города, в видении явившегося, ни тополей, ничего… Степь да степь вокруг. Рубина испуганно стояла среди шепчущего моря трав, щурясь от яркого солнца. Куда же призрачный путь привел ее? Осень будто закончилась, зима миновала… неужто так долго она шла по тропе духов?

Услышала крик вдалеке, и бился он всполошенной птицей, взмывал к небесам, чтобы с ветром вдаль улететь. Пригляделась Рубина, а с той стороны, где солнце встает – кибитки среди трав кругом стоят, кострища чернеют… да только заброшенное все, и жизни не чувствуется.

Крик повторился. Прислушалась девочка – живой крик, не призрачный. В беде кто-то! А табор… мертвый?..

И бросилась с ветром наперегонки к кибиткам тем. Но по дороге застыла, туман хлынул со всех сторон, и поняла Рубина – видение это. Нужно замереть, притаиться, чтобы запомнить все, что духи покажут.

Быть может, найдет еще она свою семью?..