Глава 17 Я сказал, отпустите её!
Давид воспринял это не всерьёз. Он подумал, что она притворяется, поэтому усмехнулся.
— Прикидываешься жалкой?! На это я точно не поведусь!
Хрупкое тело неподвижно лежало на полу.
Давид поднял брови:
— Может быть, хватит разыгрывать этот спектакль?
Человек по-прежнему лежал без движений. Давид недоумевая слегка прищурился, затем он развернул инвалидную коляску и продвинулся вперёд. Увидев белое как снег лицо Миланы, он потерял дар речи. В это мгновение его сердце сжалось.
Через 20 минут они уже были в коридоре больницы. Давид с мрачным лицом сидел в инвалидном кресле и холодно смотрел на Егора, который как белка в колесе пытался уладить рабочие вопросы. Завершив свои дела, он подошёл к Давиду.
— Как она? — резким тоном спросил Давид.
— Врач сказал, общая слабость. Вдобавок, из-за болезни у неё был сильный упадок сил, это спровоцировало резкие боли в животе. Вот так, — скривив лицо, сказал Егор.
Услышав эти слова, Давид поднял брови. Через мгновение он с пренебрежением усмехнулся.
— Получается, резкие боли в животе появляются от лживого притворства?
— Давид Игоревич, госпожа, действительно, очень плохо выглядит. К тому же это диагноз врачей, — сказал Егор.
После этих слов яростный взгляд Давид словно пронзил насквозь Егора, поэтому в ту же секунду он тихонько произнёс:
— Возможно, это какая-то ошибка. Как планируете поступить, Давид Игоревич?
Давид вспомнил, что он не добился своей изначальной цели. Ведь она выблевала все таблетки, которые он ей дал. С безразличным выражением лица он сказал:
— Свяжись с доктором. Пускай ей делают аборт.
После услышанного Егор не выдержал и, выпучив глаза, произнёс:
— Давид Игоревич?!
— Она подумала, что, прикинувшись больной, можно будет оставить этого внебрачного ребёнка?
— А?! Госпожа Матвеева всё ещё не избавилась от ребёнка? — схватился за голову Егор и продолжил, — тогда, действительно, это перешло все границы. Она же всё-таки Ваша жена, и если этот ребёнок появится на свет, разве Вы не станете после этого рогоносцем? — завершив это предложение, Егор начал представлять себе как на голове у побледневшего Давида вырастают рога. Он едва ли мог сдержать смех.
— Тебе жить надоело? — прозвучал голос Давида.
Эти слова словно ледяной водой его окатили, Егор резко опомнился и, кивнув головой, сказал:
— Ну, я, пожалуй, пойду свяжусь с врачом.
Егор быстро ушёл. Давид развернулся в инвалидном кресле и направился в палату Миланы. Спокойно и беззвучно он въехал в белую больничную палату. Повсюду ощущался запах дезинфицирующего средства. На больничной койке лежала худенькая и хрупкая девушка. Её руки аккуратно лежали на груди, а лицо было красивым и умиротворённым. За исключением бледных губ и цвета лица девушки, больше признаков болезни не было, казалось, что она просто спит.
Очевидно, что она что-то задумала. Иначе как бы она могла в бессознательном состоянии принять такой вид.
Кресло медленно приблизилось к краю койки. Давид поглощал её своими чёрными глазами.
“Притворяется? В противном случае какое же это удивительное совпадение — именно в данный момент оказаться без сознания. Она всё ещё думает, что это позволит ей оставить этого ребёнка?”
Давид заворожённо на неё смотрел. Вдруг ресницы Миланы тихонько задрожали, и она медленно открыла глаза.
Немного погодя после пробуждения её слегка затуманенный взгляд постепенно прояснился. И, наконец, она чётко увидела общую картину перед собой. Свежий, прохладный и чистый родник. В то же время он очень спокойный. Его словно кистью изобразил живописец. Возвышенный, уединённый, трогающий до глубины души.
Давид замер. В следующую секунду будто бы в родник бросили камешек, и на содрогнувшейся поверхности воды появились мелкие волны.
Увидев Давида, Милана в ужасе резко поднялась в сидячее положение. Её хрупкое тело сжалось в углу и при взгляде на него дрожало от страха.
— По-твоему, я демон какой-то? — Давид прищурился и, стиснув зубы, гневно произнёс.
“Ты страшнее любого демона.” — Милана тихонько про себя подумала. Затем, не осмелившись посмотреть ему в глаза, она опустила взгляд.
— Умоляю тебя, позволь мне его оставить, — через мгновение тихо попросила Фролова. Она говорила почти шёпотом. Словно птица, издающая вопли отчаяния на последнем издыхании. И, несмотря на бессилие, она всё же смогла зацепить Давида за душу.
— Хочешь уговорить меня оставить этого чужого ребёнка?
Милана, прикусив нижнюю губу, молчала.
— Либо наша семья, либо он. Выбирай.
Милана подняла голову, их взгляды встретились. Она не ожидала, что он поставит её перед выбором. В этот момент она ощутила сильнейшую тревогу и собственную беспомощность.
Двое смотрели друг другу в глаза. Как вдруг они услышали шаги, доносящиеся из коридора. Егор вместе с врачом зашли в палату.
— Доктор приехал.
Милана с недоумением посмотрела на неожиданно появившихся в палате двух людей. Зачем они сюда пришли? Взглянув в холодные и бездушные глаза Давида, она сразу всё поняла.
— Фролова Милана? Делаем аборт?
— Нет! — вскрикнула Милана. Забитая в углу хрупкая девушка от горя и отчаяния вдруг начала тяжело дышать, не позволяя никому подходить ближе.
— Госпожа, если Вы не будете противиться и смиренно пойдёте на этот шаг, для Вас это не будет так мучительно. А иначе… – Егор прервался. За его спиной показались двое-трое мужчин в строгих костюмах и тёмных очках. Было очевидно, что всё это спланировано заранее.
Если она не подчинится, они заставят её силой. Но какой в этом смысл?! Она всё равно ни за что не согласится!
— Даже не надейтесь! — прикусив губу, она в неистовой ярости взглянула на тех мужчин, — не подходите!
Посмотрев на неё в таком виде, от безысходности Егор лишь покачал головой и сказал:
— Схватите её.
— Есть!
Несколько человек направились к Милане, однако она уже заранее подготовила для себя план действий. Милана рассчитывала, что, когда они подойдут, она начнёт бить их руками и ногами.
Милана была похожа на сумасшедшую. Она напрочь забыла, что совсем недавно лежала без сознания. И сейчас, перевозбудившись, у неё вновь всё потемнело перед глазами, и она потеряла сознание. Милана в бессилии упала на больничную койку.
— Давид Игоревич, она... Похоже, что она вновь упала в обморок.
Давид, казалось, уже целую вечность наблюдал за этим актёрским мастерством со стороны. Увидев последнюю сцену, он холодно усмехнулся.
— Глупо использовать один и тот же приём дважды. Унесите её, — сказал Давид.
Егор кивнул и отдал приказ подчинённым унести Милану. Без сопротивления нежное и женственное тело Милану подняли. Её шёлковые длинные волосы распустились, а кривой воротник обнажил её маленькое гладкое и белоснежное плечо.
Один лишь взгляд на неё будто мгновенно пронзил душу Давида. Не успев отреагировать, он резко произнёс:
— Отпустите её.
Мужчины засомневались. Это Давид сейчас сказал?
— Вы оглохли?
Подчинённые сразу же отреагировали и положили Милану обратно.
— Давид Игоревич, что произошло? — в недоумении спросил Егор.
Подъехав к ней на коляске, Давид протянул руку и застегнул пуговицу, которая расстегнулась в процессе её отчаянных попыток сопротивляться. Через мгновение он понял, что сейчас натворил. Присутствующие в палате с удивлением смотрели на него, как будто он делал что-то невообразимо странное.
Давид одёрнул руку и кровожадно улыбнулся.
— Как бы то ни было, она – моя женщина. Если я узнаю, что вы видели то, что не должны были видеть, либо столкнулись с тем, с чем вам не следовало сталкиваться. Я сделаю вашу жизнь невыносимой.
Мужчины мгновенно отреагировали на его слова.
— Мы поняли, Давид Игоревич, — ответили подчинённые и кивнули.
После этих слов Давид почувствовал, как кто-то тихонько тянет его за воротник. Обернувшись, он увидел широко раскрытые ясные глазки Миланы. Она лежала с глубоко несчастным выражением лица, и своим видом напоминала брошенного котёнка.
— Давид, оставим его, хорошо? — слабым голосом попросила она.
После этого она вновь потеряла сознание, а рука, которой она тянула Давида за воротник, плавно сползла на кровать.
В палате было очень тихо. Давид неподвижно сидел, а его бездонные глаза смотрели на изящное, белоснежное круглое лицо Миланы. Долгое время Егор в недоумении смотрел на Милану.
— Давид Игоревич, а может… Может, тогда не стоит делать аборт? — облизнув нижнюю губу, сказал Егор.