Глава 3

Даниэль уже несколько дней жил у тëти. Он не сказал бы, что ему здесь было легче.

Начался чемпионат мира по футболу. Юрий смотрел его и громко орал: «Давай! Давай! Мазила! Куда ты бьëшь, придурок!» При этом родственник употреблял невероятное количество пива, а Даниэль равноценно с громкими звуками не любил пьяных.

Уборная по утрам была занята. Все спешили и старались побыстрее вытурить друг друга из ванной. Даниэль привык к строгому распорядку дня. Он вставал в восемь утра и в восемь ноль пять всегда чистил зубы. Отклонение от графика было сродни катастрофе.

Брат бесился из-за собаки, которая жила на веранде и бегала по двору. Маленький карликовый шпиц мешал ему жить. Однажды Павел пнул Маркиза, который подошёл к нему слишком близко. Даниэль набросился на него с кулаками.

Ещё и в одной комнате с братом жить приходилось. Даниэль уходил в ванную переодеваться в пижаму и возвращался. Брат смеялся над его стеснительностью.

Тëтка сама наливала ему чай и накладывала еду в тарелку. Он ел вдосталь, и холодильник был в его распоряжении. После шумного завтрака или ужина с роднёй на парня накатывала невероятная раздражительность, которая проходила с трудом.

Даниэль не понимал, что с ним происходит. Часто стала болеть голова. На работу он шёл с трудом. Ещё и Геннадий Петрович заявил, что продаёт ресторан и уже нашелся покупатель. Захочет ли новый владелец держать у себя пианиста и платить ему деньги?

Сестра уходила на лекции в институте, а возвращалась поздно вечером. Вчера тётка орала, что та совсем не занимается. Дядя вторил ей, ругая дочь. В доме воцарился настоящий гвалт. Даниэль ушёл на улицу и гулял с Маркизом, пока все не угомонились.

Сейчас парень спешил на работу. Как всегда собран. Белая рубашка. Чëрный костюм. На улице заметно потеплело, и ветровку надевать не пришлось.

Ехать в автобусе до музыкального училища — тот ещё квест. Чтобы ни с кем не пересечься взглядом, Даниэль вставал у окна и смотрел на улицу.

Наконец-то он добрался до работы. Зашёл в холл. Из своего кабинета вышла директор. Даниэль мазнул по ней взглядом и прошёл дальше.

— Даниэль Тихомирович, здравствуйте, — сказала пожилая женщина.

Пришлось обернуться.

— Эм… Простите. Здравствуйте.

Милич понимал, что положено здороваться, но никак не мог уяснить, зачем. Он не воспринимал все эти расшаркивания друг с другом.

В детстве мама всегда напоминала, когда проходили мимо соседей: «Что нужно сказать, милый».

«Что?» — невинно спрашивал Даниэль.

«Ты забыл поздороваться, сынок», — напоминала мама.

Директриса посмотрела на него, но Даниэль не понял, сердится она или нет.

— Зайдите ко мне, Даниэль Тихомирович, — скомандовала женщина.

— Хорошо, Людмила Валерьевна, — пожал плечами Даниэль.

Пришлось идти в кабинет директрисы, где он бывал весьма редко. Каждый такой визит сопровождался стрессом. Ему всё время казалось, что он провинился. Даже если и не так.

— Присаживайтесь, — Людмила указала на стул у стола, а сама села в своё кресло.

Даниэль присел на самый краешек, посмотрел на женщину и моментально отвёл взгляд. Общаться, глядя в лицо собеседника, было неприятно.

— Я ценю вас как специалиста, Даниэль Тихомирович, но, к сожалению, нам придётся расстаться. Понимаете, родители детей, с которыми вы занимаетесь, узнали о вашем диагнозе и потребовали сменить учителя. Более того, они обещали дойти до высших инстанций с требованием вас уволить, если я не сделаю это сама.

— Постойте, но я же не заразный и не агрессивный. Это не тот случай, когда нужно бояться. В классах к тому же камеры, — возразил Даниэль.

— Я всё понимаю, Даниэль. Поверьте мне. Когда я брала вас на работу, то всесторонне изучила информацию о таких, как вы. К сожалению, не все люди готовы делать так же. Они услышали, что вы с синдромом, и заранее поставили на вас клеймо неблагонадëжного и опасного человека. У вас третья группа инвалидности. Вы сможете продержаться на пенсию, пока не найдете подходящую работу. Подпишите заявление по собственному желанию. Так будет лучше.

Людмила Валерьевна протянула отпечатанный лист бумаги. Она всё подготовила заранее. Даниэлю осталось только поставить автограф внизу, и всё, он свободен.

— Последним рабочим днём считается день увольнения. Но у вас сегодня нет занятий. Можете идти домой. Не обижайтесь, Даниэль Тихомирович.

— Всё нормально. Я только заберу пару своих вещей из класса и уйду. До свидания, Людмила Валерьевна.

— Удачи вам, — ответила женщина.

Даниэль два года работал здесь учителем игры на фортепиано. Всегда было всё хорошо. Никто на него не жаловался. Дети уважали. В одночасье всё пошло прахом. Так было и в школе.

Даниэль собрал несколько альбомов с нотами в наплечную сумку и вышел из здания. Он побрёл к остановке, вспоминая прошлое.

В первом классе Даниэль учился довольно сносно. Дети читали по слогам, а он уже в пять лет прочёл толстую книгу сказок. Ему было скучно на уроках.

Во втором классе пошли трудности. Он мог разговаривать на двух языках, но вот математика и другие предметы давались с трудом. Даниэль не мог запомнить правила русского языка, но интуитивно писал грамотно. Даже слишком для своего возраста.

Почерк был выверенный буква к букве, но это не добавляло очков в глазах учителей.

Кроме этого, он ни с кем не общался. Не стремится завести друзей или влиться в компанию.

Из-за странного поведения и невозможности нормально учиться началась травля. Учитель не особо вмешивалась в это.

Когда мать узнала о буллинге, она попробовала поговорить с родителями нескольких зачинщиков. Но стало только хуже.

Мама хотела как лучше и рассказала, что сын на инвалидности. Через пару дней Даниэлю приказали привести мать к директору школы.

В то время работал Горшков, пожилой мужчина с лысой головой и седой бородой. Он даже церемониться не стал, пропустил обоих в кабинет.

Мама поздоровалась. Даниэль молчал.

— Тебя здороваться со взрослыми не учили? — спросил директор. Потом махнул рукой и продолжил.

Горшков заявил, что родители его одноклассников против, чтобы их дети учились с таким, как Даниэль. Нужно переводить мальчика на домашнее обучение.

— Как на домашнее? Вы понимаете, что моему сыну нужна социализация. Он должен научиться взаимодействовать с другими людьми, — возмутилась мама.

— Вот и учите взаимодействовать своего шизофреника сами. При чëм тут школа? Учитель будет ходить к вам пару раз в неделю. И один раз Даниэль станет приходить в класс. По понедельникам, к примеру.

— Как вы можете?! Мой сын не шизофреник! — повысила голос мама.

— Ну надо же, развел руками директор. — Напридумывали новых диагнозов. Расстройства там всякие. Мне шестьдесят лет, и в моё время таких детей считали шизофрениками. Их учили в школе для дебилов. Сейчас все, кому не лень, повадились к нормальным детям своё ущербное чадо совать. Или домашнее обучение, или мы исключим вас из школы.

Даниэль слышал, что взрослые разговаривают, почти крича друг на друга, но он не понимал, что происходит. Это он виноват? Он потому что не такой, как все?

Мальчик опустил голову, зажал уши руками и закричал.

Мама подписала какие-то бумаги, начала успокаивать. Попутно обсуждая график учëбы. Потом она вывела Даниэля из кабинета, и они направились на улицу.

Даниэль успокоился, шмыгнул носом и спросил:

— Это я виноват, да, мам?

Мама присела на корточки и обняла.

— Что ты, сыночек? Ты ни в чëм не виноват. Это они не правы. Ничего, на домашнем обучении будет лучше. Тебя никто не станет обижать.

Даниэль мягко отстранился. Он мог вытерпеть только мамины объятия.

Кое-как он окончил девять классов. Сдал экзамены по упрощённой программе. Потом поступил в училище на учителя по фортепиано. Мама в это время боролась за него, как могла. Часто заступиться за сына не выходило.

На конкурс «Щелкунчик» отправляли его, но в итоге поехала дочка какого-то богатого бизнесмена. В другой раз посчастливилось очередному богатенькому, но не Даниэлю.

Мама упрашивала учителя, но тот разводил руками и говорил, что так решил директор.

Вот и сейчас его выперли из родной музыкальной школы после десяти лет обучения и двух лет работы. Только директор теперь женщина. Было обидно. В душе лились потоки слëз, но как всегда, ни одна эмоция не отразилась на лице.

Даниэль возвращался в дом тëти раньше обычного. Вероника приболела и осталась дома. Юрий на работе. Кто ещё вернулся, он не знал.

Милич бесшумно зашёл в дом. Собака на веранде не тявкнула, видимо, гуляла где-то.

У Даниэля был стопроцентный слух, к тому же очень острый. Он ещё в прихожей услышал, что на кухне ругаются.

— Мне надоело жить в одном доме со странным человеком и его псиной! Да, он мой двоюродный брат, но я больше так не могу. По его роже фиг поймешь, что у него на уме! Не ровен час, в спину ножом ударит! — кричал Паша.

— Не утрируй. Ты знаешь, что Даниэль не такой. Он чересчур добрый. Лучше помоги оформить на ним опеку, как над инвалидом. Ты же будущий адвокат и знаешь, что нужно делать, — шикнула Венера.

— Нахрена он нам тут, мама? — сказал брат.

— Ты совсем ничего не понимаешь, да? Маринка померла. Квартира досталась ему. Между прочим, родители получали её на всю семью. Там и моя доля была. Просто когда приватизировали, сестричка беременная оказалась. Мы жили в этом доме. Юра продал квартиру, и родители нам добавили. Они сказали, что у меня есть где жить. Просили отказаться от приватизации в пользу Марины. Я сделала. Думала, они мне наследство оставят. Как бы ни так. Родители сразу же завещали свои доли сестричке.

— И что? — спросил брат.

— А то. Тебе двадцать пять, ты скоро женишься. Упекëм Даню в интернет для душевнобольных. Ты в его хате поселишься. Зря я ему порошок в чай подсыпаю, чтобы он агрессивным стал? Зря я нашла родителей его учеников и о диагнозе рассказала?

Даниэль слушал это, и сердце разрывалось от боли. Он считал тëтю Венеру и её семью единственной роднёй. Теперь оказалось, что всё это иллюзия. Родни нет. Работы нет. Он был никому не нужен, кроме мамы, а сейчас и её нет.

Даниэль прямо в туфлях прошёл на кухню.

— Ой, Даничка пришёл, — губы тëтки растянулись в улыбке.

— Меня зовут Даниэль. Так трудно запомнить? Я уезжаю домой. Больше у меня нет родни, — сказал парень совершенно спокойно.

— Вот что я говорил, мам? Скорее всего, разговор наш подслушал, а на лице ни один мускул не дрогнул. Ей богу, мне скоро начнёт казаться, что я в фильме ужасов живу. Собирай вещи, убогий, и уматывай, — сказал брат.

Паша быстрым шагом прошёл мимо и задел его плечом.

Даниэль побежал собирать вещи. Хорошо хоть взял немного. Тëтка увязалась следом.

— Данечка, не уходи. Я же пошутила, чтобы Пашка от тебя отстал, — тараторила она.

— У меня больше нет родных. У меня больше нет родных, — начал повторять Даниэль, собирая вещи.

Брат громко включил в зале телевизор. Даниэль вздрогнул и застегнул молнию сумки. Потом он подхватил её и пошёл искать Маркиза. Он уедет сегодня в свою квартиру и больше никогда не переступит порог этого дома.