1
Песня плыла над широкой рекой, залетала в камыши, касалась плакучих ив.
Спешу по дороге любимой навстречу,
Сердце поет, ожидая свидания.
Дождик бисером ложится на плечи,
И капли смывают слезы прощания.
На незнакомые звуки снижались пролетающие птицы. Звери подкрадывались, чтобы рассмотреть сидящего на утесе певца. Даже облака замедляли свой извечный бег, собирались косматыми кучами над развесистым дубом.
Луна из-за туч ярким глазом моргает,
Звезды крикнут с небес: «Тебя заждались!»
И ветер, что с листьями в салки играет,
Слегка подтолкнет: мол, давай, торопись.
Тягучей волной песня шелестела по замершей траве. С каждым новым словом затухал шепот ветра в кронах деревьев. И так много было боли в словах, что нет рядом возлюбленной, и так много счастья – что она есть на белом свете.
Шепчутся тихо кусты у дороги:
– Взгляни на него, до чего же счастливый.
Спешу я навстречу, и несут меня ноги
К единственной, милой, родной и любимой.
Неизмеримая любовь к той, единственной, к той, ради кого оставил дом, отправился в дальние страны – звучала в каждом слове. Слышалась бескрайняя нежность к той, чье имя согревало холодными ночами. К той, чьи глаза блазнились в каждом сне.
Заветный цветок на груди притаился,
Насквозь пропитался души теплотой.
Пусть он расскажет, как я влюбился,
Пусть он споет про пропавший покой.
Девушка в цветастом сарафане внимала каждому слову, по румяным щекам катились слезы от нахлынувшей тоски – вот если бы её так любили. Она осматривала певца, пока тот не видел.
Старик с длинной бородой, волосы сплошь седые, глаза печально смотрят на раскинувшиеся просторы. Сгорбленной спиной прижимается к шершавой коре огромного дуба.
Стоптанные лапти, прохудившаяся рубаха, грязные штаны – все уходило в сторону, когда он бархатным баритоном выводил следующее слово. В плечо черными коготками вцепился серый соловей. Маленькая птичка склонила головку, слушая старика.
Мягкий свет струится из окна,
Медленно сгорают тяжелые свечи.
Мы одни на Земле, и нам не до сна
В этот волшебный и сказочный вечер.
Прозвенело последнее слово. Эхо унесло песню дальше – ранить сердца влюбленных.
Девушка набрала в грудь воздуха, чтобы похвалить певца, когда старик извлек из-за пазухи пастушью дудочку. Птичка встрепенуласьна плече, в её черных глазках почудилась просьба не мешать. Девушка выдохнула.
Губы тронули сопель, и красивая мелодия понеслась вслед за улетевшей песней, теперь ласковому наигрышу вторил серый комочек. Пронзительными, пробирающими до глубины души трелями невзрачная птаха рисовала искусную вязь.
Девушка ощутила, как перехватило дыхание, а из глаз пуще прежнего полились горячие капли, слезы радости. Чарующая дудочка обещала, что всё будет хорошо. Рулады маленького певца вели мелодию за собой. Они вместе касались верхушек облаков и спускались, чтобы взлететь ещё выше. И завтра будет новый день – пели они – и всё наладится, и люди станут немного добрее, немного лучше, немного счастливее.
Волшебная мелодия оборвалась на самой пронзительной ноте. Старик тяжело вздохнул и аккуратно убрал дудочку-сопель.
– Дедушка! Как же ты дивно поешь и играешь! – проговорила девушка.
Старик вздрогнул, слезящиеся глаза посмотрели на девушку:
– Давно ль ты здесь, краса-девица?
– Только твою песню прослушала да переливы соловушки. Очень уж вы жалостливо выводите, аж сердце разрывается на мелкие кусочки. Но так хорошо потом, словно утренней росой душу окропили, – всхлипнула девушка и вытерла глаза кончиком платка.
– Спасибо, красавица, за слова добрые. Давно я здесь не был, вот и накатила грусть-тоска по родным местам. А птаха вольная песней поддержала, – вымолвил старик, морщинистые пальцы осторожно пригладили перышки соловья. – Прибилась на днях, все же не так скучно по ковылю ступать.
– Уезжал куда, деда? – девушка помогла старику встать.
– Да, уезжал, – вздохнул старик. – Три года в поисках, а нашел возле дома.
– Три года? – переспросила девушка, – Знать, много где побывал? Много чего видывал?
Старик и девушка потихоньку спускались с утеса, серая птичка крепко вцепилась в рубаху. Из-под ног прыскали ящерки, издалека доносились жалобы кукушки на тяжелую долю.
– Побывал на востоке, где восходящее солнце окрасило кожу людей в желтый цвет. На западе тоже искал, от закатного солнца у всех кожа красная. На юге особенно жарко, поэтому люди голые ходят, черные как головешки в печи. Непривычно везде для северян, ох и непривычно. Всё одно дома краше! – старик оглядел заливные луга, линию густого леса на виднокрае.
– А что искал-то, деда? – спросила девушка, перед её глазами проходили люди с кожей разного цвета.
– Цветок, что сравнится по красоте с моей любимой, – ответил старик. – Искал далеко, а нашел почти под боком. Теперь несу своей избраннице. Зарок у нас такой случился: принесу цветок, и она выйдет замуж за меня.
При этих словах птичка на плече издала жалостливую трель.
Девушка внимательно слушала старика, поддерживая его за локоть при спуске.
– Цветок-то нашел, да только куда ей такой старый-то нужен буду? На него обменял у колдуна свою молодость, но зато зарок исполню – докажу свою любовь. А там будь что будет, – покряхтывал старик. Больше себя успокаивал, чем рассказывал девушке.
Он достал из-за пазухи небольшой мешочек. Из вышитого кисета тянулась вверх черная ромашка. Ничего особенного, но взгляд притягивала – не оторвать. Лепестки, прожилки, листья – никакому мастеру не повторить. Поставь рядом с самыми красивыми цветами – не увидишь цветов.
– Ой, деда, ты никак шутить надо мной вздумал? Совсем глупой считаешь, если старые сказки рассказываешь? – улыбнулась девушка.
Нахмурившийся старик убрал ромашку обратно.
– Не сказки то, девица! Три года я искал цветок, а нашел недалече отсюда, в хижине у колдуна. Видать, за время моего путешествия здесь поселился, коли я не слышал о нем никогда. Попросился к нему переночевать, а он отказывался, мол, ночи у него долгие. Но всё же упросил, а утром заметил во дворе эту красоту неземную. Я совсем было отчаялся, и с повинной домой возвращался – а тут такой подарок. Колдун продать не согласился, но предложил обменять на молодость. А мне без любимой и молодость ни к чему. Вот и поменялись.
– Деда, перестань над наивностью смеяться! Какие тогда ты три года искал? В нашей деревне рассказывали, как молодой пастух тридцать лет назад влюбился в местную красавицу Ладославу да жениться ей предложил. А та в ответ: «Принеси цветок, что по красоте со мной сравнится, тогда и выйду за тебя замуж!» Парень ушел и пропал. А Ладослава покоя не находила, всё корила себя за насмешку над молодцем и лет через пять тоже исчезла. Говорят, что сбросилась с этого утеса. Но это все до моего рождения было. Да и нет у нас поблизости никакого колдуна. Дедушка, что с тобой? – девушка подхватила тщедушное тело.
Старик побледнел и опустился на землю. Ноги не держали. Из черных бусинок-глаз птички лились мелкие слезы.
– Как звать-то тебя, девушка? И кто твои родители? – выдохнул старик.
Из груди рвался отчаянный крик. Но старик ждал ответа, хватался за спасительную ниточку надежды, что все это неправда, и девушка разыгрывает его. Вот, сейчас. Вот. Сейчас она рассмеется, и вместе продолжат путь. А там...
– Родитель мой, Гордибор-кузнец, Яромилой назвал. Деда, может знахаря позвать? На тебе лица нет, – ответила девушка, суетясь возле старика.
– Не надо, Яромилушка. Ты иди домой, а я посижу немного, охолону да и пойду потихоньку дальше. Кланяйся отцу, немало мы с ним игрищ провели, а на кулачках всегда спина к спине стояли. Иди, девица, иди, – бормотал старик, голова опускалась всё ниже.
Птичка на плече огорченно выводила трели, словно утешая старика.
– Так ли всё хорошо, дедушка? – Яромила дождалась кивка и снова спросила. – А от кого поклон-то передавать?
– Скажи, что от Светозара, – улыбнулся старик.
Горечи в этой улыбке было больше, чем в кусте буйной полыни.
Девушка оставила сидящего старика и побежала домой, все же намереваясь позвать знахаря. Мимо пролетал чертополох, васильки берегли лохматые головки от босых ступней. Яромила торопилась, репей впивался в подол, одуванчики осыпали мелкими пушинками.
На горизонте показалась деревня, когда она неожиданно остановилась.
Светозар!
Именно так звали того пастуха!
А она своими словами...
Девушка бросилась назад.
Издалека слышны отчаянные соловьиные трели. Утес. Седовласая фигура на вершине. Она не успевала.
Дыхания не хватало, чтобы окрикнуть.