Глава 2

Обратно в реальность я вернулся от треска валежника. Вечерело. Вокруг плотно росли деревья, запутанные густым кустарником. Не фруктовые — значит, лес или роща…

Треск раздался ближе и более отчетливо. Видимо, не понравился он моему подсознанию, остававшемуся на страже, и оно поспешило растормошить весь остальной организм. А ведь верно — неправильный был треск, слишком громкий. Зверь так не ходит. Кабан или медведь, могут, но только если атакуют или убегают. Но тогда шум катится впереди них с быстротой подъезжающей электрички. А вот так, неспешно, размеренно мог бы ходить человек — набрав за двести кило весу и с ногами сверх пятидесятого размера. Что-то подсказывало мне, что к подобным встречам я еще не готов. Значит, надо менять место дислокации…

Определившись с ближайшей задачей, я открыл глаза и сел. Спина отозвалась на движение болью, но не так чтоб очень. Не до судорог… Руки и ноги тоже ныли о своем, но двигались. Оставались открытыми вопросы: где, что, как и почему? — но настораживающий треск приближался, и я, отложив поиск ответов на более благоприятное время, на автомате подхватил с земли свой рюкзак, какой-то объемный баул и поспешил в противоположную сторону.

Шагов через двадцать лес закончился, и я вышел на широкую булыжную мостовую. Помниться, бабушка сказывала, что проложили ее здесь чуть ли не при кесаре Франце Иосифе. Да так старательно, что она простояла не только обе войны, но и весь прочий воспоследовавший бардак и разруху пережить сумела. Кстати, вместе с мостом. Его специально взорвать пытались, когда отступали, я только забыл: кто именно. Скорее всего немцы. У них только строить хорошо получается, а ломать — кишка тонка… Или торопились… Вот ничего и не получилось. Опора покосилась, а мост даже не просел. Так и стоят, по сей день — мост через реку Свирж и пара километров мостовой по обе стороны от него. Более позднее, современное асфальтовое покрытие на шоссе уже по нескольку раз меняли да латали, а плотно уложенным и выглаженным гранитовым булыжникам хоть бы что. Такая вот местная достопримечательность получилась.

О! Это ж я считай в деревне. Минут пятнадцать ходьбы и буду дома…

Тут я вспомнил автобус, крик водителя, удар… и недоуменно огляделся.

Подождите, граждане дорогие, если была авария, то где покореженный остов автобуса, битое стекло?.. Это ж я, так понимаю, вместе с ним наружу вылетел? И почему я очнулся не на обочине, а за много метров вглубь леса? У меня что — повышенная летучесть обнаружилась?

Да ладно, бог с ней, при авариях и не такие курьезы случаются. Однажды грузовик в поворот не вписался и с пригорка навернулся. Раза три через себя его перекинуло, а потом еще и в ясень приложило. Короче, машину увезли на металлолом, как не поддающуюся восстановлению. Водителя — в больницу отправили. К счастью, живого. А смешное во всей этой, в целом грустной истории, что шофер вез в кабине молоко в трехлитровой стеклянной банке. И вот она не только не разбилась, а даже хлипкая капроновая крышечка с горловины не слетела. Так и лежала себе стеклотара на полике — полная и целехонькая. А вы говорите!.. Поэтому, личному рекорду на дальность полетов я не стал удивляться, а вот — куда с места аварии подевались все остальные участники происшествия, как и сами следы такового — понять не смог. Не бывает такого… но факт.

Ладно, запишем в странности, а разборки отложим на потом. Странность странностью, но было бы гораздо хуже, если бы вокруг валялись раненные пассажиры, и никто не спешил на помощь. Приходилось, знаете ли, видеть… Не самое приятное зрелище. А с непонятками утром разберемся. Как завещает армейская мудрость: «Потому что сапоги надо чистить с вечера, чтобы утром надевать их на свежую голову».

Приняв вполне разумное решение, подхватил вещи и потащился дальше, запоздало удивляясь изрядному весу чужого баула. К слову, единственному вещественному доказательству того, что ни автобус, ни авария мне все-таки не приснились.

Солнце к тому времени совсем село, от реки потянуло туманом и, поскольку луна не торопилась на свое рабочее место, темень сгустилась нешуточная. Видимость — ноль.

Наплевать. В родных местах я могу ходить не только с закрытыми глазами, но и в любой степени опьянения. Проверенно… Автопилот не подводил ни разу. Где бы я не отключился, — в обзаводящейся усами юности разные коллизии случались, — просыпался всегда в своей комнате. В крайнем случае — на сеновале, но обязательно на своем подворье.

Мимоходом удивился роще, в которую меня выбросило из автобуса, — раньше там общественный сенокос и дорога на кладбище были. Но, ведь за пять лет многое могло измениться. Успокоенный этой мыслью я побрел домой, сгоряча не сопоставив не такой уж и большой интервал времени с вековым возрастом деревьев…

Дом стоял на месте. Правда, напрочь исчезла вся изгородь. И в виде стальной сетки, натянутой между бетонными столбцами, для отделения частной территории от территории общественной. И в виде невысокого штакетника, декоративно ограждающего место для сидения, хождения, курения и прочих передвижений хозяев — от сада и огорода. Кстати, вместе с опорными столбами. Но, в наше время, подобной метаморфозой никого не удивишь. Оставленное без присмотра имущество имеет свойство растворяться, как сахар в кипятке. Тем более, за цельную пятилетку… Хорошо хоть дом не растащили по дощечке, да по кирпичику… Мало ли у кого из соседей какая срочная неудовлетворенность в стройматериалах образовалась? А здесь — вон сколько всего.

Входную дверь вот, кстати, тоже добрые люди сменили. Раньше она более изящная была. Дубовая, резная… А сейчас простое полотно, сметанное на живую нитку из кое-как подогнанных досок. Сосновых. Даже без замка. Сюрприз, однако. Похоже, отдых обещает стать насыщенным и интересным!..

Но, поскольку дверь все-таки не просто украли, а заменили, — будем надеяться, что и дом внутри не разорили окончательно.

Зря надеялся. Дощатый пол был уничтожен, как класс или вид. До единой дощечки и лаги. Причем, воры не только унесли материал, но и тщательно убрали за собой. Наверно, заметали следы. Свет я даже не пытался включать, здешние сборщики налогов от РЭС за пользование электроэнергией, давно уж обрезали провода. При этом, совершенно не вникая в ситуацию, что в нежилом доме счетчику, обычно, не свойственно крутиться. Радетели, блин… Лучше б радиоточку сняли. «Колхозника» никто не слушает с момента окончательного исхода в мир иной коллективных хозяйств. А столбы с проводами до сих пор по всей деревне торчат и направление на райцентр указывают.

Огарок свечи нашелся на привычном месте, за печкой, у вьюшки. Ну, а солдат без спичек, что петух без яичек…

Крохотный огонек старательно попытался раздвинуть тьму по углам комнаты.

Ага, мебель, непрошеные дизайнеры, тоже сменили…

Вместо лакированного шкафа, мягкого дивана, уютного кресла, тахты, раздвижного обеденного стола и десятка разных стульев, завезенных сюда по мере обновления городских апартаментов, в комнате ближе к печке, стояла неширокая, напоминающая нары гауптвахты, лежанка. У двери — вместительный, с окованными углами, сундук. Стол тоже больше походил на сооружение, возводимое во дворах, для совместного забивания «козла». А стулья, хоть и старенькие, но еще крепкие и не облезлые (раньше мебель делали на века, а не в дань мгновенной моде) сменили две скамейки. Одна — чуть длиннее, наподобие садовой или кладбищенской, со спинкой — примостилась под стенкой между окон. А вторая — на три посадочных места, и без ограждения, была придвинута к столу. Завершали гарнитур навесные полки, на которых сиротливо ютилась пара глиняных мисок и больших, как пивные бокалы, кружек. В общем и целом — хата-музей. Реконструкция быта отдельно взятого и очень средневекового крестьянства.

С ума сбеситься. Или я что-то пропустил, а родители не сочли нужным поставить меня в известность?

Это открытие следовало перекурить.

Сев прямо на пороге, лицом на улицу, с сигаретой в руке, я призадумался.

Собственно, ничего страшного не случилось. Возможно, даже к лучшему. В нежилом и неотапливаемом доме, за столько лет, без пригляда, и обивка на мебели сгнила бы от сырости, и мыши все дерево на труху источили, заполнив дом гораздо менее привлекательными отходами жизнедеятельности. А так — пустовато, зато сухо, чисто. Я бы даже сказал, прибрано.

И вообще — вещи тлен, память важнее. А ее никакими перестановками не вытравить. К тому же, в быту я непривередлив, да и куковать мне здесь всего ничего. Только переждать пока предки с югов воротятся. Днем — рыбалка, грибы и прочий моцион, положенный на заслуженном отдыхе, а короткую летнюю ночь можно и на нарах перекантоваться. Тьфу-тьфу-тьфу чтоб не накликать. Одолжу у соседей пару охапок соломы. Лучше чем в «Астории» устроюсь. И вообще — надо завтра по селу пройтись. Я же здесь вырос. Может, и не придется по поводу питания и ночлега беспокоиться. Как там у Винни-Пуха? «Кто ходит в гости по утрам…»

Позже, может, и в самом деле к господину с исконно русским позывным «Фрэвардин», в гости наведаюсь? Если они и в самом деле где-то неподалеку лагерь разбили. При условии, что их компания мне все же не померещились. Если честно, не хотелось бы… особенно, вспоминая ТТХ некоего улыбчивого, белокурого и курносенького изделия. А с другой стороны — откуда глюки? Кроме пива и пепси я ничего не принимал… Даже пачка анальгина, заботливо сунутая медсестричкой в карман на дорогу, до сих пор нетронутая лежит.

Тьфу, нашел, чем мозги забивать. Ночь-то, какая. Тихая, славная…

Я поднял глаза к звездам и обмер. Потом внимательно посмотрел на пачку папирос, понюхал дымок. Да, нет — все нормально. Но окурок на всякий случай выбросил. Ясен пень, никто понарошку наркоту мне в табак подмешивать не станет — слишком дорогое удовольствие для шутки, но как тогда объяснить, творящееся не только на земле, но и на небесах безобразие?

Помниться, в детстве, я спрашивал у бабушки: что означают пятна на Луне. И она мне объяснила, что это Господь сделал на Месяце рисунок в назидание человечеству. Чтобы люди никогда не забывали о совершенном некогда давно, страшном грехе братоубийства. Потому, что если присмотреться внимательнее, то в размытых силуэтах можно разглядеть Каина несущего на вилах Авеля.

Но то, что я видел на белесом блине, сейчас больше всего напоминало елку. Точнее: треугольник стоящий основой на вершине другого треугольника. В принципе, если взять во внимание, как люди относятся к назидательной божественной живописи и сколько с тех, библейских времен братьев отправили в мир иной других братьев, сестер и прочих сродственников, не удивительно, что Творец решил сменить обои на рабочем столе. Заодно, существенно уменьшив Луну в размерах.

Это я еще смог бы принять. Тем более что она, как и положено женской особи, весьма изменчива. Особенно в разных широтах… Гораздо больше меня заинтересовал другой вопрос: когда и где Луна успела обзавестись, не положенным ей по штату, спутником? Эдаким крупным золотистым яблоком, как по блюду, скользящим сейчас сверху вниз и чуть наискосок по ее бледному лику.

— Владислав, это ты что ли?.. — густым и чуть хрипловатым басом поинтересовалась сгустившаяся неподалеку от дома темень, отвлекая меня от изучения небесных перверсий.

Голос был совершенно незнаком и звучал как-то неестественно. Так иной раз случалось в старых фильмах, записанных еще на аналоговых носителях. Когда, при монтаже, новую звуковую дорожку с синхронным переводом записывали поверх оригинального текста, не удосужившись, как следует затереть старое звучание. И если прислушаться, то за гугнивым стоном переводчика, можно было разобрать аутентичный голос актера, говорящего на чужеземном языке. Согласен, странная ситуация. Но, тем не менее, повода отрекаться от собственного имени, не видел.

— Я… А кто и с какой целью интересуется?