9 глава Часть 9

В салон красоты Тори привел меня сам, сам дал указания администратору по поводу моих процедур, и оставил меня с Альди вдвоем, умчавшись на подписание контракта. Я плюнула и решила не плыть против течения. Потому что устала после двух часов полета и размещения в отеле. Решила расслабиться и получать удовольствие — я ведь ни разу не была в таких дорогих салонах там, у себя на Земле, денег на это никогда не хватало.

Но от эпиляции отказалась категорически, выдержав бой с администратором. Никогда не вращаясь среди элиты, мне было невдомёк, каким местом и где мне придется светить, но не сдалась, не согласилась, даже орать не пришлось, а эпиляцию этому гаду я еще припомню.

Суслик пообещал, что так это мы не оставим, и я, пока лежала на разных масках-примочках-спа-процедурах, думала распланировать свою мстю до миллиметра, но отрубилась и проспала все время.

Потом мне сделали прическу, слегка подстригли — муж особенно просил не трогать длину волос, а поколдовать и сделать укладку для вечернего выхода в свет.

После укладки у меня настроение улучшилось — я люблю, когда возятся с волосами, да и прическа мне шла, сусел вообще пищал без остановки, восторгаясь моим внешним видом, кудрями, элегантно уложенными волосами и волшебным преобразованием из уточки в лебедя — оклумил всю голову, заполошный.

Мейкап от молоденького симпатичного омеги добавил мне лоска, и кожа, казалось, засветилась. Правда, замазывая след от пощечины на скуле, он всячески охал и сочувствующе посматривал на меня, а потом втихомолку сунул в руку тюбик с тональником, грустно улыбнувшись.

Я спохватилась и взяла у Лиши телефон, вдруг еще понадобятся его услуги в преображении — ему денежка и мне помощь.

Затем Альдис, одобрительно оглядев результат четырех часов волшебства, отвёл меня в магазин одежды, который находился на этой же красивой зеленой улочке с яркими витринами и нарядными манекенами.

— Нам, пожалуйста, вечерний наряд подберите, — обратился он к мелкому, симпатичному темноволосому омеге с ярким красным мазком челки, и тот сразу просек фишку, оценив внешний вид беты, отсутствие обручального кольца и золотую карту. Кстати, у меня тоже не было обручалки.

И понеслось… Вот ведь вроде и меня обслуживал, а косил глазками и вилял хвостом перед бетой так, что даже Альдис заинтересовался. Я ушла в примерочную кабинку с отобранными для меня рубашками и брюками разных расцветок и отвергла помощь настырного омеги. Остальные продавцы делали вид, что заняты работой, видимо они негласно дали возможность пофлиртовать своему коллеге, соблазнив богатого бету.

Рассмотрев, что мне отобрал омега, я скривилась, а суслик выругался одним из дедовских ругательств. Эти рюши, эти без единой пуговицы яркие клочки тряпочек смотрелись на мне отлично, но так развратно, откровенно, как на омеге с низкой социальной ответственностью. Ну, или это я так в них выглядела. Выглядел. Я практически не видела себя со стороны за все это время, поэтому и не могла резко перестроиться, говоря о себе в мужском роде, даже часто видя свой член, писая и занимаясь сексом с мужем. Но сейчас, перед зеркалом, с этой волшебной прической и сияющей кожей, я четко видела перед собой мужчину, омегу, и думать о себе, как о девочке, было сложно. Но привычно. Да и когда нас пугали сложности? Они меня только закаляли.

Выглянув из-за шторки, заметила, как флиртуют занятые друг другом Альди с омегой, и тихонько вышла из кабинки, пройдясь вдоль рядов с плечиками, отбирая то, что мне всегда хотелось раньше — строгие, стильные мужские костюмы, и с небольшим намеком на фривольность блузки. Я притащила в примерочную пять костюмов и три блузки, но уже второй, светло-голубой с приталенным пиджаком, не захотелось снимать. Его будто шили, учитывая все мои изгибы и выступающие косточки, он подошел идеально. Так же, как и первая рубашка — строгая, с первой пуговкой ниже ключиц на два пальца. Худоба, приобретенная мною за последнее время (да вот прямо с момента попадания у меня с едой не сложилось как-то), так вот, худоба мне шла, я выглядела неприлично молодо и звонко.

Внимательно разглядывая себя в зеркале, я отметила нос уточкой, с маленькой ямкой на кончике; ямку, куда ангел прикладывает палец при рождении между носом и губой; ямку на подбородке… Если свести брови, которые мне сегодня оформили (выщипывать не дала категорически, оставив свою ширину, буду новую моду вводить, спорила по каждой волосине), то и там образовывалась такая же ямка, и прямая линия из ямочек от лба, через нос проходила до самого подбородка по всем ямочкам. Не красавец.

«Эй!» — возмутился суслик.

«Ну ладно, Васятка, не идеальный, но симпатишный».

«А идеал и не бывает без изъянов, которые его украшают», — хмыкнул Василий, подмигнув.

«Ты, как всегда, прав. Что бы я без тебя делала?» — я почесала Васятку за ушком, и на душе потеплело.

Образ, созданный Лишей и парикмахером, дополненный этим костюмом и слегка фривольной рубашкой-блузой был прекрасен, но не закончен, чего-то в нем не хватало.

«У кабинки была стойка с шейными платками», — подсказал внимательный сусел.

«Вась, белый или синий?»

«Синий. Видишь, твои серо-зеленые глаза становятся голубыми с этим шарфиком».

— Милош! — возмущенно воскликнул Альдис, стоя за спиной и разглядывая мое отражение в зеркале. — Во что ты упаковался? Это должен быть вечерний наряд, а не официальный костюм. Тебе там медаль вручать не будут. Живо переодевайся в то, что тебе принес Ули.

«Ай да Альдис! Времени зря не терял. Ули, значит», — восхищенно-возмущенно хрюкнул Вася.

— Альдис! — отзеркалив его возглас, возмутилась я. — Мне не на ком было посмотреть, как это будет выглядеть, — я подтянула его за пуговку на кремовой рубашке и втянула в кабинку, он опешил и подался вперед, раскрыв рот от удивления. — Давай, надевай эту блузку, я должен видеть со стороны.

Ули закусил губы, стараясь не засмеяться, но глаза его округлились. Он никак не мог определиться — испугаться ему или заржать, как того требовала ситуация.

— Ха-а-альди-и-ис, — с придыханием нежно выдохнула, — покажи мне эту блузу на себе! — я цапнула не глядя одну из шмоток, принесенную Ули, это оказалась сиреневая «условно блузка», состоявшая из полосочек, лоскутков и дырок.

Бета зачарованно смотрел на мои губы и тянулся ко мне, неосознанно начав снимать пиджак. Но внезапно взгляд его прояснился, и он изумленно и дико оглянулся, приходя в себя, чертыхнулся, и вышел из примерочной, резко махнув рукой.

Ули с восторгом посмотрел на меня, задрав правую бровь, тайно показал знак «во!», подняв большой палец с кулаком, и засуетился, спрашивая, что я выбрал, что завернуть, куда доставить.

Я решила остановиться только на том, что было надето на мне, и нас быстро рассчитали.

Бета расплатился, подозвал такси, назвал адрес и устроился на заднем сидении в самом углу, стараясь на меня не смотреть.

«Как ты его! Ловко! Ай да Тася!» — сусел во мне млел от маленькой победы, одержанной над хладнокровным бетой.

«Заметь! Я ни разу не сказала «миииилый», не надула губки, и не соблазняла его — просто попыталась быть истинной омежкой», — указала Васятке на мастерство, которое я только что начала изучать, будучи красивой. Тася была обычной девушкой, не блиставшей красотой, поэтому быть стервой или милой не умела — на меня так не клевали красивые самцы, как здесь. Правда, я никогда не любила выступающую верхнюю губу, а здесь она мне досталась в нагрузку к длинным ногам, изящной худобе, восхитительным линиям мужского тела и симпатичной мордашке.

«Переживешь», — саркастично хмыкнул суслик.

«Переживу», — философски согласилась я.

Альдис тоже не тратил время зря, видимо, пока я проходила процедуры в салоне красоты, над ним тоже поколдовали и выглядел он дорого-бохато, но не так идеально, как муж, который встретил нас у особняка, рядом с которым горели уличные фонари и парковались дорогие машины.

Темно-синий костюм подчеркивал фигуру Тори и гармонировал с моим голубым, но Тори недовольно нахмурился и зыркнул на Альдиса.

— В чем дело, Альди? Что у него за наряд? — поджатые губы, нахмуренные брови и сканирующий взгляд должны были навести на меня жуть и страх. Но, увы.

— Милош не захотел другую одежду, — нейтрально сказал Альди, глядя в сторону. — И вообще, твой муж — ты и расхлебывай.

Бета отошел в сторону, поправляя манжету на рубашке, здороваясь с гостями, пожимая руки альфам.

Ториниус шагнул ко мне впритык, обнял руками за талию и ярко улыбнулся. Мне пришлось задрать голову повыше, чтобы не размазать косметику по его рубашке, и я уставилась на сияющее лицо мужа.

— Что за фокусы? — все так же искусственно улыбаясь, тихо спросил он. — Ты помнишь, что сегодня мы самая влюбленная пара в мире? Ходи как приклеенный ко мне, улыбайся, ластись, и делай вид, что мы два попугая-неразлучника. Сегодня очень важный день для меня. Не вздумай его испортить.

Тори во время монолога кивал приветственно головой проходящим людям и снова взглядом возвращался ко мне, ища в моем лице согласие и подтверждение своим словам.

— Я, я, мне, мой… — тихо шептала я, глядя ему в глаза влюбленным взглядом. — А что же достанется мне? Ты даже не извинился за свое поведение ночью.

Контраст моих слов с внешним видом слегка дезориентировал мужа. Он моргнул, раз, другой, взял меня за руку и повел внутрь дома.

На улице было тепло, но к вечеру прохлада все-таки пробиралась под расстегнутый пиджак и меня начало слегка трясти. Или это от противостояния и близости чертовой ватрушки?

Заведя меня в какую-то комнату, муж полез в карман, достал кольцо и надел мне его на палец правой руки, затем из внутреннего кармана достал цепочку с камушком-подвеской и начал развязывать шейный платок, иногда задевая кожу прохладными пальцами.

— Оу! — не смогла удержаться я, прокручивая свободно болтающееся на пальце кольцо. — Я думал, ты встанешь на колено, надевая мне этот знак супружеского рабства.

Я переодела кольцо на средний палец и показала его мужу.

Он в секунду взбеленился, резко побелев лицом и схватив мой выставленный палец с кольцом. В какой-то миг мне показалось, он его сломает, но, оказывается, не зря муж вертится в большом бизнесе — у него был быстрый разгон от виноватого котика до взбешенного дракона, и наоборот.

«Какая сила воли, — заахал, восторгаясь, Вася. — Боже, какой мужчинаааа… я хочу от тебя сынааа».

«Василий! — зло шикнула я на сусла. — Заткнись!»

— Переодень кольцо, — на грани рыка, низким голосом выдохнул Тори.

— Как скажешь, дорогой, — язвительно улыбнулась я, с трудом снимая кольцо со среднего пальца, — если ты хочешь, чтобы я его сегодня потерял — силь ву пле, авек плезир. Любой каприз за ваши бабки.

Я надела кольцо на безымянный палец руки и демонстративно опустила руку вниз, кольцо соскользнуло и поскакало по полу, звонко цокая.

Мы стояли друг против друга, глядя глаза в глаза — его сверкали яростью, а я сдерживалась изо всех сил, стараясь не засмеяться.

Когда Тори понял, что искать и поднимать кольцо я не собираюсь, я пронаблюдала картину маслом: коленопреклоненный муж поклоняется золотому идолу, выставив пятую точку вверх и истово разыскивая своего божка с нижайшими поклонами.

«Фатимааа! Какая у тебя фатимааа!» — восхищенно цокал языком незатыкающийся суслик, вспомнив фразу из одного любимого мною фильма. — Признай! Нет, ты признай, что задница у твоего мужа просто великолепная! В отличие от мозгов и характера».

Муж, наконец, нашел закатившееся под столик кольцо, поднялся, отряхивая колени, оттянул рукав пиджака, глянул на часы и чертыхнулся, потом стремительно подошел ко мне, жестко натянул кольцо на средний палец.

— Нас заждались. Надо идти.

— Ты не ответил, что я получу за этот спектакль, так необходимый тебе?

Он тяжко вздохнул, и не глядя на меня, ровным голосом произнес:

— Я виноват перед тобой. Если ты сегодня будешь вести себя прилично, создавая иллюзию влюбленных молодоженов, я куплю тебе самый навороченный мобильник, который ты хотел.

Свист суслика почти заложил мне уши.

— Нет.

Ториниус изумленно посмотрел на меня.

— Не надо самый навороченный, можно обычный, но с доступом в интернет, если ты забыл — я ничего не помню, и это поможет мне ориентироваться в этой среде.

— Никакого интернета. Только звонки. И те я буду контролировать. Вопрос закрыт. Идем.

Отрывистая речь, властный голос выдавали его напряженность.

Я представила, что сейчас придется выйти в светское общество, которое будет препарировать меня и оттачивать на мне свои шуточки с двойным дном, и испугалась. Опустив голову и плечи, прикусила нижнюю губу в растерянности, потом подняла смущенный взгляд на мужа:

— Ториниус, я не хочу навредить тебе и твоей карьере, и действительно ничего не знаю про это высшее общество. Я не знаю, как себя правильно вести. Честное пионерское! — вырвалось у меня.

Суслик закрыл лапками глаза и удрученно покачал головой.

Муж сразу стал собранным, деловым и холодным:

— Не дергайся, когда я обнимаю тебя, ни с кем первый не заговаривай, не влезай в разговоры, — он подошел ко мне и застегнул на шее цепочку с камешком, легшим прямо в ямочку между косточек, холодя кожу. — Отвечай только на прямо поставленные вопросы. Тебе достаточно будет говорить: «Благодарю вас. Как у вас дела? Великолепно выглядите» — обычная светская омежья болтовня ни о чем.

Говоря это, он вывел меня из комнаты и приобнял за талию. Толпа шумела и колыхалась в большой зале, украшенной бесчисленным количеством ламп.

Васятка ахнул — от блеска драгоценностей на омегах слепило глаза, их наряды действительно отличались от моего строгого костюма.

«Не ссы, прорвемся, — поддержал меня сусел. — Тебя бы в любом случае разглядывали и оценивали, что бы ты на себя не надела. Нормально ты выглядишь. Секси-секси, не сомневайся».

Нас тут же окружили альфы, беты, омеги, нос забился незнакомыми запахами, и у меня закружилась голова, от обилия и смешения ароматов даже начало мутить.

Некоторых Тори мне представлял, некоторые раньше меня знали, но я здесь не знала никого.

Я продела руку под локоть мужа, и он переплел свои пальцы с моими, если бы не игра, это было приятно.

Время от времени я влюбленно смотрела на мужа снизу вверх, и он тут же ловил мой взгляд, отвлекаясь от любого разговора, даже с серьезным бетой министром чего-то там, какой-то важной промышленности. Столько информации, сколько ее вылилось за эти полчаса на меня, я еще не получала нигде и никогда, поэтому я положила огромный болт на все эти фамилии-имена-должности-ранги и старательно играла роль влюбленного омеги, не забывая разглядывать разряженную публику. Для моей новой книги эти наблюдения очень пригодятся.

Один-единственный бокал, который мне подал Тори в самом начале вечера, шепнув на ухо: «Не пей. Даже не пригубливай. Только делай вид. Иначе тебя срубит быстро с твоей худобой и недоеданием, а это позор еще тот», — я так и носила в руке. Конечно, сам собой он опустел полностью, я даже не заметила, как так получилось. Теперь в голове легко шумело, но с запахами справляться все равно не получалось.

После торжественной речи, которую произнес министр, стоя рядом с нами в центре круга, почтительно образованного гостями, разглядывающими нас, а особенно меня с разной степенью интереса, муж с министром обменялись рукопожатиями, заключая начало нового, грандиозного проекта, который принесет нашей стране прорыв в космическом ракетостроении, бла-бла-бла, заиграла музыка и муж повел меня на середину зала.

«Упс! — суслик во мне замер на задних лапках, вытянув свой облезлый хвост в струнку. — Тася! Ты же не умеешь танцевать!»

Подводя меня к группке из четырех альф и двух омег, муж шепнул на ухо:

— Не хочешь поздороваться? — и с интересом посмотрел на меня.

От всех этих: «Как я рад вас видеть! Благодарю вас! Прекрасно! Великолепно выглядите», у меня уже болел язык и голова — я мазнула взглядом по заинтересованно глядящей на нас группе людей и нацепила дежурную улыбку.

— Рад вас видеть! — всем сразу улыбнулась я.

— Сынок! Обними же своего папу! Мы так рады за вас, Милош! — стоящий ближе всех красивый омега в стильном костюме цвета морской волны, в дорогих и броских украшениях протянул ко мне руки с ярким красным лаком на ногтях, все пальцы его были украшены кольцами с крупными камнями.

«Круто ты попал на ТиВи!» — присвистнул суслик.

А я вопросительно уставился на мужа: «Это мои родители?» — спрашивал взглядом я, так как вслух было нельзя — все бы услышали, мы стояли очень близко. «Да», — моргнул Тори.

— Папа! — я не знала, что говорить, поэтому просто распахнула объятия и прижалась к пахнущему чем-то родным омеге.

— Ну-ну, милый, аккуратнее! Тут пресса, веди себя достойно. Я тоже рад тебя видеть, солнышко, — прошептал он, тепло обнимая меня и отстраняя от себя, пытаясь исправить ситуацию. — Отец тоже соскучился по тебе. Почему ты нам не звонил? Твой телефон не отвечает и мы волновались. Если бы не Тори, мы бы и не знали, что у тебя проблемы с очередным телефоном, — ласково пожурил меня папа.

Рядом стоящий альфа, не очень высокий, в дорогом костюме, но выглядевший просто, тепло обнял меня, похлопав по спине:

— Милли, не пропадай больше так надолго. И что это за желание уехать в глушь к деду, вместо того, чтобы навестить родителей? Нам пришлось лететь сюда специально, чтобы увидеться с тобой. У тебя все хорошо, дорогой? — он внимательно и тепло вглядывался в мое лицо.

— Да, все хорошо! — я влюбленно посмотрел на мужа и от пережитого стресса, а может от выпитого на пустой желудок, меня повело в сторону.

Тори подхватил меня, удерживая:

— Тебе плохо? — внимательный взгляд цепко оглядел меня.

— Нет-нет, просто голова закружилась, — я вцепилась в руку мужа и тепло улыбнулась родителям Милоша.

— Простите, нам нужно еще отойти ненадолго. Поговорить здесь все равно не получится, давайте встретимся дома через пару дней. Мы созвонимся. Купим Милошу новый телефон, и он вам на днях позвонит, — извиняющимся голосом доверительно сказал Тори и потянул меня за собой.

Яркий омега, лет тридцати пяти, который все время крутился вокруг меня, подхватил меня под руку:

— Тори, дорогой, представь меня своему мужу еще раз, я вижу, он уже совсем запутался в этой толпе — даже родителей не узнает, — в шутку сказал, но попал прямо в яблочко.

— Милош, это Зизи, муж моего партнера. Ты, верно, забыл его? — Тори наклонился и поцеловал меня в висок.

«Зизи, — хохотнул Васятка, — Биби, Жоржетта, Лизетта и златокудрая Жози».

Я бы тоже посмеялась с Васькой, но выпитое настоятельно запросилось наружу.

Прерывать контакт с желавшим пообщаться со мной настырным омегой было бы невежливо, но обмочить брюки будет еще более некрасиво.

— Зизи, рад познакомиться! — я наклонился поближе к заинтересовавшемуся этим омеге. — Подскажите, где здесь можно попудрить носик?

Он явственно обрадовался и подхватил меня под локоток, повлек в сторону выхода из зала, на ходу сообщая Тори:

— Я ненадолго украду у вас это сокровище. Нам, омегам, надо пообщаться о своем, мальчиковом, — искренняя завлекательная улыбка засияла на его лице, и он, вежливо обходя танцующие пары, лавируя со мной под ручку, вывел меня из шумной залы, доведя до конца коридора. На двери красовался знак туфельки. — Я тебя тут подожду.

Справившись с насущной остро стоявшей потребностью, я застегивал брюки, поправляя блузку в кабинке. Отсюда не хотелось идти в шумный круговорот чужих людей. Чистота была идеальная, как в операционной. Пахло здесь цветами, и вообще комната больше походила на оранжерею, чем на туалет.

Двери хлопнули, и два голоса защебетали особенно громко в этой тишине:

— Нет, ты видел это страшилище в синем костюме? Какой у него ужасный вкус! Как Тори мог жениться на этом несчастье?

— Ну, Серри, согласись, не так уж плох этот Милош. Просто костюм не подходит для вечера, и украшений мало. А так он даже очень ничего, симпатичный.

— Ой, Тэрри, ты всегда всех оправдываешь. Тори никогда не любил серых мышек. Вспомни его пассий — все яркие, амбициозные, а тут мыш натуральный. Фу! Хотя, может, он в постели бомба?

Суслик во мне замер в нерешительности.

А потом внезапно поднялась жаркая волна злости, и я решительно открыла двери кабинки, срывая нежный голубой цветок на длинной ножке.

Омеги, яркие, как дивные птички из джунглей, замерли перед зеркалом, испуганно глядя на меня.

— Я пришел сорвать цветок и набить кому-нибудь рожу. Как видите, цветок я уже сорвал… — я выжидательно замолчала и уставилась на омег, высоко задрав подбородок, с сарказмом глядя на побледневшие лица.

Омег как ветром сдуло, и я посмотрела на себя в зеркало, поправляя локоны.

«Это пять!» — Васятка восхищенно блеснул глазками.

«Ибо нехер!» — ответила ему и вышла из туалета.

— И что ты за две минуты сделал с этими сплетниками? — удивленно воззрился на меня Зизи. — Они вылетели отсюда, как будто за ними черт в ступе летел!

— Аура у меня такая. Понятия не имею, чего они так испугались, — впервые за весь вечер удовлетворенно и искренне улыбаясь.

— Милош! У меня к тебе важный разговор, но здесь об этом говорить просто невозможно! И у стен есть уши, — понизив голос и снова взяв меня под ручку, прошептал Зизи. — Где и когда мы можем с тобой встретиться? Это вопрос всей моей жизни!

— Ну, хотя бы намекни, на какую тему ты хочешь поговорить. Может быть, это не в моей компетенции или не в моих интересах.

Зизи жарко зашептал, наклонившись к самому уху и заставляя остановиться:

— До меня дошли слухи, что ты умеешь шаманить. А мне надо приворожить мужа.

Я попытался отстраниться, суслик от неожиданности плюхнулся на пухлый зад, возмущаясь, как быстро здесь расходятся слухи, но омега вцепился в мой рукав мертвой хваткой и еще быстрее затараторил:

— Я понимаю, что деньги тебе не нужны, после заключения этого контракта у тебя их куры клевать не будут, но я могу предложить связи. У меня есть знакомства везде! Я могу тебя свести с любым нужным чиновником, альфой, омегой! Не отказывай мне, пожалуйста! Ты моя последняя надежда!

По коридору навстречу нам шла стайка разномастных омег, и мы отступили с Зизи к стене, давая им пройти.

— Хорошо, Зизи. Дай мне свой номер, потому что я не знаю, какие у мужа планы, когда и где я буду находиться. Я позвоню тебе, когда у меня будет телефон, и мы с тобой обо всем договоримся.

«Прааавильно! Связи нам нужны!» — поддакнул Васятка.

Зизи тут же извлек из своей маленькой сумочки, обсыпанной стразами, визитку и сунул мне в руку:

— Спасибо, Милош! Спасибо! Я очень надеюсь на тебя!

Он подвел меня, возвращая мужу, и помахав приветливо рукой, растворился в толпе.

— Как ты? — заботливо спросил меня Тори, обнимая за талию. Толпа шумела сильнее, народ выпил и расслабился, общаясь, танцуя и развлекаясь по желанию.

— Голова кружится, — жалобно вырвалось у меня.

— Потерпи еще немного. Полчасика, и нам можно будет уходить. У меня остались еще две важных встречи, — он прижал меня к себе и вернулся к разговору с каким-то молодящимся альфой с закрашенной сединой.

— А что вы скажете, Милош? — заигрывающе обратился тот ко мне, он был уже в хорошем подпитии, и его несло покрасоваться перед чужим омегой, своего он небрежно держал сзади и тот скучающе разглядывал зал, дожидаясь окончания этого вечера. — Мы тут рассуждаем о классической литературе. Что вы думаете о классике?

«Бульк. Буль-буль», — сказал суслик, зажав нос и изгибаясь, изображая Уму Турман, идущую на дно в танце с Джоном Траволтой.

Смылся, подлец! Когда он мне так нужен! Я отклонилась, сняв бокал с шампанским у проходящего мимо официанта, и сделала глоток, чтобы побольше выторговать времени для ответа — ни о какой литературе здесь я не знала, и ничего кроме «холмов любви» в голове не всплывало, поэтому отвечать надо было обтекаемо. Но тут я вспомнила русскую литературу и поняла, что классика — это дела минувших дней, а раньше страдали все, значит и здесь должна быть та же фигня.

Все с интересом ждали моего ответа, и даже муж, слегка расфокусировав взгляд с любопытством повернулся ко мне.

Улыбнувшись, я ответила:

— Вся классическая литература построена на страданиях: страдает либо автор, либо персонажи, либо читатель, поэтому надо выбирать произведения исходя из предпочтений, о чьих страданиях вам хочется прочесть.

— Браво! Великолепно! Какой мудрый не по годам у вас муж, Ториниус!

Тори с интересом посмотрел на меня, склонился к моей руке и поцеловал ее.

— Да, Велициус, мой муж — это просто шкатулка с секретами и каждый день он не устает баловать меня все новыми и новыми.

Давешние изгнанные из туалета омеги переглянулись, чувствуя свою защищенность среди толпы, которая вокруг нас становилась все больше, и тот, нагловатый, жеманно произнес:

— Скажите, Милош! За что можно любить омегу? — и невинно улыбнулся, смакуя свой подъёб, помня, что я слышал их разговор в туалете.

— Когда влюбитесь, узнаете, если вам повезет. Но, в общем и целом, омегу надо любить таким, какой он есть, а не выковыривать из него самое вкусное, как изюм из булки… — я грустно улыбнулся, но активизировавшийся суслик толкнул меня кулаком в живот, напоминая о роли «самых влюбленных в мире омег», и я нежным взглядом посмотрела на Тори, вкладывая в него всю любовь, которую смогла наскрести. — Правда, милый?

Муж улыбнулся, кивнув головой, подтверждая мои слова, но суслик внутри меня мелко затряс хвостом, чувствуя, что еще и этот разговор мне не пройдет даром и будет поднят в последующих выяснениях.

Настырный омега не успокаивался:

— А вы могли бы умереть из-за любви?

Второй, как его там, который меня защищал, дернул его за рукав короткой шелковой рубахи.

Но тут за меня вступился муж:

— Из-за любви не надо умирать. За любовь надо бороться!

Я неожиданно для себя сжала переплетенные с Тори пальцы и почувствовала ответное пожатие.

— Ну, а все-таки, вы что скажете, Милош? — настаивал гадкий омега, ослепленный вспышками фотоаппарата.

— Видите ли, мой юный друг! Иногда, чтобы быть рядом с любимым человеком, нужно сделать чуточку больше, чем ничего, — вокруг заулыбались, кивая головой. — Умереть легко. Сдаются только слабаки, недостойные любви. За любовь надо бороться.

— Простите, дорогие гости, мы ненадолго покинем вас, — Ториниус вежливо поклонился и отбуксировал меня к выходу из залы, где народа было поменьше. — Мэр города освободился, наконец, мне надо с ним переговорить. Не уходи никуда, пожалуйста. И да, ты держишься молодцом. Выбирай цвет телефона — розовый? — Он по-мальчишески улыбнулся и кинулся к уходящему плотному и приземистому альфе, цепко державшего за руку молодого омегу.

Меня тут же подхватил под руку супруг министра, приятно улыбнулся и повлек в сторону музыкантов.

— Милош, спойте нам, пожалуйста! Мы все знаем, что вы красиво поете, вам не отвертеться. Это ваш праздник, дайте нам полюбоваться на ваше пение! Музыканты подыграют!

Суслик во мне затрясся, как овечий хвост, но тут же собрался и вскинулся:

«Спой «Аллилуйя! А капелла. Ты же пела дома, Тася!»

И я растерявшись, оглядела замерших и перешептывающихся людей. Слова я знала, но вытяну ли я сейчас эту песню? Хотя у Милоша октав больше, чем было у меня. И это, конечно, не песня про ёлочку… Я откашлялась, глубоко вздохнула и решилась.

— Я спою а капелла.

Закрыв глаза, я тихо пропела:

I’ve heard there was a secret chord

that David played and it pleased the Lord…

Песня лилась легко, и я впустила ее в себя, отдаваясь полностью тексту и смыслу.

Прижав руки к груди, я выводила мелодию, с верой и любовью.

Когда песня окончилась, и я открыла глаза, все вокруг молчали, некоторые омеги вытирали глаза, и даже тот нахал стоял смущенный и дезориентированный.

Выхватив глазами Тори, который прожигал меня взглядом, замерев рядом с мэром, я опустила глаза и вздрогнула от раздавшихся аплодисментов, громом отдававшихся в ушах.

Супруг мэра с покрасневшими глазами подошел ко мне и с восторгом нежно погладил меня по скуле:

— Милош! Мальчик! Это было… прекрасно! А о чем эта песня?

— Я просто делал то, что мог,

Чтоб у любви не вышел срок,

Не зная чувств, пытался лишь коснуться…

Теперь, когда окончен путь,

Тебе не стану больше лгать,

Лишь Богу прошепчу я «Аллилуйя» — продекламировала я перевод песни.

— Детка! Ты большой талант! Ты должен учиться и петь для всей страны! — чувства переполняли этого хорошо сохранившегося омегу, но он заметил, что я устала и вымоталась. — Пойдем, я отведу тебя отдохнуть, пока твой муж занят делами, — он оградил меня от толпы желающих поговорить со мной, и довел до библиотеки, где я с удовольствием и вздохом опустилась в кожаное удобное кресло и прикрыла глаза, наконец-то выбравшись из шума и навязчивых запахов.