14 глава Часть 14

Просыпаться в жарком коконе рук было очень неудобно — простынь подо мной была скомкана, запах секса стоял удушающий, хотелось пить и писать. Я подняла с себя тяжелую руку Тори и посмотрела на часы — три двойки.

Вот гадство — и здесь магия чисел меня преследовала. Перелезая через мужа, я задела ногой его за бедро, и он сонно пошевелился. «Неловкость» — мое второе имя, а имен у меня дофига, в том числе «криворучка» — вот теперь еще и «кривоножка».

На столе стояла начатая бутылка воды и стакан. Я выдула из горла почти полбутылки, и в неярком свете из незашторенного окна, протопала в туалет. Глянув в зеркало, даже затормозила и вернулась рассмотреть себя внимательнее: сытый, как объевшийся сметаной кошак, сонный взгляд, всклокоченные волосы набекрень, засос на метке, на груди, на шее, зацелованные припухшие губы — жесть! Если муж увидит, заикой останется.

Зевота разодрала рот, и суслик заторопил меня, требуя вернуться в постель и доспать до утра.

Пока процесс, сопровождающийся журчанием, шел своим чередом, сон незаметно начал таять.

Тори же должен был уехать ночным поездом. Что он тогда делает в моей комнате? Положил болт на встречу из-за меня? Интерееееесно!

Переползала через него, уже специально стараясь разбудить. Разбудила. Тори подгреб меня к себе, устраиваясь поудобнее, как будто подыскивая для своих выпуклостей мои выемки, нашел и уткнул носом в свою подмышку, где приятно слабо пахло потом, пробормотав:

— Спи давай, мне вставать скоро.

— Тори! — нифига, я уже проснулась и, пользуясь случаем, хотела поговорить. — То-ри! А почему ты не уехал?

— Стояк замучил. Дам-не дам, возбудим, не дадим — это не про меня. Я хочу, чтобы ты это запомнил. Возбудил — давай. Ты мой муж, у нас семья, и вертеть собой я не позволю. Контрактный у нас брак или нет, но я здоровый взрослый альфа и у меня есть свои потребности, а все эти омежьи выверты со мной не проходят. Спи.

— Я? Когда это я тебя завлекал? — у меня даже горло перехватило, и вместо слов вырывался какой-то музыкальный писк, как от придушенной детской игрушки. — Это когда ты ворвался в студию, где я голышом позировал? Или когда усаживал к себе на колени и кормил ватой?

— Нет, это когда ты целовал меня за телефон, и когда у тебя встал на меня в студии. Или это на бету была такая реакция? Ну и когда стоял на коленях, зашивая брюки. И когда целовался на скамейке своим сладким ртом. Всё?

Я открывала и закрывала рот и не знала что сказать.

— Спи.

Тори зарылся носом мне в макушку и размеренно задышал.

Волна возмущения поднялась во мне девятым валом. Ах ты ж, ёбарь недоделанный! Дам-не дам, значит? Возбудим и не дадим, значит? Муж, значит? Чертова ватрушка опять заставила мою «совесть» приподняться и возжелать секса, но желание перекрылось злостью.

«Да что же это такое? Я же только натрахамшись по самые гланды! Откуда это прет, вообще? Василий, вставай! Мне твои советы нужны!!!»

«Ага! Как трахаться, так Василий — изыди! А как советы в ночь-полночь, так Василий — вставай. Я тебе член, что ли? Советы ей подавай! Оттрахай своего Торюсика и успокойся уже! И овцы сыты, и волки целы, и у тебя фингал под глазом», — Васька смачно зевнул. — «Ну, или рука сломана. Зато проблемы будут другие».

«Да ну не! Не! Хотяяя…», — вот гадская натура, если мне какая бредовая мысль в голову заскочит, то именно ее я и буду думать.

Выбралась из рук, резко скинув их с себя, и Тори улегся на живот, распластываясь на постели, спеша добрать прерванный сон. Я снова перелезла через него и, составляя план мести, накинула халат и поплелась на кухню. Чистота кухни поражала. Мда, мой перфекцефигист был доволен. В холодильнике нашлись фрукты. Сжевав яблоко, я посчитала, что времени для засыпания моего благоверного прошло достаточно, и вернулась в комнату. Тори посапывал, лежа на животе. Я тихонько села на пол, связывая шнурки туфель между собой. На бантик — я же не зверь. Потом вытряхнула из штанов на пол содержимое карманов, — там оказались банковские карты, визитки, презервативы и телефон, — завязала штанины узлом. Не крепко, а так — на один раз. Потом связала между собой рукава рубашки. Белые труселя зашвырнула ногой под тумбочку. Пошла в ванную и взяла крем для рук, раскрыла один презерватив из трех и положила все это на кровать.

Когда я связывала одежду в надежде, что муж подорвется и начнет убегать, на ходу одеваясь, сусел хихикал. А сейчас стал активно почесываться, нервничая.

«Тась, а Тась! Может не надо? Может лучше поговоришь с ним, а?»

«Василий! Во-первых — ты сам мне посоветовал трахнуть мужа; во-вторых — ни слова, ни добрые поступки он не понимает; в-третьих — просто заткнись».

«ТАСЯ! ТАСЯ, БЛЯДЬ! — взвыл сусел. — Тасенька, лапушка, солнышко, девочка моя хорошая, выкинь каку! Не вздумай, Тася! Ну спизданул со сна — с кем не бывает… Убьет ведь. Месть подают холодной. Надо продумать. Не ломись в открытую дверь, ты сейчас все испортишь. Ложись спатеньки, а? А утром подумаем!» — Васенька блестел глазками, заламывал лапки в мольбе и нервно бил себя облезлым хвостом по бокам.

«Ну, подумай сама — оттрахать ты его не успеешь и не сможешь, а вот он тебя убить и сможет, и успеет. Давай подойдем к вопросу творчески, не торопясь, а? — сусел вытирал градом катившийся пот со лба и меленько дрожал. — Иди в кроватку, давай поспим, да? И помни, Золушка! Плохих мужей не бывает — бывает первый, второй, третий! А окаменевшая мысль — это уже холодное оружие».

Васятка, вероятно, только что спас мне жизнь, пригасив злость до умеренного состояния. Я тебе леденец на палочке куплю, Вася.

Я представила себе, как глажу мужа по филейной части, он начинает мурчать, а когда добираюсь до заветного запретного плода, мои цыплячьи килограммы этот лось скинет, как нехрен делать. И тогда… тогда что? Изобьет? Оттрахает? То и другое вместе? Явно, что шансов у меня против незафиксированного мужа нет — вон он как легко нес меня на руках в машину.

Забравшись в постель подальше от альфы, я легла к нему спиной, и он завозился, подтягивая меня к себе.

— Да чтоб ты обосрался жидким поносом в три часа ночи, собственник хренов! — прошептала я, плюнула и умостилась поудобнее, засыпая.

Пробуждение было странным — Тори выпутывался из объятий спешно, откинул одеяло и голышом добежал до туалета, я глянула на часы: три, ноль-ноль. Неужели подействовало?

Выйдя из санузла, он улегся в кровать, и мы встретились взглядами.

— Это что было? — кивнул на разбросанную одежду, спросил он.

— Мстя. Безудержная и беспощадная. Мне ведь нечем тебя спаивать для потрахаться, а так-то я здоровый омега — у меня свои потребности. А у нас с тобой брак — договорной или нет, без разницы.

— Трахаться хочешь? Так не вопрос — только попроси, — он провел большой теплой ладонью по моим волосам, поглаживая по лицу, — а эти мелкие пакости ни к чему.

— Только попробуй! Сегодня же вызову медиков и зафиксирую изнасилование, подам в суд и разведусь нахер.

— Не посмеешь!

— Да ладно! Ты плохо меня знаешь! — я зло усмехнулась.

— Тебе никто не поверит — все этой ночью слышали твои довольные стоны, у меня масса свидетелей, — муж убеждал и себя и меня, но продолжать не спешил. Раздумывал.

— О! Журналюгам и не нужны будут свидетели, им достаточно будет только дыма и слухов. Заодно припомнят — от хорошей ли жизни я убежал из дома с любовником и хотел отравиться.

Тори отодвинулся, сел на кровати, свесив ноги, и обхватил голову руками.

— Ты все продумал, да? Значит, так ты играешь — то поманишь, то нахер пошлешь? — он повернул голову набок, внимательно разглядывая, как я усаживаюсь поудобнее. — И чего же ты хочешь, Милош?

— Ничего сверхъестественного, Ториниус. Никаких цацок и украшений, волшебных палочек и дорогих машин — только уважение. Я хочу, чтобы с моим мнением считались, а не подпаивали и трахали, потому что «Возбудил — давай». Почему ты не рассказываешь мне, что случилось до того, как я очнулся в больнице без памяти? Почему запрещаешь интернет? Почему ты можешь играть по своим правилам, а я — нет? И что ты понимаешь под «контрактным браком?» — свободные отношения? Значит, мы с тобой можем трахаться с кем угодно, лишь бы никто об этом не знал? Деньги будут работать, а мы делать вид, что у нас крепкая семья? Так? — вопросы сыпались из меня как горох из дырявого мешка.

Суслика закоротило на одной фразе:

«Тася, заткнись. Тася, заткнись. Тася, помолчи!»

Но кто слушает внутренний голос в минуты злости? Он-то снаружи не был, и не знает, каково это — жить в таком мире, где тебя используют и не считаются с твоим мнением.

Тори молчал, глядя на меня оценивающим взглядом.

— Я понимаю, мы плохо с тобой жили, раз пришли к такому, — я кивнул головой на скомканную постель после нашего побоища, — но я готов пойти на компромисс и начать все сначала. Если бы ты хоть раз меня выслушал и понял, чего хочу я! Твое мнение о человеке сложено из того, чем наполнен ты сам, Ториниус, а я не такой, каким был раньше.

— Да, ты не такой. И жили мы с тобой неплохо, пока ты внезапно не удрал с этим типом. Тебя раньше устраивал наш контрактный брак, а теперь тебе все не так. Я выслушал тебя, а теперь ты выслушаешь меня — никакого интернета не будет, чтобы твой хахаль не мог с тобой списаться. Я не буду перечеркивать все усилия, вложенные в наше производство, чтобы ты мог делать то, что хочешь. Попробуешь спутаться с кем-то или навредить нашему браку, я раздавлю тебя, обещаю — ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. После твоего побега акции компании упали, и только-только начали подниматься, как ты опять задрал хвост. Прилечу, поговорим, как быть дальше.

Тори поднял с пола разбросанные вещи, покрутил в руках одежду, поискал трусы, так и не нашел, и вышел из комнаты голым, держа комки обеими руками.

«Ну, вот опять ты пукнула в лужу, Тася. Услышал он тебя?» — Васятка удрученно покачал головой.

«Услышал, Вась. Только понял опять все по-своему».

Перед тем, как я ушел на завтрак, в комнату заглянул Шиви, с намерением прибраться.

— Шиви, не смейте заходить в мою комнату, Вам здесь делать нечего.

Его скривившаяся недовольная морда добавила мне плюс один к настроению — нехрен ему копаться в моих вещах.

Альдис появился с самого утра, завтракали мы вместе, Тори я больше не видела.

Но это и к лучшему — мне надо было понять, как жить дальше, распланировать свою жизнь, продумать поведение и концепцию.

Суслик подзуживал:

«Так-то Тори неплохой».

«Ага, — поддакивала я, — только ссытся и глухой».

«Тася! Ты никогда не была глупой девочкой. Ссыкливой — да, но не глупой. Вот подумай, если бы твой муж убежал с другой женщиной, а потом стал бы вести себя, как ты — ты бы поверила, доверилась, и полюбила бы его по щелчку пальцев?»

Я закатила глаза и хмыкнула, отодвигая тарелку. Альдис странно на меня посмотрел, хотя он по-другому на меня и не смотрит.

Нет, Васятка, конечно, прав, и Тори действует в интересах двух семей — только вот не всегда его отношение ко мне отвечает моим принципам. Я ведь неоднократно показала ему мое желание, и что уж там, провоцировала пару раз. И это странное неконтролируемое желание секса именно с ним — откуда оно? Тут думать надо, по полочкам раскладывать. Опять же, из-за простого траха поезда не пропускают — мог бы и в поезде найти себе на все готового омегу, значит, какие-то чувства ко мне у него есть? Осталось лишь направить их в нужное русло. Не факт, что следующий муж после развода с Тори будет лучше — этот мне хоть нравится, надо признаться хотя бы самой себе. Гребанный альфаархат не оставляет мне выбора, как там, у себя дома — быть свободной и одинокой.

«Ладно, Васятка, уговорил — будем поспешать не торопясь».

Первая неделя прошла тихо, я наконец-то смогла остановиться в этой гонке событий и подумать. Писала про Гарри Поттера — много и часто переделывая; записывая, что вспоминалось по ходу для будущих книг — надо было подхватить все подвязки и соединить их в последней книге. Это оказалось сложнее, чем придумывать свои рассказы — многие мелочи ускользали от моих воспоминаний, я же не дословно помнила все книги, тем более разделение на три пола тоже давалось непросто — все-таки беты ведут себя по-другому и отсюда выплывали другие ситуационные линии. Если я собираюсь писать все семь книг, надо учесть слишком многое заранее.

«Да уж… Замахнулась ты, Тася, на слишком большой пирог, как бы рот не порвать… — задумчиво почесал подбородок Вася. — Может, чо попроще выбрать? Ну, там, историю про Скарлетт переделать? Про борьбу омег?»

«Ой, Вася! Не сбивай меня с толку, я и сама собьюсь… Нет уж, начала про Поттера, буду писать про Поттера — он заинтересовал детей и имеет огромный потенциал, он принесет мне деньги и независимость. А Скарлетт… — не факт, что ее заметят. А я к концу контракта, который Милош просрал побегом, буду со своим стартовым капиталом и именем — это неплохой задел для никчемного брошенки с подпорченными данными, ведь я совершенно не приспособлена для этого мира. А с книгой должно получиться».

Ничего не зная об этом мире, мне было трудно писать. Например, надо было выбрать вокзал, с которого будет уходить поезд в Хогвартс. Место для платформы с дальним прицелом, что когда-нибудь там поставят памятник, и недалекие юнцы будут биться лбами о стену с предупреждающей надписью: «Если вы не волшебник, не стоит пытаться» и табличкой с количеством попытавшихся. Город, где находится этот вокзал, который будет пользоваться через несколько лет бешеным успехом и наплывом туристов. Опять же, неплохо найти хорошего юриста, чтобы запатентовать права на рисунки и игрушки, волшебные палочки, игры, шарфы с символикой факультетов и прочую атрибутику: подвески, кулоны, гербы, распределяющую шляпу.

Кстати, было бы неплохо вместе с первой книгой продавать палочку — одну из многих. Для этого нужен художник, артер, хендмейдер и целая толпа других помощников. И интернет. И тот, кто будет править тексты, приближая их к реалиям этого мира.

«Тася!!! Ну, ты даёшь!!! — сусел восхищенно взмахивал лапками и пританцовывал от вырисовывающихся возможностей. — А можно, ты сделаешь патронусом Гарри — суслика? Ну, позязя! Ну, Тасенька!!!»

«Василий, ну как может Гарри иметь суслика-патронуса? Может в этом мире нет сусликов».

Васятка приуныл от нарисовавшейся картины, но не сдался. Да-да-да, если какая мысль мне в голову забредет, особенно если она безумная… Чую, суслику быть — надо увековечивать Васятку.

Я нашла номера телефонов и созвонилась с Люсием, чтобы узнать как у него дела и заодно прощупать почву, завербовав его в свои помощники. Оказывается, он был учителем языка и литературы и совсем не прочь помогать мне с книгой. Это был хороший знак, практически удача! Я решила вложить деньги, которые дал мне дед, в стартап книги, а для этого надо помочь перебраться Люсию с Радеушем сюда, в столицу, и подкинуть деньжат на первое время, чтобы снимать жилье. И, конечно же, помочь ему подыскать работу.

Люсий вначале думал, что это какая-то шутка, ведь он сам хотел перебираться в большой город, потому что в одном городе со своим бывшим он не может ни работу найти, ни смотреть в глаза людям, которые его осуждают, а таких нашлось неожиданно много. Деньги, выданные мужем, таяли, как и надежды устроить свою жизнь.

Остановились на том, что он доберется с Радеушем ко мне, а потом примет мою помощь и мы обо всем договоримся. Хотя по его интонации было понятно, что он не верит, что моя книга настолько грандиозна, что взорвет этот мир, но он должен думать о своем ребенке и любая помощь ему сейчас как манна небесная. Люсий обещал приехать через три дня.

Этот разговор взволновал меня и обрадовал — без друзей жить сложно, а омега с сыном пока что единственные друзья здесь.

Заодно позвонила Зизи, я ведь обещала ему встречу — возможно, он сведет меня с хорошим юристом, который поможет мне не только с патентами, но и будет отстаивать мои права, если возникнет такая необходимость при размолвке с мужем.

Зизи с места в карьер задурил мне всю голову — вот кто помолчать не любит. Он так обрадовался моему звонку, что тут же уговорил встретиться в кафе на следующий день. Пришлось договариваться с Альди, что мы пойдем на эту встречу вдвоем, но он не будет подслушивать омежьи тайны, и посидит где-то рядом.

Потом позвонили в дверь и появились на пороге мои родители, без предварительной договоренности. Оказывается, отец хотел увидеть меня в своей стихии и посмотреть, как я выгляжу без этих всех ухищрений. То, что они увидели, отца обрадовало, а папу пришлось отпаивать коньяком. Охи-вздохи-заламывания рук от папы по поводу моего внешнего вида меня не смутили, а вот когда он после стопки коньяка строго попросил объяснить им что это такое и шлепнул об стол газету с большим заголовком: «Громкий скандал в известном семействе», — вот тут поплохело мне.

Я внезапно вспомнила своих маму и папу, погибших в аварии два года назад и разрыдалась так сильно, что родителям пришлось долго меня успокаивать, отпаивая лекарством. Потом, заикаясь и всхлипывая, кое-как выдавливая из себя слова, пришлось объяснить, что у меня была клиническая смерть, и я ничего не помню из прошлой жизни.

Тут уже пришлось отпаивать лекарствами папу, а отец хлопнул рюмку коньяка, зато они ополчились против Ториниуса, который посмел скрыть от них мою болезнь, и отстали от меня с претензиями. Папа велел не перетруждаться и ложиться в постель немедленно, а завтра он поведет меня в салон, где мне вернут прежний вид, и сам лично займется моим режимом дня и питанием. Мы с отцом переглянулись, и он страдальчески скривился, извиняясь и сочувствуя мне.

После ухода родителей, ни о каком творчестве речи быть не могло, и я просто перебирала вещи Милоша для завтрашнего похода в кафе с Зизи. Погладила рукой шелковые тряпочки и грустно вздохнула — мне так не хватало здесь женских лиц и фигур, все-таки омеги это не женщины. Как бы они не красились и не одевались, но… «Хорошо быть девочкой в розовом пальто, можно и в зелененьком, но уже не то…». И такая тоска навалилась на меня, хоть вой.

«Тась, а не выпить ли нам с тобой по бокалу винца, м?» — попытался подбодрить меня Вася.

«А давай, дружище!»

Я, стараясь не шуметь, тихо пошла в сторону кухни. Альдис разговаривал в гостиной, щелкая в ноутбуке клавишами — он постоянно был на связи с Тори, куда-то звонил, о чем-то договаривался, решал вопросы, и только за столом выключал телефон. Жаль только, ничего не рассказывал мне о нас с мужем — бета больше слушал. А если говорил, то ни о чем: о погоде, о том, что уже достаточно потеплело и скоро наступит жара, о новом нашумевшем фильме, и даже о тенденциях в моде, но только не обо мне и не о том, что было. Но у меня оставалась газетка, принесенная родителями — вот из нее я и попытаюсь узнать после бокальчика-другого вина, как же накосячил Милош.

В кухне слышались голоса Хирси и Шиви, и я притормозила, прислушиваясь:

— Не разрешает, значит, не лезь — не твое дело, Шиви. Он хозяин.

— Какой он хозяин? Он тут никто. И тебе, Хирси, это прекрасно известно.

— Если ты спишь с его мужем, это не дает тебе право не уважать и не слушать Милоша — включи, наконец, голову. Если я узнаю, что ты неуважительно относишься к мужу нашего хозяина или не в полной мере выполняешь свои обязательства, я буду вынужден обо всем рассказать мистеру Тори.

— И что? Думаешь, меня уволят? — Шиви обидно рассмеялся. — Не смеши меня, Хирси, Тори все устраивает — я никогда ему не отказываю, не то что этот «муж», — омега выделил последнее слово, и моё сердце остановилось, — а у меня копятся денежки. Знаешь, что говорил Тори?

— Не Тори, а мистер Тори, — поправил его домоправитель.

— Это для тебя он мистер. Так вот, как только контракт будет выполнен, и этот шлюшонок родит ребенка, его отправят обратно к родителям, а мы наймем няньку. И кто, ты думаешь, будет смотреть за ребенком? Я! Понятно теперь? Что бы ты ни наговорил обо мне, Тори меня ни за что не выгонит, у него на меня большие планы.

Что-то мне нехорошо стало. Заходить на кухню и видеть там эту змею мне не хотелось, поэтому я так же тихо развернулась и ушла в гостиную, плюхнувшись в кресло рядом с Альди.

— Милош, тебе плохо? Ты что-то бледноват, — бета внимательно вгляделся в выражение моего лица.

— Альди, налей немного вина или коньяку, мне надо немного взбодриться.

Но бета решил по-своему, как всегда, и принес стакан воды.

«Тась! Не верь ты этому гаду!» — Васятка тормошил меня, выводя на разговор.

Но во мне все заледенело и мысли отказывались шевелиться.

Я отхлебнула глоток воды и закашлялась до слез, а потом просто заплакала. Странная была причина — я ведь догадывалась, что Ториниус спит с какими-то омегами — не трахался же он раньше два раза в год, когда у Милоша были течки, а без течек тот ему не давал. Но одно дело предполагать, а другое дело услышать, что он трахается с прислугой прямо в этом же доме. Возможно, если бы не эротические сны, мучившие меня всю эту неделю, каждую ночь, мне было бы легче принять факт измены мужа. Но я так и не сменила то постельное, пропахшее нами двоими и… оказывается, я скучала по Тори при всех его недостатках со странным отношением ко мне, как к дополнению к деньгам и контракту.

Всю эту неделю я мучилась, разрываясь между осознанием этого факта и чувствами, которые мною владели: с одной стороны — мозг, с другой — сердце, и они противоречили друг другу.

В такой ситуации я была впервые, хотя дома, на Земле, я влюблялась и мне были знакомы и тяжесть, и тоска, и любовные метания, но здесь ничего не поддавалось логике. Ни-че-го.

Я вспоминала пощечину, когда он застал меня в постели деда, обидные слова — но это не ранило меня, потому что вина за проделанное Милошем лежала и на мне.

Альдис подал мне платок, и я утерла слезы.

— Спасибо, Альди! Мазохиста в этой жизни ждет только хорошее.

— Расскажешь? — бета участливо приподнял брови, присаживаясь рядом.

— Может быть. Знаешь, Аль, если меня любить — то я горы сверну! А если не любить, то шею.

— Верю. Можешь даже себе свернуть, с твоим неуемным энтузиазмом.

— Тебя когда-нибудь бросал омега или бета? — я шмыгнула носом и вытерла его платком, поднимая глаза на Альдиса.

— Нет. Я тяжелый, меня трудно подбросить, — серьезно сказал он и не выдержал, улыбнувшись. — Так что случилось? Откуда водопад?

— Да тут одна правда всплыла, — грустно и тихо пробормотала я, снова собираясь заплакать.

— Если правда всплывает, значит, она не очень хорошая. Милош, ты помнишь, я просил тебя обращаться, если тебе будет плохо? Предложение всё ещё в силе.

— Спасибо, Альди. Я пока не готов.

И тут, как на зло, у него зазвонил телефон и он, извинившись, целиком ушел в разговор.

А я пошла разбираться с газетой.