Глава №4.1

Лиом подошел и встал рядом с его стулом. По обычаю, на всех весенних боев, в любой деревне или городе, глава населенного пункта сидит на стуле с высокой спинкой, перед ним нет стола, ему подают пищу и питье, держат на разносах, и посему встать рядом с ним было где. Юноша встал, в своей позе, отлично играя роль куклы, бездушной, безропотной, без единого проблеска того, что творилось в его голове и сердце.

— Каков его зверь? — задал вопрос альфа из «пришедших покупать».

Ремал одобрительно кивнул, но так, чтобы его не сильно было заметно.

— А ты кто вообще? — спросил он у Лиома.

Юноша не ответил. Лишь вздрогнул. Ему было страшно и на сердце лег камень. Его продадут. Все мечты, что так робко проклюнулись, такие наивные, такие несмелые… в дребезги. Продадут. Его продадут. Как и хотел этот страшный альфа, как и говорил. Не поменял он своего решения, не сжалится…

У Лиома, если бы на него смотрел мастер, все было на лице написано: не хочет быть проданным, не желает подчиняться, не может вновь стать разменной монетой. Не хочет, — впервые в жизни Лиом осознал, что он чего-то не хочет. Быть проданным. Да, он этого не хотел. Да и кому? Этим слабакам?! Его увезут отсюда, сделают рабом и будут обращаться еще хуже. Дом, которым он по наивности, начал считать то здание, где жил и работал, вдруг стал очередной тюрьмой. Лиому было трудно дышать. С каждым вдохом его сковывало в прежние тиски страха. И пульсары нитей раздражали, ведь альфы перед ним желали знать — кто его зверь. Было обидно. Было больно. Хотелось избавиться от надоедливой нити.

За все года воспитания, никто и никогда не смел трогать его нитью определения. Ни один зверь, которым обладали его наставники, учителя, стражи, ни один из них никогда не был настолько невоспитанным и грубым. Лиом поднял глаза на того, кто смело лез к нему в душу, к его зверю. В ответ раздался вздох восхищения. Это стало последней каплей для зверя, что уже некоторое время осматривает мир вокруг себя. Его не учили тому, что нить определения от самца, это не запрещено, что это их кошачья любопытная натура, что так поступает не только альфа, но и любой представитель расы, когда перед ним предстает интересный образец. Его такому не учили, он думает, что здесь и сейчас его оскорбляют, что еще немного и на него набросятся, начнут давить и делать больно. Зверь в груди Лиома оскалил пасть, и как маленький ничего не умеющий ребенок кинулся на «обидчика».

Юноша, стремительно перетекший в большую боевую кошку, на раз выбил лобастой головой стоявшего перед собой альфу, отсылая его тело дальше границы круга арены. Удар был такой силы, что альфа врезался в стол, завалившись на него. Благо не спиной по выступу, иначе была бы травма со смещением. Звук разлетающейся посуды по полу, возгласы удивления и ошеломления заполнили пространство. Практически одновременно с этим послышался рассерженный, весь такой грозный рык омеги. Причем боевой. Да еще и эльвирса. Его длинный боевой хвост нервно бил по арене с двух сторон от тела, разметав песок до досок, карябая их, оставляя росчерки. Оскалив морду еще сильнее зарычав утробно, прижав уши к голове, зверь выдал свое мнение о покупателях, словно выплюнув, прорычал:

— «Слаб!»

Одарив тяжелым взглядом, всех стоявших на песке самцов, которые не шевелились, казалось не дышали, дабы не спровоцировать, одними лишь глазами сказал им больше, чем мог бы словами. Омега эльвирс не видит в них никого, кто сможет его не то что купить, да даже рядом встать, плечом к плечу. Эльвирс… сильнейшая боевая омега, способная на немыслимое и таат?

Зверь в теле мальчишки, по сути еще котенка, обвел взглядом всю разношерстную толпу, где каждый кот снял с себя завесу, дабы омега оценил. Если этого не сделать, он кинется, он заставит показать то, что скрывается. Это не прихоть и не воспитание, это сущность эльвирса — видеть потенциальных претендентов. Даже если занят, даже тогда эльвирс имеет право, по своей иерархии, потребовать самца, как отца для своих котят. И ему это дадут, не сам деямеррит, а его зверь — подчинится, покроет и даст свой щит. Будут ли они после этого парой или нет, не важно, главное принести потомство от сильного самца, все остальное не интересует.

Эльвирс, который осмотрел всех собравшихся, фыркнул надменно, — из всего сборища, хоть что-то из себя представляет лишь один самец, что уже пустил слюни, а остальные бесполезный мусор. Гордо вздернув голову, омега пошел в сторону того, кто «хоть что-то из себя представляет», а переступая бордюр арены, плавно перетек в человеческую ипостась. Уже Лиом занял то же место, с которого шагнул зверем, сложив руки в замок, замер истуканом, памятником самому себе. Он был бледным, даже белым. Опустил глаза, дышал с трудом. Правда сохранять маску спокойствия ему все же удавалось.

Ремал же удивленно рассматривал юношу, который так безропотно подчинялся его приказам. Эльвирс? Серьезно?! Сильнейшая омега боевого типа, что даже будучи на последних днях беременности способная драться наравне с альфой, все это время тихо и безропотно подчинялась? Почему?

Лиом ощущал липкие лапки животного страха. Он сделал непоправимую ошибку. Он перетек. Он оценил альф. Кого выберет вождь, что бы убить на его глазах в назидание? Кому предстоит взять на себя ответ за его ошибку? Из-за чьей смерти он не сможет спать по ночам? Ну почему его зверь вышел из-за кокона, что плел в защиту от боли? Ну почему?!

Его вдруг кто-то с силой прижал к себе и тихонько на ухо шепнул:

— Вождь не будет никого наказывать. — Голос был мягким, ласковым, но из-за животного страха он его не узнавал. — Не бойся, за такое в деревне не наказывают. Он никого убивать не будет за твой поступок.

И Лиом не выдержал, заплакал прижавшись к телу того, кто обнимал, кто дарил тепло и ласку. За подобную слабость в Доме Юрельта его бы уже наказали, и наказывали до тех пор, пока истерика не исчерпала себя, или не закончились бы те, кто привязал к себе, как семья. Истерика завершилась бы раньше этого, но здесь и сейчас он вообще ничего не мог предугадать, не мог выстроить макет поведения, дабы…

— Кассандра, что происходит? — рыкнул Ремал.

— Я тебе потом объясню. Считай, что это отходняк от ипостаси. — Кетвинка, а это была именно она, сильнее прижала к себе юношу, начав баюкать, нашептывать слова успокоения.

Ремал только кивнул, понимая, что палку он все же перегнул. Где именно? Таат нельзя перетекать. Никогда. Это Кассандра рассказала ему, и это случилось. И как теперь ему самому действовать, неизвестно. Потенциальные «покупатели» оторопело смотрели на живого эльвирса, на их острове, в их кругу и понимали — даже будь это не план одного хитрого альфы, им все равно было бы нечего предложить в ответ.

— Вождь, не думаю, что в нашем племени будет достойная цена для замены эльвирса. — Покачал головой один из альф. — Такие, как он, стоят целой деревни. Твоего размера.

Ремал только кивнул головой. Остальные альфы точно также отказались от «покупки». И по договоренности сторон, и по реальной стоимости такой омеги. Кассандра же, с молчаливого согласия вождя, увела едва живого от переживаний юношу. Вождь, тот самый, кто стал виновником такого состояния парнишки, кивнул головой продолжать праздник. На сегодня больше боев не будет. Они продолжатся завтра, и вплоть до десятого дня, а в конце недели станет ясно, кто из деревень переберется к Кушарам, а кто наоборот от них в деревни помельче.

Бедного Лиома Кассандра успокаивала, рассказывала, что все произошедшее не так страшно, что оно естественно для кошачьего народа. Лиом беззвучно плакал, ведь такой стресс не пройдет бесследно и в одно мгновение! Но Кассандра не сдавалась, потихонечку закладывала в молодую головенку то, как неправильно и иррационально его воспитывали. Он уснул под ее убаюкивающий голос.

Два дня шли свадебные бои, выбирались пары и готовились к переезду из деревень в деревни, альфы и омеги, беты — предвкушали свой первый год составного супружества. Кто-то будет жить здесь, кто-то уедет на год или навсегда. Те пары, которые состоят из самцов, они уже считаются семьей, потому как выбиваются из строя «для зачатия», ввиду того, что никто из двоих не способен покрыть свою пару, а посему выбор здесь идет конкретный, больше чем на год, соединяя в узы и ведя к Храму.

Со дня, когда Лиом понял, что он здесь не сможет остаться, он словно заледенел. И это ощущалось во всем. Он перестал шить. Убрал станок. Был ледяной куколкой, выполняющей работу, старательно и безропотно. Ранее ведь было точно также, но в последнее время начал ведь оттаивать, глазками по сторонам водить. И в данную минуту это все исчезло.

Ремал, который ощущал свою вину, не стал настаивать, и юноша вернулся в ту спальню, где жил до наступления холодов. Вождь решительно дал время, дабы юноша немного расслабился, ведь натягивать нить может быть опасно. Если он кинется в круг арены, увы, даже сам вождь не сможет его остановить. Да, Ремал силен, да он боевой таури, но нет, эльвирсу он не соперник. С ним совладать способен только король иерархии — кумар. Причем даже марашат при всей своей силе, при том что он естественный враг кумара, даже он не в силах противостоять эльвирсу. Можно сказать, что этот омега создан для альфы-кумара, потому как его воля, воля его зверя, она способна вбить в голову эльвирса что такое хорошо, а что такое плохо. И, если, вот только на секунду, этот мальчишка пересилит свой страх, как было в день его «смотрин покупателями», то озверевший эльвирс перережет всех, кого встретит, игнорируя даже тяжелых, на каком бы сроке они не ходили. Эльвирс в гневе страшен, настолько, что более чем решительный Ремал сдал назад, перестал давить на него, начал искать варианты другого толка, дабы расслабить юношу морально, показать, что ему не угрожает ровным счетом ничего.

Юноша же ходил тенью, смотрел только в пол и ждал, когда его продадут. О том, что он сильнейшая особь, способная вырезать всю эту деревню, скромно не догадывался. У него в душе была боль. Ведь только-только робкая надежда и несмелые мечты раскрасили угрюмые будни, как его вот тут же носом в пол ткнули. Это больно. И очень обидно. А еще страшно. Он, когда дела по дому делает, все думает, куда его продадут. Во всех встречных гостях деревни, непроизвольно, искал своего нового хозяина. Его мучили мысли по поводу того, как с ним будут обращаться. И его же страшили эти мысли. Здесь, в этой деревне, никто не трогал его, никто, кроме лекаря, не видел его раздетого. А что будет в другой деревне? Он ведь омега. Не понимать, как с ним могут обращаться, по определению Лиом не мог. За время обучения, наставники не делали из него девственника в голове. Они не давали ему никаких ласк, кроме как в течку, но подробно поясняли и показывали, что такое альфа, да что там! — несколько раз его приводили в особую комнату, где на кровати течного омегу, такого же послушника, во всех позах и достаточно жестко брал самец-наставник. При этом омега не плакал и не просил остановиться, а умолял продолжать. Так что Лиом прекрасно знал, что такое ложе, и какое у него место на нем. Он не краснел, когда вождь требовал помогать смывать пот с его тела, даже не бледнел от вида его естества. Он был к таким видам привычен, его они не пугали. Да и не касался он голого тела альфы, все через ткань.

Его думы шли потоком, а вот у вождя наметились странности. Он получил несколько посланий, затем пришло подтверждение: громят дальние деревни. О том, что Кушары имеют не одну деревню, знают все, и какую именно ищут, Ремал понимал. Кассандра, не так давно, хорошо просвещала одну голову насчет традиций в Домах. И вот сейчас, когда дороги избавились от снега, а горные тропы не страшат оползнями, пошли сообщения. Отряд милойских ягуаров. Быстрые, легкие и численностью не меньше трех сотен в стае. Они вошли на территорию деревень, передвигаются быстро и скрытно. Даже то, что эти горы знают местные, не спасает. Ягуары, тем более милойцы, ориентируются на местности так, словно в чистом поле шаг сделали и оглянулись за спину. Опасная стая, очень.

Занятый этими известиями, Ремал ослабил удавку на шее Лиома, перестав на него обращать столь пристальное внимание. Его заботило то, что с краев их кусают. Даже вавэхдэ, этот провозглашенный император, даже он не смел лезть в логово к тем, кто расселился вокруг Кушаров. А вот Дом Юрельта полез. Причем залихватски так, бесшабашно раздавая оплеухи.

Ремал, простившись со всеми спешно уезжающими по своим домам гостями, большую часть дня проводил в доме советов. Туда сносили всю почту, оттуда шел мозговой штурм, дабы перехватить отряд и раздавить как блоху. На территории горных вершин Кушаров никто не смеет безобразничать.

— Ремал, они не просто приходят в деревни, они их под корень режут. — Сплюнул один из альф. — И требуют отдать то, что у них украли.

Вождь скривил губы в недоброй улыбке.

— Отдать? — его голос заставил всех котов головы поднять, готовых действовать по одному его слову. — Ну что же, отдадим, раз уж так они жаждут. — И пальцы выпустили когти.

В ответ проявились клыкастые улыбки. Заставить Кушаров отдать то, что они своим считают? Это самые смелые фантазии, на какие вообще живые отваживались. Альфы, да и беты, у Кушаров никогда не отступали. Творимое императором и его двором, оно так остро не касалось их, но все равно заставляло действовать. Сейчас же, согласно тактике, отряд милойцев режет мелкие граничные деревни, передавая таким образом послание: верни эльвирса, или мы вас всех под нож пустим. За такую наглость требовалось наказать по всей строгости.

— Выследите их. — Ремал провел пальцем по границам территории, которая была разделена на сильные деревни, в мире живущие между собой. — Надлежит «вернуть» им просимое. В ближний бой не вступать, весть отправлять сразу, как заметите.

В ответ только слаженные кивки. Между крупными деревнями, к которым примыкали малые, всегда была устная договоренность о взаимопомощи. И сейчас Ремал активизировал всех вождей, кто жил дальше него, и кто был ближе к опасности. Они, с этого мгновения, будут готовиться к войне с Домом Юрельта.

— Давно пора вырезать этот нарыв. — Благосклонно покачал головой наставник. — Такого зверя и так запугать, где это видано? Эльвирс, головенку до пола опускает, в глаза боится посмотреть!

В ответ на его возмущение, все собравшиеся закивали головами.

— Чаша терпения полна, — Ремал вытащил из-за пояса свой клинок, оголил его и вонзил в то место на карте, где была метка ненавистного Дома. — Отныне им не быть живыми в этом мире, а к мертвым сами Боги справедливость принесут в лапах.

— Если удостоят своим вниманием. — Хмыкнул Бута.

— Ты прав, если удостоят. Готовься, — Ремал ухмыльнулся, — ныне нам потребуется вся сила деревень. Одним Домом дело не ограничится.

— Вождь… — наставник не стал заканчивать свое возражение, с пониманием кивнул головой и сказал другое, не то что хотел с самого начала, — нам потребуется большая помощь. Замахнувшись лапой на Дом Юрельта, ты поднимешь против себя и вавэхдэ.

— Он не вавэхдэ! — рыкнул Ремал. — Он императришка, который хвоста своего боится! — оголив зубы, альфа зашипел. — Вавэхдэ — уважаемый сильнейший кот, который не только словом руководить может, но и когтями с зубами пользоваться умеет. А этот? Давно ли о боях слышно было? Где его искать претендентам, если шкура трусливая, живет здесь, прячется за непригодными к ходу корабля гаванями со скалами, да укрытый флотом в тысячу бортов? Центр-Дом пустует, а этот здесь, на нашей земле, таат растит! Эльвирсов делает покорными псами. Разве так вавэхдэ себя вести должен? Уклоняться от почетного боя за звание? Исподтишка уничтожая противника?

— Ты прав, но звание ему было дано. А подходит ли он под него, али нет — решать будет бой. И ты знаешь закон. Он вавэхдэ. Недостойный, бесчестный, но вавэхдэ. И именно он встанет на защиту Юрельта, когда от него не останется камня на камне, потому как именно этот Дом издревле поддерживал и отца, и деда его. Посему, Ревис, — наставник с нажимом произнес его имя, заставляя думать, а не только яростно сверлить себя взглядом, — прежде чем бить в гнездо, собери хищников, дабы птенцы не разбежались. И не только с этого острова хищников, но и за его пределами. Флот, о котором ты сказал, со счетов спускать не нужно, опасно это.

Ревис, как и ранее бывало, выдохнул. Наставник, на то и наставник, дабы одернуть и заставить думать, смотреть по сторонам, а также слушать и слышать. И он прав. Флот — опасная вещь. На нем не просто команды, там потенциальная армия, причем обученная, готовая к атакам и идущая за капитанами. Их со счетов сбрасывать никак нельзя.

Бута вошел в дом, увидел своего бледного лицом любимого. Как пить дать, он точно подслушивал. По лицу видно, глазки бегают, слезы застыли капельками. Вздохнув, подошел, обнял.

— Ты ведь знаешь, или так, или нам всем будет грозить опасность. — Мягко проговорил альфа, прекрасно понимая, насколько его слова не успокоят беременного супруга.

— А отдать эту куклу не проще? Тогда никто не пострадает! — прошипел Салим.

Бута чуть отстранился, затем заглянул в его глаза и очень-очень серьезно спросил:

— А когда они придут сюда и потребуют собрать всех детей от первого года рождения и до семи, ты тоже скажешь, проще отдать, чем дать отпор?

— Это другое!

— Нет, Салим, это одно и тоже. Это одинаково и равноценно. Один эльвирс способен выносить не только одного или близнецов, он способен разродиться до десяти котят за раз. И половина из них будет рождающими. И вне зависимости от того, есть ли там альфы, или омеги, он будет плодовит до глубокой старости, тогда как бета-рождающий после пятого года за сотней, увы, выносить котенка не способен, даже если ему повезло и детки были исключительно бетами. Понимаешь? Один он способен за всю свою жизнь принести в мир больше котят, чем ты, и тем более чем бета. А отдав его им, уже через два года он будет убит, тем самым уничтожено все возможное потомство.

Он покачал головой, отошел от супруга, прошел к рукомойнику и помыв руки, сел за стол. Салим, понимая, что своими словами обидел любимого альфу, тихой мышкой завершил сервировку стола, поставил горячее, после чего молча присел на свое место. Ему кусок в горло не лез, но покушать было нужно, все же котенок-то не виноват, что папка иногда думает не о тех, кто к нему отношения не имеют, а о себе и своей семье. Бута не такой, он видит масштаб, понимает к чему будет послабление и как оно аукнется. Да и не боится он драки, не боится войны. Это ведь альфа, тот, кто защищает, тот кто обязан выстроить нерушимую стену сейчас, дабы дальше спокойно жить и растить своих котят.

Салим не такой. Он трусишка, хоть и зверь его не из слабых. Все же, в данную минуту, да и по возрасту, омега боится за себя, своего котенка и защитника, который не должен исчезнуть. Как ему потом жить? Кому на плечо голову положить? Кому на ухо шепнуть о своем желании? Да и как без него растить их общего котенка? Салим боялся, и это естественно. А из-за натуры «поганца», думал исключительно о себе, старался всеми коготками вцепиться в шкуру альфы, дабы тот ни на шаг от него никуда не шагнул. Вот и непонимание, вот и обиды.

День был теплым и Лиом вместе с рождающими сходил на реку стираться. С некоторых пор его настойчиво звали с собой Надай и его друзья. Несколько дней, после отбытия из деревни гостей, и полного непонимания, по какой причине он с ними не поехал, Лиом переживал о том, что он своей выходкой разрушил планы вождя. Ведь все покупатели отказались, а шепнувшая по секрету Кассандра, вместо того, чтобы приободрить, напугала его сверх меры: нету в деревнях равноценного обмена. Вместо того, чтобы возгордиться своей внушительной значимости и ценности, бедный таат перепугался так, что пришлось успокаивать по новой. Ей это удалось, а теперь его одного не оставляют, тянут за собой. Надай прекрасно справляется, равно как и его окружение. Сегодня тепло, солнечно, а вода прогрелась достаточно хорошо еще со вчера, посему решительно настроенные рождающие принялись проводить стирку. С ними же в воде хлюпались и покоренные более сильным альфой самцы, для которых не зазорно заниматься домашними делами.

Бедный Лиом, он втайне поглядывал на то, как тот самый альфа, который целовал своего бету у всех на виду в день боя на арене, прискакал к реке, тут же помогая ему выжимать крупные куски ткани, которые являлись постельным бельем, пледом и еще какими-то необходимыми для жизни полотнами. Бета сначала рыкнул на него, но тут же стушевался, потому как альфа так близко подошел, да так по-хозяйски приобнял, что Надай прошептал, улыбаясь:

— Еще не смирился, что верховодить будет альфа. — Лиом покачал головой, давая понять, что не понимает. — Этот альфа объезжает его каждую ночь, а днем иголки обламывает. И не округляй так глаза! — усмехнулся Надай. — На всех рождающих не напасешься, а сердцу приказать никто не может. Влюбился в него альфа, сильно, и все сделал, чтобы вместе быть. Да и… не равнодушен он к нему, иначе не допустил бы боя на арене. Атаковал бы сразу, вот как котенок Клема, так бы и он атаковал. Но, — голос стал заговорщическим шепотом на самое ухо, — нравится ему, когда этот альфа верховодит. А уж на ложе ему принадлежать и подавно. — И захихикал, мягко плечом толкнув сидевшего рядом с ним юношу.

Лиом лишь пожал плечами, мол ему как-то все равно.

— Да что вы, что вы! — заулыбался Надай. — Вот как познаешь, что такое ласковый самец, да между циклом, я посмотрю на тебя. И как глазки блестеть будут, и как кусать его будешь, дабы проверить крепость бубенчиков. — Лиом отрицательно покачал головой. — А ты не ставь крестик там, где дорожка пряма, некуда повернуть. Будет и у тебя свой альфа, воинственный и очень на тебя слюнку пускающий. Ты только глазками почаще вокруг поглядывай, того и глядишь, выстроится ровный ряд желающих.

Их «разговор» слушали все молодые коты, которые поглядывали то на тростиночку-таат, то на порыкивающего бету, рядом с которым его альфа вился, в глаза заглядывал, на ласку напрашивался. Надай был прав, не желай он дать шанс альфе, не было бы ничего. Кинулся, до крови драл, но не дался. Вот только самому этот альфа нравится, посему и допустил все это. Правда воспитывать альфу надо, соответственно зубки показывает, порыкивает, заставляет считаться с собой. Альфа ведь как? — все, кого он защищает, обязаны подчиняться, а сопротивляющиеся вызывают желание заставить подчиниться. Если помножить это на симпатию, влечение и желание, то на выходе получится по уши влюбленный альфа и подогревающий его интерес бета-самец, которого будет хотеться так, что никакие условности и общественное мнение не остановят.

Для Лиома подобное было странным и новым, но по какой-то причине, его зверь не видел в этом ничего дурного. Зверь у деямеррита не имеет пола. Это ни самка и не самец, это зверь. Он энергетически создает кокон для котенка, который растет вместе с душой ребенка, создается благодаря отданной силе обоих котов, что участвуют в его создании, посему ситуаций «залетела по пьяни» в этом мире не существует. И именно поэтому воспитание Лиома, где омега обязательно принадлежит альфе и никому больше, и уж тем более сам свой уд использовать не имеет никакого права, в корне не верно. Омега, причем любая, в ситуации обособленности и без возможности найти самца, способна покрыть течную омегу. Сама природа такое предусмотрела, посему «ненормальным» пары между альфами, бетами или омегами, с особями идентичными их половой принадлежности, не считаются и никогда не считались.

Пример сами острова. На сотню альф, рождающими будет только тринадцать омег и тридцать бет-рождающих. И что прикажете делать остальным альфам, которые в составе пятидесяти семи процентов гарантировано будут без пары родящего? Встать в гаремы? Так тут их же зверь не позволит, так как альфа обязан быть единственным у своей пары, защищать и купаться в его любви и ласке. И это ведь только альфы, но есть же и бета-самцы. А им что, всей сотне скромно травку в стороне покурить? Причем они ведь не ущербные, они предрасположенные к фазе рождающего, только им не попался альфа, который перевернет нутро, заставив захотеть потомство от его персоны. Беты в этом мире не стерильные, они жирная прослойка, которая весь мир держит балансируя, дабы не столь частые омеги после созревания не превратились в инкубаторы.

Вот тут и встает вопрос ребром, который уткнулся в проблему воспитания Лиома: куда деть либидо ста пятидесяти семи самцов из двух сотен? Сказать табу и будет бойня. Настоящая, на истребление. Посему, то самое воспитание, которое вбивали в голову таат, оно необходимо только для того, чтобы такой зверь, как эльвирс, не разодрал такого слабого и шкурного кошака, как недостойный вавэхдэ-император. Вот и все ноги, откуда растет суть проблемы воспитания, которое еще ни раз и ни два помешает молодому коту развернуть плечи во всю ширину груди и осмотреться по сторонам в поиске сильного самца.

Лиом о думах старших котов ничего не знал, стирался себе и стирался. У него сейчас попривыкли руки к работе, больше так не стирает в кровь кожу, приноровился. Надай шутил, вызывая легкую улыбку, помогая советами, да присматривая за ним. Альфа, который помог выжать простыни и пододеяльники, уволок супруга с реки, что-то там порыкивая себе под нос. Супруг, что шел за его спиной, улыбался своим мыслям.

Лиом завершил стирку, да и было там не так много тряпок, сложил аккуратно в тазик мокрые вещи, старательно отжатые, после чего направился в сторону дома вождя. Идя по дороге, он заметил, что впереди столпотворение самцов. Рассудив, что лучше там, где их поменьше, плавно свернул в проулок и обошел толпу так, что вышел со стороны дома наставника. Этот старикан умело руководил молодыми да буйными, не раз и ни два таскал за уши бывалых воинов, а в ответ только уважение, прислушивающиеся к словам сильные коты. Хоть бы раз ему в ответ прилетело за прилюдное таскание за ухо! Нет, наставника уважают, почитают и прислушиваются.

Лиом было двинулся в сторону дороги, что ведет к дому вождя, но тут же шмыгнул за забор и затаился. Сам вождь, наставник, Клем и Кассандра стояли и тихо обсуждали серьезную тему. Ушастый Лиом даже присел пониже, чтобы его видно не было. Кусты были таким идеальным убежищем, что глазастая Кассандра ничего не заметила.

— Ты уверена, что они прошлись рядом с деревней Альмера? — спросил Клем.

— Да. Это тот самый карательный отряд из милойских ягуаров. Юрельт расстарался.

— Близковато они, — Клем покачал головой. — И быстро двигаются.

— Выбирают точки, по которым аккуратно к нам приближаются. — Ремал усмехнулся. — Думают, раз покусали края, вынудят нас плясать под свою дудку?

— Ремал, — Кассандра покачала головой, — Юрельт не успокоится, пока не найдет его.

— А мне плевать. Это мое. На этом все.

— А ты готов к войне? — задрав скептически брови вверх, Кассандра нехорошо усмехнулась. — Как только к делу подключится император, сирот прибавится на порядок. Вот ты, лично, а также все деревни в этих горах, они ж как бельмо на глазу — без зеркала не видно, но видеть мешают. И заметь, война не будет вестись зверем, она будет на истребление. А дальше, когда вас не станет, всех выживших рождающих и стариков предадут огню, вне зависимости, смогут ли они еще раз разродиться, или нет. А вот участь детей, она будет незавидна. Новые таат и просто рабы для утехи слабых кошаков, что лижут пятки императору и его Домам. Ты готов защищать нас?

Что еще говорила и спрашивала Кассандра, Лиом не слышал, потому как в груди и голове у него разразилась буря. Мастер Юрельт уничтожит деревни просто потому, что тут жил он, его обученный таат. Их вот всех, от мала до велика, убьют. И ведь виноват-то только вождь и его боевые коты, кто украл жемчужину Дома. Остальные пострадают ни за что, ни про что!

Закусив до боли щеку, дабы себя не выдать, аккуратно отполз назад, стараясь не шуметь и тазом нигде не зацепиться. Отойдя на полусогнутых подальше, сорвался со всех ног туда, где до данного разговора побоялся пройти. А как оказалось, он появился в нужном месте в нужное время. На деревни нападают, местные готовятся к бою.

Пробежав мимо воинов, не глядя по сторонам, даже не понимая, что ведет себя странно, добрался до двора дома вождя. Быстро развесил вещи, прижал прищепками по уголочкам, да и был таков — дом надежно спрятал мечущегося от волнения омегу. А как тут не метаться? Он всю свою жизнь видел, какой мощью обладает его наставник, а сам Юрельт, сам мастер Дома (!), он вообще, по мнению Лиома, вершина иерархии! С его стороны, с его взгляда и понимания, деревня слабенькая, а мастер Дома Юрельт сравним с Богами. О том, что это может быть с точностью да наоборот, и помыслить не мог. Для него, выструганного домом таат, послушного и ничего не желающего, крайне сложно осознать, что кроме послушания может быть и сопротивление, противостояние и отстаивание своей точки зрения.

Лиом перепугался не на шутку, потому что с раннего детства мастер Дома Юрельт представал перед ним всего несколько раз, и каждый из них сопровождался раболепием более младших по чину котов. И даже воины, которых он подсознательно записал в сильных особей, даже они головы склоняли перед ним. Со временем данная аксиома намертво врезалась в его подсознание, посему сейчас он кругами ходил по кухне и страшился того, что будет.

Кассандра права, мастер не оставит его здесь. И не даст спокойно жить деревне. Его легионы воинов, о которых столь ласково говорил один из наставников, сметут деревеньку с лица мира, а кто выживет, сделают рабами. По щекам скатились слезы, выражая его волнение, страх, не желание терять то, что он приобрел. Еще несмело, но Лиом мог назвать Надая другом. Ведь правда же, он же может так его называть? Надаю же за дружбу с Лиомом не будет плохо? Его же не будут бить за проступки друга? Это же не Дом… ведь правда же?