Глава 14.

Прожитые годы (он ни разу не говорил, сколько же их было) сделали его жестоким и кровожадным, презирающим и не приемлющим само понятие тепла, любви и заботы, расценивающим эти понятия как слабость. Единственной его целью было хоть как-то развеять скуку, первого врага вечной жизни, и частью развлечений было мучение людей.

Мучение меня.

Ведь все эти ссадины, синяки и царапины вовсе не были плодом моего воображения, они были пугающей реальностью. Ведь за время брака я успела пройти все орудия пыток, что придумал человек к 1000 году от рождества Христова.

Закончив свои дела граф стирал мне память, иногда оставляя маленькие ее клочки, намеки на произошедшее. Моя растерянность и непонимание, мой страх – все это забавляло его. Он искусно управлял моим разумом, держа тонкую грань между мной и безумием.

Иногда, когда у графа было хорошее настроение, он внушал мне удовольствие от своих пыток и тогда я кричала уже не от страха, а от наслаждения, в то время пока он терзал мою плоть. В этом плане можно сказать, мне повезло немного больше, чем другим его жертвам. Жертвам, которые заканчивали жизнь долго и мучительно в его покоях. Жертвам, с которыми он не церемонился, издеваясь над ними так, что мои мучения показались бы им легким отдыхом.

Граф любил чувствовать свою власть и превосходство над людьми. Он любил проявлять свою силу, но больше всего любил видеть чужой страх. Он буквально упивался им. Каждый раз, когда он приводил меня в свои покои, где прятался настоящий театр смерти, был для меня словно первый. И я отчаянно боялась его алых глаз и жестокой ухмылки, его холодных рук, сжимающих веревку и покрытого засохшей кровью стола, на котором погибала значительная часть его жертв. А он наслаждался моим страхом. Но еще больше наслаждался тем, что даже напуганная до смерти, я оставалась в его власти и под его влиянием. Что я продолжала болеть им, зависеть от него и желать его так же сильно, как и ненавидеть.

Не зря я так беспричинно боялась его и не зря страх уходил с наступлением темноты. Потому что ночи были практически такими, какими я их помнила – холодные объятия, пробуждающие невыносимый жар и наслаждение, смешанное с болью. И конечно, наши кровавые игры, казавшиеся мне лишь снами.

Теперь, когда пелена внушения спала, я могла вспомнить эти сны в мельчайших подробностях и понять, что граф заставлял меня забыть огромную часть того удовольствия, что мне приносили его укусы и ласки измазанных алой кровью холодных губ. Да, для меня граф делил поровну боль и наслаждение, прививая извращенные и неправильные желания.

Кроме снов я так же наконец поняла и смысл всех тех таинственных слов, сказанных Викторием.

Он не зря пытался прервать наше общение еще тогда, когда у меня только начались галлюцинации. И он действительно был виновен в их усилении. Страсть графа к власти и подчинению распространялась и на ему подобных. Но он никогда не смог бы причинить физическую боль вампиру, особенно тому, кого сам же и обратил. Это было против его мировоззрения. Но ему нравилось смотреть за тем, как Викторий страдает.

Слабым звеном Виктория были люди. Воин, выходец из простой семьи, он принимал участие еще в походах Карла Великого, когда Западно-Франкское (теперь уже просто Французское) королевство еще не было таким. Он видел много смертей и потому, став вампиром, по-прежнему продолжал ценить жизни людей. Граф, рассчитывавший на приобретение в нем жестокого союзника, ошибся в своих планах и поэтому часто убивал их у него на глазах.

Меня он не убил. Но мучения, которые я испытывала, были наказанием для Виктория, посмевшего оказать мне поддержку.

Все же, граф не был ко мне равнодушен, как и к Викторию, ведь обратил меня. А этой чести, как я узнала позже, лично от него мало кто удостаивался.

Так же, освободившись от внушения, я осознала и то, почему Викторий так относился к моим детям. Еще бы, ведь они не могли быть моими – вампирам не дано зачать от людей, а людям – от вампиров.

И все же, самая большая трагедия в моей жизни была моей виной. Потому что я сделала неверный выбор.

Раймунд (как и Алалрик) был ребенком от другой женщины и все же я любила их, как родных, тем самым погубив.

Когда я стала думать о детях, граф легко прочитал мои мысли. И решил удовлетворить мои желания, затеяв себе новую игру. Он нашел беременную крестьянку и привез ее в замок. Мое же заточение было для того, чтобы ему не пришлось утруждать себя, внушая всем слугам то, что я беременна. Он внушил это мне. А потом играл моим сознанием, оказывая мне заботу и заставляя сделать выбор.

Я выбрала неправильно и это разозлило его, и он наказывал меня снова и снова. А я, смятенная и растерянная, пыталась вернуть его расположение, не осознавая всех причин его холодности. Когда же мне пришли мысли о втором ребенке, граф снова удовлетворил их, начав игру заново.

И опять я в своем непонимании разочаровала его. Когда, спустя три года, игра ему наскучила, он просто внушил маленьким еще детям, заплыть подальше в опасную реку.

Просто убил их без малейшего сомнения или капли жалости.

Это страшное знание заставило мое сердце разлететься на осколки.

Однако прежде чем слезы покатились из моих глаз, я почувствовала ЭТО.

Жажду.

Я услышала (слух, как и остальные чувства, обострился, но погруженная в воспоминания, я почти не заметила этого), как совсем рядом бьется сердце, разгоняя горячую, теплую кровь. Как манит этот запах здорового тела служанки, пряный аромат ее пота.

Я вдохнула глубже и больше не смогла оставаться на месте. Он манил меня, звал к себе.

Я забыла обо всем на свете и единственное, что осталось для меня – это жажда. Я побежала и скорость моя была гораздо быстрее, чем раньше. Я оказалась там прежде, чем смогла осознать, что же я собираюсь сделать. А если бы и осознала – меня бы это не остановило.

– Леди? – вопросительно-испуганно спросила служанка, пятясь от меня.

Еще бы, ведь сейчас моя кожа была бледнее, чем прежде, а васильковые глаза превратились в кровавые, как у графа, озера.

Это была женщина, пожилая и полная, но ее аромат казался самым привлекательным на свете.

И не удержавшись, я с гортанным рыком набросилась на нее.

Кровь обжигала мне горло и дарила самое непередаваемое удовольствие, что было похоже на оргазм, который я за пятнадцать лет брака смогла испытать множество раз.

Когда же я наконец насытилась, то услышала хлопки.

Граф стоял рядом, оглядывая эту картину, а я держала на руках бездыханное тело с растерзанным горлом.

Граф.

Муж, с которым я провела столько лет и настоящего имени которого я так и не узнала. Ведь Гильом было лишь одним из тех, что он выдумывал себе, переезжая на новое место. Одним из многих, но далеко не последним. Об этом он мне с усмешкой поведал когда-то, позже заставив забыть.

– Ты быстро освоилась со своим новым «я», – произнес он своим бархатным голосом, в котором теперь я могла различить все оттенки. – Значит я не зря подарил тебе вечность. Это самое великое и дорогое, что может получить человек и ты должна ценить мой дар.

И не дождавшись ответа, он притянул меня к себе, сминая волю жестким, жестоким поцелуем. Теперь его губы и руки больше не были ледяными и твердыми, ведь я стала такой же, как он.

Тело ответило и несмотря на ненависть и боль, я по-прежнему горела им, не в силах осознать себя без него.

– Моя, – шепнул он на грани слышимости и ушел, оставив меня одну.

Одну возле остывающего трупа своей служанки, с разбитым сердцем, жаждой и любовью, такой же неправильной, как и граф.

Одну, потерявшую себя окончательно. Я больше не была той юной и невинной девушкой, что выходила замуж за графа, ожидая и опасаясь этого события. Не была той Арсендой, наивной и чистой.

Теперь я растворилась в графе окончательно. Он сломал меня, привязал к себе на целую вечность. Теперь я желаю того, чего не желала и превращаюсь в монстра, стоит только учуять кровь.

И я недостойна носить имя, данное мне при рождении. Потому что я умерла. Все забудут про мое происхождение, про мой род Фарго, которому больше я не могу принадлежать.

Теперь я немертвая. Ольга. Просто графиня Ольга. Графиня, отданная графу, несмотря на все, что он со мной сделал.

Проклинаю тебя, проклинаю

Сколько боли ты в жизнь мне принес,

Сколько мрака, тоски и печали,

Сколько пролитых молча мной слез?

Проклинаю тебя, проклинаю

Из меня мое сердце ты вынул.

Я молила тебя, не зная –

Ты оставил его, или кинул?

Проклинаю тебя, проклинаю

На куски ты меня порвал,

Ты играл с моими мечтами,

Ты живую меня – терзал

Проклинаю тебя, проклинаю

Ненавижу за все, что ты сделал

Ты ведь видел, как я страдаю,

Как сгораю душой и телом

Проклинаю тебя, проклинаю

Я ведь думала, что умру.

То давая, а то отнимая

Прогрызал ты во мне дыру

Проклинаю тебя, проклинаю

Но твое во мне не прошло

Ты ведь делал все понимая

Ты хотел причинить мне зло

проклинаю тебя, проклинаю

Говорю, стоя перед тобой –

Ненавижу, но умоляю

Забери мою душу с собой...