1.

Земля давно исчезла с горизонта. Ветер раздувал паруса, стонали мачты, скрипели тросы. Корабль то рыскал носом, словно собака, взявшая след, то взмывал на гребне волны. От соленых брызг губы высохли и потрескались, от палящего солнца кожа стала бронзовой, а волосы выгорели почти добела. Им нельзя было не любоваться. И Том любовался. Статной сильной фигурой, почти обнаженным торсом и хмельной, солнечной улыбкой. Крис стоял у штурвала, ветер играл его волосами, и Том замирал каждый раз, когда взгляд голубых глаз, словно впитавших в себя цвет неба и океана, останавливался на нем. Под этим взглядом своего капитана Том ощущал себя мальчишкой, но все равно улыбался в ответ, чувствуя соль на своих губах…

…Будильник разразился мерзкой трелью, и Том застонал про себя, скидывая его на пол и зарываясь лицом в подушку. Но сказка уже ушла, и все, что чувствовал его нос — это цветочный запах кондиционера для белья, мало напоминающий свежесть океана. С досады отшвырнув подушку в сторону, Том сполз с кровати, ероша волосы и отчаянно зевая. Зябко поджал пальцы на ногах и дошлепал до окна. Распахнул створки и вдохнул напоенный пронзительной свежестью горный воздух. Бодрящий, чуть сладковатый, очень чистый. Привычный и любимый с детства. Ветерок ласково коснулся торчащих прядок, и Том улыбнулся ему, как старому знакомому. Вот и новый день начался. И верхушки гор снова в тумане. Позади тренькнул телефон, сообщая о пришедшем сообщении, и Том, тут же забыв обо всем, вернулся на кровать. Вытянулся, подгребая под себя подушку и открывая сообщение.

«Надеюсь, что я тебя разбудил)) Ты же помнишь, какой сегодня день?»

Том хмыкнул, быстро набирая ответ:

«А ты забыл и не знаешь, как у меня спросить половчее?»

«Бинго!» — ответ пришел незамедлительно.

«Хорошая болезнь — склероз. Ничего не болит и каждый день новости».

«Юморист нашелся», — «обиделся» телефон, и Том рассмеялся. Хорошо, что Люк дуться долго не умеет. Если вообще умеет.

«От кого поведешься. Заедешь за мной? Заодно напомню, что у нас сегодня в школе».

«Так просто ты не отделаешься».

«Ты чудовище, Люк».

«Я знаю, милый))) До встречи».

Том отложил телефон в сторону и, потершись щекой о подушку, сладко потянулся. Сегодня в школе день, и, правда, необычный. В этом году у них выпускной, и после уроков им должны объявить, кто будет участвовать в подготовке к празднику. Спортивные секции отбор прошли точно, а вот участие их группы — под вопросом. Когда шли показы номеров, Том умудрился проболеть, но сейчас переживал, наверное, больше всех. Ему так хотелось, чтобы родители увидели, как он танцует! Конечно, он вряд ли когда-нибудь осилит нижний брейк, но у него отлично получается тектоник, а в импровизации он вообще один из лучших. Правда, движения у него пока выходят недостаточно резкими и четкими, но учитель говорит, что это вообще свойство всех омег. И что плавность движений в них природой заложена. В такие моменты Том был даже рад, что не может говорить, так как в противном случае точно бы высказал пару ласковых по этому поводу. Он хоть и омега, но не кисель сладкий. И врезать быстро и резко сможет в случае чего всегда. Том вздохнул и, покосившись на часы, решил, что пора вставать. Танцы танцами, но если он и сегодня не позавтракает, мама его под домашний арест посадит, чтобы отъелся хоть немного.

Том стянул майку, в которой спал, повернулся к зеркалу и, критически оглядев себя, фыркнул. До спортсменов ему, конечно, далеко, но и задохликом особым он тоже не выглядит. И кости торчат исключительно в положенных им местах. А живот хоть и плоский, но без кубиков пресса. Спина узкая, бедра тоже. И талия видна. М-да… Может, и права мама… Подойдя к зеркалу почти вплотную, Том заглянул в свои глаза и вздохнул. Серые? Голубые? Черт их разберет. Серо-голубые. И хорошо хоть, что все это вкупе со светлыми волосами и кожей, загар к которой, казалось, вообще не приставал, смотрится вполне гармонично, а то вообще бы кошмар был.

— Том! Том, сынок, ты уже проснулся? — с первого этажа донесся голос матери, и Том поспешил открыть дверь и высунуться в коридор. Приветливо махнул рукой, получил в ответ теплую и любящую улыбку и снова скрылся в своей комнате. Взял из шкафа чистое белье и прошлепал в ванную приводить себя в порядок. Десять минут на душ, еще пять — на сборы и еще столько же — на быстрый завтрак. И он встретит Люка у дома.

…Люк Тому нравился. Нравилось то, что он был бетой. И то, что ему не требовался собеседник, а только слушатель. Он задавал вопросы и сам же на них отвечал, шутил и смеялся своим шуткам, всегда был в курсе всех событий и сплетен. Рядом с ним Том не чувствовал себя ущербным или каким-то не таким, как все. Хоть блокнотик и ручка всегда были в кармане, но за столько лет общения Люк научился отлично понимать Тома по его движениям или мимике. Взрослые говорили, что они нашли друг друга и даже сетовали в разговорах меж собой, что Люк — бета, а, значит, парой для Тома не станет никогда. Пару лет назад одна мысль об альфе вызывала в Томе отторжение и чувство резкого отвращения, но с недавних пор все слишком изменилось, и теперь он и сам жалел, что Люк — бета. Хорошо хоть, что течек еще нет… Хотя и они не за горами.

Ловко подъехав к крыльцу школы, Том припарковал свой велосипед среди сотни таких же и, закинув рюкзачок за спину, смешался с толпой, следуя за Люком и приветливо кивая знакомым. Родители часто говорили, что ему повезло со школой, и Том был с ними согласен. Нет, его задевали, конечно, смеялись или стебались иногда, но не больше, чем над другими, и никто никогда не упоминал его немоту. Его не сторонились, часто звали в компании, на вечеринки или просто в кино сходить, и Том чувствовал себя обычным подростком с обычными проблемами вроде грядущих экзаменов, не решенной задачи, отработки или утреннего стояка. И даже Крис — краса и гордость школы — был проблемой обычной. Ну, почти обычной. Почти естественной для омег и некоторых бет в их школе. Ну и в самом деле, кто еще может так привлечь омегу в период самого становления сексуальности и созревания, как не голубоглазая белокурая бестия, стреляющая глазами и феромонами альфы так, что ноги подкашиваются и губы сохнут? Никто. Так что и тут Том не выбился из общей толпы, хором вздыхающей вслед главному красавчику школы, дразнящему своей приветливой холодностью, отсутствием пары и ровным отношением ко всем без исключения.

О, в школе Криса просто обожали. Учителя — за мозги, одноклассники — за доброжелательность, все остальные — за очаровательную и искреннюю улыбку. Обладая немалой силой, но получив соответствующее воспитание, Крис старался не обижать слабых и противников искал достойных себя. Хулиганил в меру, уроки прогуливал, но никогда и ни с кем не ссорился и отношения выяснял редко, ибо желающих почувствовать на себе тяжесть его кулака было мало. У него в знакомых и приятелях была вся школа, но Том, не спускавший с него глаз на протяжении почти года, был уверен, что друзей у Криса нет. Совсем нет. Но он был таким открытым и даже чуть-чуть наивным, что Том даже не удивился, когда понял, что влюбился. По-настоящему влюбился. Какое-то время он терпеливо ждал, что это пройдет, как проходят все юношеские увлечения, но зря. И тогда он начал мечтать. О том, как бы это было, если бы Крис вдруг обратил на него внимание. Не просто смотрел, как на других и улыбался, как всем, а… по-особенному. В их классе было две пары, и Том иногда завидовал, глядя на них. И мечтал, мечтал, отлично понимая, что шансов у него никаких.

Том вздохнул и, зайдя в класс, доплелся до своей парты, вытащил из рюкзака учебники, тетрадь и опустился на стул. Поерзал немного, чувствуя непонятный дискомфорт, и вздрогнул, когда сзади в его шею ткнулось что-то мягкое и теплое.

 — Тооом, — чуть томный голосок Алисы, сидящей позади, был полон восхищения. — Ты парфюм сменил? Офигительно пахнет.

Том помотал головой с легкой улыбкой и развел руками, повернувшись к девушке. Поймал ее недоверчивый взгляд и вытащил свой блокнотик.

«Мама какой-то новый гель для душа купила».

— Классный, — Алиса снова потянула носом. — Помнишь, как называется?

Том снова помотал головой, и девушка улыбнулась.

— Можешь узнать? Выпиши куда-нибудь или вообще смс-кой пришли.

«Могу», — Том отразил ее улыбку, и сердце невольно замерло, когда в класс вошел Крис. Кивнув парням, подмигнув девчонкам, тот неторопливо пошел меж рядов к своему месту, еле успевая отвечать на вопросы. Поравнялся с Томом, обернулся, кинул на него какой-то растерянный взгляд и исчез из поля зрения, влекомый кем-то жаждущим с ним общения. Том опустил ресницы, пряча тоску в глазах и, кивнув Алисе, сел прямо, утыкаясь в тетрадь. На прошлом занятии он умудрился схлопотать замечание от преподавателя за невнимательность, и был уверен, что его сегодня спросят. Устные предметы он сдавал в письменном виде, а вот точные науки «отвечал» у доски, решая задачи, системы или уравнения. Вот и сегодня, похоже, придется задачи решать.

На стол перед ним упала тень, и Том поднял взгляд на одного из лучших танцоров в школе. Кроме этого, Шелдон Сумераги или просто Шел был единственным альфой в их танцевальной группе. Как-то обходили все остальные их «клуб по интересам» своим вниманием, считая «танцульки» для альфы чем-то недостойным. А вот Шел танцы любил беззаветно и искренне. Как и его отец-хореограф, которого сам Шелдон никогда вживую не видел, но на которого был очень похож, если верить фотографиям, бережно хранимым его матушкой. Высокие скулы, «кошачий» разрез глаз и гладкие прямые, иссиня-черные волосы…. На сцене и в танце он смотрелся просто потрясающе, и Том только вздыхал, глядя на то, как легко и естественно у него получались самые сложные связки и движения. Рядом с ним никто не выдерживал конкуренции.

 — Том, слышал, говорят, что вокалистам больше всего номеров досталось, — Шелдон смотрел на него с каким-то странным интересом, смешанным с любопытством и легкой тревогой, и Том вскинул бровь, пожав плечами. Выпускные из года в год проводились по одному и тому же сценарию, и было бы глупо предполагать, что в этот раз что-то поменяют. А песни в концерте всегда были «главным блюдом».

— Но это нечестно, — выдохнул Шелдон и замер. Сузил и без того узкие глаза, напрягся. Том скорчил гримаску и застрочил быстро в своем блокноте.

«Может, и нечестно, но объяснимо. Кстати, нам могут отдать постановку танцев для вокалистов. У них много ритмичных песен, а танцоры из певцов этих сам знаешь, какие».

— Вот еще… — Шелдон скривился, прочитав его ответ. — Пусть сами себе подтанцовку устраивают.

Том фыркнул и покосился на дремавшего за соседним столом Люка. Опять, наверное, полночи в компьютерные игры резался.

«Можешь построить глазки Люси. Я слышал, она неровно к тебе дышит. Глядишь, и попадем с сольным номером, а не только в подтанцовку. Сам знаешь — директор делает все, что она говорит», — Том дал прочитать написанное Шелдону и вырвал листок на всякий случай, чтобы потом уничтожить.

Шел облил его наиграно грозным взглядом, презрительно фыркнул и, подгоняемый очень выразительно поднятой бровью пришедшего учителя, поплелся на свое место…

… В этот раз Тома обошли стороной и, откровенно говоря, тот был почти счастлив этому факту. Он снова был рассеян и не мог сконцентрироваться: из головы никак не хотел уходить странный взгляд Криса. Ну и предстоящее собрание выпускников по поводу концерта тоже здорово нервировало. Но все это потеряло свои краски, когда на уроке иностранной литературы учительница решила зачитать парочку сочинений, которые они писали на позапрошлом уроке по «Алым парусам» Грина. Том прочел книгу еще прошлым летом, и… пропал. Романтичная, немного наивная, она заставляла верить в то, что любая мечта может сбыться. И он мечтал днями и ночами напролет. Сбегая из дома, чтобы поваляться у горного озера или послушать шум водопада, он рисовал в своей голове картинки, от которых бросало в жар. Но тогда он еще не мечтал о море, которое видел только на экране в кино или по телевизору. О нем он начал грезить гораздо позже, начитавшись пиратских романов и насмотревшись фильмов. Родители тепло подшучивали над ним и его внезапным увлечением, которое немного утихло, как только пришла зима. Нет, оно не ушло совсем, оно стало снами, в которых были он, океан и Крис на пиратском судне. И, наверное, он слишком увлекся, когда писал сочинение, и со стороны все эти мечты о парусниках, о которых он так честно и наивно написал, казались смешным и действительно глупым. Но слезы на глаза наворачивались все равно. Преподавательница читала его сочинение, одноклассники смеялись на особенно «удачных» местах, шутили, а он только сильнее стискивал зубы да сжимал кулаки, сглатывая горечь обиды на весь мир. И первым вылетел из класса, как только прозвенел звонок.

…Ветер трепал волосы, словно зовя поиграть с ним, но Том только сжимался сильнее, сидя на металлическом ограждении трибуны. Сейчас стадион был единственным местом, где он мог побыть один, не опасаясь вопросов и навязчивого любопытства. И почему-то было уже неинтересно, что скажут на собрании, все желание идти на которое пропало. И все еще звучал в ушах чужой смех. Пусть над наивными и детскими, но мечтами. Том тоскливо вздохнул и…

— Том?

Глаза Тома широко распахнулись от неожиданности, мгновенной паники и страха. Он вскинул голову и ухнул, утонул в прозрачных голубых глазах Криса, смотрящего на него с мягкой улыбкой и легким беспокойством.

— Сейчас будет собрание, — сказал тот, и Том, пожав плечами, снова опустил голову, внезапно подумав, что Крис тоже был там, на уроке. И тоже слышал… все это. От этой мысли стало еще хуже, и когда рядом с его рюкзаком плюхнулся запыленный рюкзак Криса, а его хозяин сел рядом на перекладину, Том только съежился и отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что к общению не расположен. И Крис молчал. Сидел рядом, шуршал фантиком, найденным в кармане, и молчал. Он просто был, и Том понемногу расслаблялся, успокаивался, чувствуя идущее от него умиротворяющее тепло.

Словно почувствовав изменение в его настроении, Крис выдохнул, вскинул голову, изучая горизонт:

— Знаешь, у меня тоже есть мечта. Правда, не такая интересная, как твоя, но она только моя.

Том заинтересовано выглянул из-за руки, глядя на Криса с любопытством, понемногу осознавая, что сидит с ним наедине на трибунах школьного стадиона и… слушает о его мечте. Нет, в компании он с Крисом пересекался довольно часто, да и на уроках иногда сводила судьба за соседними партами, но вот так… Крис никогда с ним не разговаривал. Сердце замерло и застучало часто-часто.

Том выпрямился, повернулся, глядя на Криса с интересом и необидным любопытством. А тот вдруг спрыгнул с перекладины, поднял свой рюкзак и решительно сдернул Тома с его насеста. На мгновение на его лицо легла тень, и он закусил губу, а через пару секунд снова солнечно улыбался.

— Пойдем, покажу.

Том еле успел прихватить свой рюкзак, как Крис уже потащил его за собой. Они миновали футбольное поле, по дуге обошли учебный корпус и с черного хода пробрались в студии. Том только недоуменно оглядывался, пытаясь понять, зачем они сюда пришли и куда Крис его вообще ведет. Но когда тот нырнул в класс, где занимались музыканты, заинтриговано вошел следом.

— Садись, — подождав, пока он войдет и закрыв за ним дверь, Крис кивнул в сторону наваленных у дальней стены мягких валиков и, сам зашвырнув свой рюкзак куда-то в угол, принялся возиться с аппаратурой. Судя по тому, как уверено он действовал, студию Крис посещал не в первый раз, и Том, отстраненно любуясь его четкими движениями и мотавшимся по спине хвостиком, невольно задумался о том, что ни разу не слышал о том, чтобы Крис Феррано изъявлял желание заниматься в какой-нибудь секции или группе. Да и не занимался. Уж об этом-то Том бы точно знал. И не только Том. А Крис, тем временем, уже взял в руки гитару. Кинул на Тома смущенный взгляд, улыбнулся.

— Это мой первый «концерт». Я никому никогда не говорил, что хочу играть на гитаре. Только отцу. Он и подарил мне мою первую… — пальцы перебрали струны, а Том внезапно вспомнил, как ходил Феррано с пальцами, залепленными пластырем. — Я самоучка, но мне кажется, что ты не будешь смеяться надо мной, если я вдруг сфальшивлю или в ноту не попаду, — по студии поплыла какая-то мелодия, напоминающая утренний холодный туман на вершинах гор. Пронзительные нотки тоскливого и вечного одиночества покрытых снегом склонов. Закатов. Холодных ночей. И что-то еще очень щемящее. Крис играл, закрыв глаза, полностью погрузившись в музыку и именно сейчас, в этот момент был настоящим. Напряженным, не солнечным, но светлым. Сильным и слабым одновременно. И таким… красивым.

Мелодии сменяли одна другую, в кармане уже устал вибрировать телефон, а Том все слушал и слушал, подобрав под себя ноги и не спуская с Криса восхищенного взгляда. И когда тот закончил играть, Том чуть не взвыл от невозможности сказать, выплеснуть все, что чувствовал сейчас. От обиды и злости на собственную беспомощность на глаза навернулись слезы. Том резким движением вытер их, вскинул голову, поймал растерянный и стремительно темнеющий взгляд Криса и взмыл с пола. В два стремительных шага оказался рядом, вытянулся перед ним, глядя в глаза так, словно стремился передать ему свои мысли, все свои чувства, а потом неожиданно порывисто обнял. Стиснул со всей силы, не замечая, как впивается в тело гитара, все еще висящая на шее Криса. Зажмурился, зарываясь в его волосы, сделал судорожный вдох и отшатнулся, когда тело вдруг отозвалось волной удушливого жара на близость. На запах прокаленной солнцем травы и ледяной родниковой воды. Гитара жалобно тренькнула, и этот звук словно привел Тома в чувство. Выдернув неизменный блокнотик из кармана, он быстро нацарапал несколько слов, вырвал листок и, сунув его Крису в пальцы, подхватил свой рюкзак и вылетел вон из студии, чувствуя, как заливает краска щеки.

«Мне жаль, что я не могу сказать тебе сам. Ты подарил мне сказку, Крис. Спасибо тебе за это!»