5

Антон, с которым Валик встретился на следующий день в перерыве между парами, выглядел как живая реклама «рэдбула», который окрыляет. Во время разговора Валик узнал причину окрыления — Антону дала Маша. — Так у тебя же девушка была вроде, — сказал Валик, поудобнее перехватывая рюкзак. — Какая? — задумался Антон. — Мы с Раей не встречались. — Я про ту, белобрысую. — Которую еще все звали Катя с ебанцой? Так она с ебанцой! Не моя тема. Пошли пожрем, пока в столовке еще сосиски в тесте есть. При упоминании сосисок в тесте Валик поморщился, и Антон истолковал это по-своему: — Да не парься ты, Вэл, никто тебя не узнал! Темно уже было, и пальто Машкино, и половина лица в шарфе. Не очкуй, Макар и его пацаны тебя точно не запомнили, только если у тебя на животе нет пятна в форме Австралии. Или еще каких-то запоминающихся примет, типа раскрашенного под леопарда лобка. — А тебя такое заводит? — хмыкнул Валик, расслабляясь. — Не, в сафари я точно не рвусь, меня и Машкины родные просторы устраивают. До столовки дошли быстро и на лайте, Антон трещал о Машкином идеальном пупке — он был фетишист, — пригретые солнцем синички трещали о том, как хорошо живется, когда в жопу не дует декабрьским ебучим ветром, проходящие мимо девчонки трещали о предстоящем новогоднем карнавале, где физрук опять наденет костюм медведя и уснет в подсобке, а Валик понемногу убеждал себя, что его в самом деле никто не узнал и не запомнил. Тем более если б Макар его узнал, то Валя бы уже вчера прикладывал лед к разбитому носу. Хотя — ну вот с чего бы он узнал? Они никогда особо не пересекались, так, издалека компания этой татуированной причины мокрых снов всех первокурсниц подъебывала «менделеевцев», но ближе чем на метр никто не подходил. В столовой Валик, заняв очередь, заметил эту компанию за привычным местом у окна, только вот самой причины мокрых снов не наблюдалось. Видимо, смотрел он слишком пристально, потому что один из четких пацанов это заметил и сощурился на него явно недоброжелательно. Валик, отвернувшись слишком поспешно, столкнулся со стоящим сзади, и отчетливое «блядь» и пепельную макушку узнал с замиранием сердца. Макушка гуляла в районе его пупка, а ее обладатель явно пытался что-то подобрать с пола. Прямо под ногами у Валика. Макар не поднимался подозрительно долго, но потом все же подцепил возле Валькиного кроссовка с желтыми шнурками упорхнувшую купюру и уставился на Валика как тогда, в сквере — с крайней степенью охуевания. Валик, разглядев его вблизи, подумал, что недаром за ним девки бегают. Анька вон, тоже с турфака, со второго курса, в прошлом году орала, что вены вскроет, потому что Макар ее за сиськи помацал и свалил к бывшей, а тот только плечами пожал, мол, что теперь, петтинг приравнивается к дефлорации? Макар смотрел с таким странным выражением, что Валик успел струхнуть — похоже, узнал. — Чё пыришь, очкастый? — произнес Макар, и Валик вздохнул облегченно. Пробубнил в ответ что-то, что не разобрал бы и сам, и шагнул вперед, разворачиваясь спиной, однако взгляд стоящего сзади чувствовал затылком, а оттуда — мертвым хватом и леденящим холодком вниз по шейным позвонкам. А в районе желудка все сжалось от предчувствия, что как-то уж слишком легко он отделался.