9

Эсекьель после нескольких минут молчания спрашивает меня:

— Как ты здесь оказался?

- Я услышал крики.

- Вы слышали крики? Но разве вы не должны были быть в своих квартирах?

- Я был здесь.

- Но как ты мог слышать эти крики, - продолжает он удивленно, - я один из стаи слышал, просто потому, что проходил мимо...

- Ладно, очень интересно, о чем ты говоришь, но мне все равно. Теперь мы можем идти? Я голоден.

- Просто у тебя сверхчеловеческий слух...

- Упс! Это хорошо, так как я не человек. Ну, хватит болтовни, у меня действительно плита!

- Как ты можешь хотеть есть, когда женщина только что умерла?

- Только не говори мне, что ты впервые видишь мертвеца, - потрясенно спрашиваю я.

- Нет, конечно, но я к этому не привыкаю.

- Вы потеряли близких?

- Да... Я был свидетелем смерти дорогого моему сердцу человека.

- Ну, слишком много признаний убивают признания. Пойдем. »

Эсекьель не сопротивляется, слишком погруженный в свои мысли. Всегда странно видеть, как кто-то вспоминает своих умерших друзей. Первый бета, увидев погибшего, снова погрузился в свои прошлые мытарства. Но в моем случае мне все равно. Мне нечего плакать. Или я просто привык видеть, как люди умирают? Я не знаю. Как бы глупо это ни звучало, прошлое остается прошлым. Единственное, делать эти заигрывания и помнить мгновения жизни, которые нас объединяли до рокового момента утраты.

Продолжаем продвигаться по замку, каждый в своих мыслях. Наш переход отмечен религиозной тишиной, и когда мы перешагиваем порог столовой, слышен смех. Как возможно, что стая даже не знает, что произошло в нескольких футах от них? Они смеются, не зная, что женщина только что умерла из-за того, что нас свело.

Эсекьель подходит к прямоугольному столу и начинает объяснять происходящее. Я сажусь, пока он продолжает свой рассказ. В конце концов смех сменился удивлением, а у некоторых и болью. В то время как все, кажется, останавливаются, я начинаю делать одну священную для меня вещь: есть. Я очень голоден, поэтому наслаждаюсь едой, пока неподвижные статусы продолжают заморожены. Я угощаюсь под бдительным взглядом любопытных и начинаю есть, не обращая внимания на многочисленные пытливые взгляды. Эбби, чтобы привлечь внимание, говорит:

«В любом случае, эта бедная женщина была действительно бесполезна до самого конца. Стыдно за такую ​​сильную Луну, как я. »

После его фразы следует молчание. Никто не смеет ей перечить, я даже вижу кивающего волка. Я думал, что хуже меня мы не сможем, но пальма первенства у нее. Возможно, я быстро ушел, но мне противно плевать на умершего человека, который за свою жизнь страдал больше, чем Эбби. Я больше не голоден. Возмущенный, я хотел вмешаться, но Эбби снова заговорила, копая себе могилу поглубже:

«Этот волк только что пришел к нам на руки с плачем, даже не в силах дать какую-либо информацию. Будет сложно управлять такой кучкой сломанных рук...

- Но никто не просит вас царствовать. Уверен, всем было бы очень грустно, если бы ты решил оставить корону. Впрочем, думаю, на благо стаи, что я говорю! На благо всех людей в этом мире ты начал с себя.

- Но за кого ты тебя принимаешь...

- Ты продолжай, - прошу я уже более жестким тоном, - ты смеешь критиковать свою будущую пачку. Вы смеете говорить, что они бесполезны? »

Я встаю и со злостью кладу кулаки на стол:

«А вы для чего, кроме критики? До сих пор я не видел, чтобы ты хоть пальцем пошевелил, чтобы помочь членам своей псевдо-стаи. Вы все смеялись, пока мы смогли получить важную информацию. Ты даже не знаешь, что творится под твоей собственной крышей, и думаешь, что однажды сможешь править? Позвольте мне немного посмеяться. »

Я теперь смотрю ей прямо в глаза красным взглядом:

«Надеюсь, ты никогда не станешь королевой, потому что ни одна стая не заслуживает такого мусора, как ты. Ты не Луна и никогда не будешь Луной. »

Я медленно приближаюсь к ней, продолжая наблюдать за ней.

«Ты так же полезен, как и Луна. »

Теперь я в двух шагах от нее. Я смотрю ей прямо в глаза с такой яростью, что мое зеркало разбивается под моими темными глазами. Чтобы унизить ее и показать, насколько она слаба, я выпустил свою ауру и раздавил ее. Она полностью свернулась калачиком в своем кресле, и на это жалко смотреть.

«Между этой женщиной и вами есть только один сильный человек, это правда, но последний умер 20 минут назад. »

Без лишних слов я ухожу. Когда я ухожу, я слышу дыхание всей комнаты, потому что моя сильная аура рассеялась с моим уходом. Я слышу, как волчица быстро встает, чтобы привести себя в порядок, и слышу, как она мычит:

«Вы пожалеете об этом, я заставлю вас заплатить за это оскорбление! »

Я знаю, что зашел слишком далеко. Судя по ее статусу, она может меня убить. Извините, она может попросить меня убить, после этого убить меня — немалый подвиг. Но что бы там ни было, она меня не пугает. И даже если я могу обжечь свои крылья, разговаривая с ним, я ни о чем не жалею. Я не мог позволить ей продолжать плохо говорить о мертвой женщине. Женщина, которая была счастлива со своей второй половинкой. Все, чем я бы не был. Все, что мне запрещено.