Глава 6, о тяжкой шпионской доле Виен. Посольство Франкии. Час спустя Антуан де Флер
– …план полетел во Тьму Изначальную. Некромант женился на никому не известной русской, – доложил барон де Флер и очень осторожно отодвинул от уха трубку стационарного фониля, будто остерегался, что из нее на гладко выбритую щеку попадут брызги слюны.
– …ты понимаешь, что твоя голова через три дня окажется на плахе? Его величество умирает! Три дня, не больше, де Флер!
Барон тяжело сглотнул и зажмурился: даже по фонилю Д’Амарьяк внушал безотчетный ужас, а уж когда он злился – у подчиненных горели защитные артефакты и случались нервные срывы, а то и инфаркты.
– Прекрати дрожать, каналья, и слушай меня. Герцогу Ланжерскому не удалось договориться с некромантом, хоть в чем-то нам повезло. Но заговорщики собираются его ликвидировать, и как ты будешь изворачиваться и предотвращать покушение, меня не волнует. Ты меня понял?
– Так точно, генерал.
– У тебя сутки, максимум двое, чтобы доставить некроманта в загородную резиденцию нашего венценосного маразматика. Обещай что угодно, но договорись! Иначе я лично уложу тебя в могилу рядом с его величеством, и будешь вечность охранять его покой!
Фониль замолчал. Барон Флер медленно, как опасный артефакт, положил трубку на место, и так же медленно отошел от стола. Руки предательски дрожали. Темный маг – это вам не бантик на ботфортах ловеласа.
Антуан де Флер подошел к окну и невидяще уставился на статую императора, установленную на розовой клумбе посреди подъездной аллеи. Вместо спины плечистого героя, за пять десятков лет ношения императорской короны превратившегося в маразматического старикашку, он видел изящный силуэт и платиновые локоны проклятой русской девицы. Откуда она взялась? Как Бастельеро умудрился привезти себе невесту так, что ни один из десятка следящих за ним агентов ничего не заметил? Да и Тори клялась и божилась, что некромант не спит ни с кем, кроме нее.
Но юная герцогиня – попорченный плод, а значит, Тори ошиблась. Не мог же некромант взять чьи-то объедки! Пусть даже кузена-короля. К тому же, во дворце она раньше не появлялась. Значит – попортил девицу сам. Когда только успел.
Проклятье! Кто она? Если в самом деле дочь русского генетика, то астурийская Оранжерея переиграла франкский Цветник с разгромным счетом. Но ни разу не подводившее чутье подсказывало Антуану, что с фрау Бастельеро все очень, очень непросто…
Так, надо подумать еще раз…
Барон де Флер остановился, наткнувшись на стол. Надо же, сам не заметил, как начал расхаживать туда-сюда.
– Шоколад, – велел он, нажав кнопку переговорного устройства.
Маленькая, крохотная слабость Черного Лиса. Хоть кавалер Д’Амарьяк и рекомендовал от нее избавиться, но отказываться от всех удовольствий этой жизни барон не спешил. К тому же, с чашечкой шоколада ему лучше думалось.
Вот и на этот раз, смакуя сладкий напиток, сдобренный корицей и капелькой сливочного ликера, барон придумал неплохой план.
Один из пунктов – познакомиться с фрау Бастельеро лично, поздравить (или посочувствовать, по обстоятельствам), а там, глядишь, и получится побеседовать с самим некромантом.
Но это чуть позже, а пока следует использовать еще одну прекрасную даму.
Барон цокнул языком, вспоминая весьма приятные обстоятельства их знакомства в школе при Ордене. Ах, как Тори была хороша в шестнадцать! А сейчас – еще лучше. И не только в постели.
Впрочем, кроме прекрасных дам, у барона де Флера в рукаве был еще один козырь. Очень, очень сильный козырь, по сравнению с которым меркнли даже самые очаровательные дамы.
Через час в дверь дома по Айзенштрассе позвонил посыльный из шляпного магазина.
Занавеска в окне на втором этаже колыхнулась, внутри дома простучали каблучки – но дверь не открылась.
Посыльный снова позвонил. Три раза.
В доме что-то упало и со звоном разбилось, но дверь так и осталась запертой.
Антуан де Флер выругался под нос, перехватил шляпную картонку подмышку и, оглядевшись – не торчат ли в соседских окнах кумушки? Даже если торчат, демоны с ними! – активировал артефакт «дымовая завеса», на полминуты отводящий глаза всем немагам в радиусе сотни метров, и взялся за отмычки. Две секунды – отпереть дверь, отбросить ненужную коробку и оценить царящий повсюду беспорядок. Еще три секунды – взбежать на второй этаж, откуда раздался грохот и звон, и полсекунды – окинуть взглядом разбросанные повсюду вещи, осколки вазы и раскрытый чемодан на полу, и хозяйку всего этого безобразия с ворохом платьев в охапке…
Барон медленно выдохнул, про себя досчитал до десяти, спрятал револьвер обратно в кобуру.
– Какого демона ты не открываешь?
– Откуда я знала, что это ты? – фыркнула опомнившаяся Тори и сбросила всю охапку в чемодан.
Подойдя поближе, барон пнул бок чемодана и критически оглядел разбросанные вокруг вещи.
– Не влезет.
– Сама вижу, – огрызнулась Тори, но все равно попыталась закрыть крышку чемодана.
Безуспешно.
– И куда же ты собралась, моя прелесть?
– К бабушке в деревню, – фыркнула Тори. – Не задавай глупых вопросов, Антуан. Я не собираюсь оставаться здесь и ждать, когда меня убьют вместе с этим твоим монстром!
– Поэтому ты нанесла упреждающий удар… – Антуан принюхался и покачал головой. – А я думаю, почему дворецкий не открыл мне дверь? А вы, мадемуазель, его уволили. Радикально. Но платяной шкаф – не лучшее место, чтобы прятать труп.
Тори пожала хрупкими плечами:
– Под кровать он бы не влез. Разожрался на твоих подачках. Только не говори, что тебе его жаль.
– Чушь. Не переводи тему. Какого демона ты пытаешься сбежать, не завершив операцию и не поставив меня в известность? Прекрасно же знаешь, шеф не любит таких финтов. Он тебя и в Новом Свете достанет.
– Прекрати меня пугать! – Тори отчаянно сверкнула глазами и отступила к окну, словно бы там было что-то, способное ее защитить…
Не додумав мысль, барон в два длинных прыжка достиг окна, сунул руку под подоконник – и достал оттуда тонкий стилет.
Тони поникла, выругалась под нос и кулем осела на пол, обняла колени руками и уткнулась в них лицом.
Осмотрев стилет и понюхав маслянистые пятна яда на лезвии, барон покачал головой, сунул стилет обратно под окно и достал из-за пазухи плоскую флажку. Вложил ее в руки Тори.
– Пей и рассказывай, в честь какого праздника ты поменялась мозгами с курицей.
– Сам ты… – буркнула Тори и булькнула фляжкой. Закашлялась. Снова булькнула. И только потом подняла голову и взглянула Антуану в глаза. Обреченно. – Они собираются убить Людвига. Обещали, когда я им помогу, вывезти меня обратно во Франкию, наградить… чуть ли не орден посулили, сучьи дети.
– Сучьи дети, – согласился Антуан и сел с ней рядом, обнял за плечи.
– Велели выманить его сюда. Не позднее послезавтра. А если я их предам, то скормят меня диким русалкам. – Допив бренди из фляжки, Тори отдала пустую Антуану и задрала юбку. – Вот что они на меня нацепили, сказали, если попытаюсь снять сама, оно взорвется и оторвет мне ногу. Эй, не трогай!
Антуан отдернул руку от тонкой металлической змейки, обвившей щиколотку Тори поверх шелкового чулка.
– У меня есть знакомая нелегальная колдунья… она бы сняла, наверное… – неуверенно шепнула она и тихо попросила: – Сделай что-нибудь, пожалуйста.
– Ладно. Только не дергайся. Ничего тебе эта дрянь не оторвет, обыкновенная следилка.
Закрыв глаза, Антуан нащупал магический замок, вскрыл его – чем-то вроде воображаемой отмычки, как это называется по-научному, ему было глубоко начхать – и снял браслет с тонкой женской ножки.
Ему наградой послужил облегченный вздох и легкий поцелуй в щеку.
– Пойдем отсюда, а? У тебя в посольстве наверняка найдется…
– Нет. – Он поймал шаловливую ручку, скользнувшую вниз по его животу. – Мы не можем просто взять и сбежать, Тори. То есть можем, но бежать придется слишком далеко. Так что придется довести дело до конца.
– И что же мы должны довести до конца? – теперь к ремню его штанов подбиралась вторая ловкая рука.
– Дело, моя прелесть. Нам нужен Бастельеро, и я знаю, как мы его добудем. Ты ему…
Горячие пальцы закрыли Антуану рот, я прямо перед его глазами оказались темные, глубокие, манящие, словно ночное море, глаза.
– Отличный план, но мы обсудим его чуть позже, – с улыбкой шепнула Тори, и вместо пальцев его губ коснулись губы.
«Ладно, позже», – подумал Антуан, поднимая Тори с пола и наощупь отыскивая кровать. Не мог же он, истинный франк, не утешить испуганную женщину! Тем более, такую, о… такую женщину!..
Виен, Астурия, часом раньше
Рина
В голове у Ринки было пусто и звонко. Настолько пусто, что она даже не смогла испугаться, когда на лице некроманта стали появляться чешуйки. Черные. Матовые. Объективно очень страшные.
Вот некромантская матушка – та испугалась. И сестры. И придворные.
Поделом им, пираньям! Правильно Людвиг их… проклял?
Тут тоже надо было испугаться. Проклятия летают только так, некромантская матушка ее чуть не убила на глазах у полусотни любопытствующих аристократов, сам некромант черт знает что сотворил черт знает с кем, и все это – одним только злобным взглядом… А ей все равно. Трын-трава.
Наверное, это последствия. Атипичная реакция, как сказал милейший толстый дядечка-доктор.
Атипичная реакция продолжалась, пока Ринка не вышла на воздух. Она что-то говорила, возможно – чушь. Что-то делала. Кажется, погладила некроманта прямо по чешуйкам, из чистого научного любопытства. А может быть потому, что он был очень милый, этот некромант, даром что страшный. Он заступился за нее перед матушкой… и король, кажется, тоже. Странно. Непривычно. По папа, когда к мамаша Влада закатила ей скандал, так не заступался – потому что он интеллигентный и воспитанный человек, настоящий ученый… а Людвиг – аристократ, тоже воспитанный человек, но он заступился и у него чешуйки… Надо подумать, почему…
Но вместо того, чтобы думать о «почему», она не думала вообще. Взяла на руки кошку по имени Собака, обняла и принялась чесать. А та – мурлыкать. Под ее мурлыканье Ринка почти уснула с открытыми глазами, очнулась, лишь когда мобиль резко остановился.
– Мы уже дома?..
И только спросив, увидела причину остановки: впереди, по перпендикулярной улице, шли люди в черном, с печальными лицами и ветками в руках. Катафалк уже скрылся за углом. Зато музыка все еще слышалась, что-то ужасно торжественное и печальное. И ужасно фальшивое.
Ринка сморщилась и виновато покосилась на некроманта, все же стыдно – у людей горе, а ей музыка уши режет. И с удивлением поняла, что не ей одной. У Людвига была такая страдальческая мина, словно ему бормашину показали.
Посочувствовать, что ли…
Но она не успела. Дверь цветочного магазина, поблизости от которого они остановились, распахнулась, и оттуда вылетел… вылетела… судя по вороху коричневых юбок и отчаянно рыжим косам, девушка. С характером девушка, потому что она тут же вскочила и с воплем: «Га-анс! Ты же обещал!..» – бросилась обратно. Ей дорогу преградила белобрысая полная фрау в «богатом» цветастом платье, а за ее спиной маячил откормленный парень с бегающими глазками.
– Пошла вон! – фрау уперла руки в боки. – Мой сын ничего тебе не обещал! Убирайся, пока цела!
Рыжая остановилась, неверяще посмотрела на трусоватого блондинчика.
– Ганс, но как же… мы же…
– Заткнись, тварь! – фрау шагнула к ней с видом немецкого танка, идущего на штурм Сталинграда, а парень стушевался и опустил глаза. – Постыдилась бы орать о своем позоре на весь квартал! И не смей тут появляться…
– Но я… но вы… отдайте хотя бы мое жалованье! Ганс!..
– Ах ты!.. – фрау покраснела от возмущения, набрала в грудь воздуха и заорала: – Ах ты, воровка! Шлюха! Полиция!..
Размахнувшись, фрау отвесила рыжей девице оплеуху – такую, что бедняжка покачнулась и упала прямо на чисто выметенный тротуар.
Вот тут Ринку переклинило. Для нее перестало иметь значение все – и траурная процессия, и собственное воспитание, и что подумает княгиня Марья Алексеевна.
Фрау орала что-то еще, но Ринка уже толком не слышала. У нее перед глазами стояла Владова мамаша, вот так же высказывающая ей, Ринке – где место девицам, не умеющим держать ноги сдвинутыми…
– Людвиг, открой мне, – проскрипела она: показалось, что она снова не может говорить, не может даже звука издать.
– Рина, не вмешивайтесь.
Бесполезно, поняла она. Перед матушкой за жену он заступился, а до девчонки-простолюдинки ему дела нет. Никому нет. Вон, пырятся из окон, как в цирке. Ненавижу!
Она дернула дверь мобиля, толкнула – тоже без толку. Тогда, подобрав юбки, она вскочила на сиденье и выпрыгнула из мобиля прямо поверх дверцы.
Фрау заткнулась, все любопытные лица повернулись к Ринке, даже трусливый парень забыл, что он трусливый, и смотрел не нее, открыв рот. Но Ринка на все это не обращала внимания, как и на собственного супруга. Она подлетела к опешившей фрау и загородила собой рыжую девчонку.
– Вы! Не смейте ее трогать! А вы… – она ткнула пальцем в трусливого парня, сейчас безумно похожего на Влада, – тряпка, а не мужчина. Это вас надо в полицию! Как вы можете!..
Она осеклась, потому что ей на плечо легла тяжелая некромантская рука. Или потому что голос вдруг пропал, прямо как тогда, два года назад…
– Дорогая, не волнуйтесь так. Это всего лишь тупые простолюдины без чести и совести, – холодный голос герцога Бастельеро тек, как сок анчара. – Вы расстроили мою супругу.
Блондинистая фрау больше не была красной, нет. Теперь она была серой, и ее сыночек – тоже. Но фрау не готова была так просто сдаться, когда речь шла о защите цыпленка. Дрожа и заикаясь, она закрыла его собой.
– Прошу прощения, ваша светлость, но это всего лишь падшая девка, она недостойна…
– Не вам решать, кто и чего достоин, – голос некроманта стал еще морознее, а лицо фрау – еще серее. – Дорогая, не думаешь ли ты, что этих дерзких простолюдинов следует превратить в крыс? Или, может быть, в клопов?
Ринка зависла. Что это с господином герцогом, полковником и некромантом? Он же не хотел… он же… он же должен вести себя совсем иначе! Почему он вдруг встал на ее сторону? И он что, в самом деле может превратить человека в крысу?! Как?! Вот бы на это посмотреть!..
Так. Стоп. Не увлекайтесь, Рина Николаевна. Это же люди, хоть и твари.
– Не достойны, – Ринка тоже задрала нос. – А эту девушку… – Ринка обернулась к рыжей, так и сидевшей на тротуаре и растерянно хлопающей глазами. – Как твое имя?
– Ма… Магда, ваше сиятельство.
– Магду я забираю с собой.
Некромант рядом напрягся, но виду не показал.
– Дорогая, зачем тебе эта оборванка? Дай ей денег, с приданым ее с радостью возьмет замуж какой-нибудь бюргер.
– Я… мне… – в словах супруга был смысл, но все равно это было неправильно. Как будто она поманила девчонку защитой, и тут же от нее отказалась. Откупилась. Нет, так нельзя! Надо… да, точно! – Мне нужна служанка. Я возьму… то есть…
– Но она же падшая девка!.. – придушенно вякнула фрау, а ее сыночек согласно закивал.
– Пожалуй, все же в крыс, – задумчиво пробормотал Людвиг.
– Лучше пристрелить, а то еще кого-нибудь покусают.
– Ваша светлость!.. – фрау, побледнев еще сильнее, бухнулась на колени и дернула за рукав сыночка, чтобы тоже падал и молил. – Пощадите, ваша светлость!
– Пощадите… – прогундосил парень.
И тут рыжая девчонка прыснула. Тихо, в кулачок.
А Ринка – следом за ней.
Ведь это же мультик, как есть мультик! Сейчас злобный колдун дернет себя за бороду, скажет «трах-тибидох-тух-тух», и вытащит из рукава золотой дворец… Великий Ктулху, как же это смешно!..
– Прочь, – прошелестело рядом что-то очень, очень холодное.
И этим холодным сдуло и фрау с сыночком, и любопытные морды из окон, и даже прибежавшего на шум полицейского. На пустой улице остались только Ринка, которую внезапно отпустила истерика, Людвиг и съежившаяся, словно от мороза, рыжая Магда.
Она с такой надеждой смотрела на Ринку, что та решилась:
– Магда, если ты не боишься, поехали. Будешь моей камеристкой.
Рыжая закивала и замотала головой одновременно – и так радостно, словно всю жизнь мечтала пойти в услужение к страшному-страшному колдуну. Ну или к его милой, доброй, умной… ну да, кто ж еще ее похвалит-то? К жене колдуна, в общем.
От резкого смеха Людвига Ринка вздрогнула. А смех так же резко оборвался.
– В мобиль, – скомандовал он, и все четыре дверцы распахнулись, едва не отвалившись.
Рыжая, мелко кивая, скользнула на заднее сиденье и там постаралась слиться с обивкой. А Ринка, неожиданно для самой себя, поднялась на цыпочки и поцеловала страшного-страшного колдуна в щеку, покрытую чешуйчатым рисунком. Теплую, пахнущую горьковатым парфюмом, человеческую щеку.
– Спасибо, Людвиг.
Вместо ответа некромант криво усмехнулся и подтолкнул ее к мобилю. Правда, Ринке показалось, что он удивлен ничуть не меньше ее самой.