ГЛАВА 7. Боль.

Вы знаете, что такое боль? Думаю, да. Каждый человек ощущал её. Боль делится: физическую и душевную. Какая, по-вашему, самая мучительная боль? Физическая. О, нет! Тело быстро оправляется от боли. Стоит исключить силовое воздействие или излечиться, как боль проходит и забывается. Самая долгая и мучительная боль – это душевная. От неё ничего не залечит. Даже время. Его ход лишь притупляет боль, делает её не такой острой.

Почему о боли мои воспоминания? А как иначе? Я пережила боль утраты не единожды. Мама и отец. Если со смертью матери моя жизнь изменилась в некотором смысле к лучшему, то когда сердце отца остановилось, мой привычный мир разлетелся на мелкие осколочки. Собрать вместе их я уже не смогла.

После болезни отец очень сдал. Из сильного и здорового мужчины он превратился в тень. Руки дрожали и не как раньше с уверенностью держали кнут. Мисс Луиза переехала в соседнюю спальню. Восторженные вопли больше не будили домочадцев по ночам. Он, конечно, мог отослать её обратно в Сент— Огастин, но в силу привязанности оставил при себе.

Куртизанка хвасталась мне, сидя на зеленной траве в тени деревьев и украшая мои волосы цветами:

- Мужчинам нужна не только постель, Лили. Иногда им достаточно и сочувствия с пониманием. Твой отец, говорит, что я наполняю его скучную жизнь светом.

В эти мгновения я ревновала отца к мисс Луизе. Ведь светом, я считала себя. Наивная маленькая глупышка. Я ещё не ведала разницу между любовью к дочери и женщине. Мы обе были его светом. Только я свет в сердце, а любовница свет в опротивевшем браке.

Цепляясь за наш свет, отец поднялся с постели. Сразу через неделю после выздоровления он захотел увидеть Изабель. Весть о её беременности радовала его. Леди Джейн не поехала с нами к дочери. И так бывала у неё часто. Но мне кажется, она боялась выдать себя и свои чувства к молодому любовнику. Папа хоть и не ревновал мачеху, но мог заметить перемены в ней рядом с Душкой Гарри. Так что к миссис Коллинз мы поехали вдвоём.

За несколько месяцев, что я не видела сестры, она изменилась. Не только раздалась в талии, но и стала напоминать манерами свою мать. Капризничала, срываясь на рабынях. Отец отметил, что причина в ребёнке. Все женщины так нервозны, когда беременны.

Изабель заплакала:

- Эта жара меня убивает! А ещё этот ребёнок, без конца изводит меня!

Отец не стал слушать жалобы. Подойдя к дочери, поцеловал её и, сославшись на некую безотлагательную беседу с Гарри, ушёл. Я осталась с сестрой.

Она, развалившись на диванчике, вытирала слёзы платком.

- Да махай ты быстрее!— рявкнула она на мальчика раба с опахалом возле дивана.

Мальчик замахал резче и чаще. Но и этого ей оказалось мало. Бросив подушкой в него, она заорала:

- Вон, лентяй! Я приказу тебя высечь!

Мальчик, испугавшись, выбежал. До меня донесся его тихий плач.

- Что с тобой, Изабель? Он же ещё ребёнок! И ты будущая мать, а так жестока, — не выдержав, сказала я ей.

Сестра скривилась, словно съела кислый лимон. Тяжело встав с дивана, подошла к окну.

- Ты думаешь, я этого хотела?— упираясь руками в прогнутую поясницу, говорила Изабель. – Я не так представляла счастливую семью. Первая брачная ночь – это мерзко! – расплакалась она ещё больше. – Он … он … такое сотворил, — она зажала ладонью рот и зарыдала.

Я подскочила к Изабель. Обняв её за плечи, стала успокаивать.

- Помнишь, что говорил отец. Это наш долг, удовлетворять желания мужа, — шептала я этот бред, сама не веря в его правдивость.

Изабель утирала слёзы и продолжала жаловаться.

- А теперь я толстая, неповоротливая и мне всегда плохо. Все болит и ноет. Самое страшное, Лили, меня ждёт впереди. Я боюсь, что умру, рожая этого ребёнка! Он разорвёт меня! А если я выживу, мне придётся исполнять супружеский долг и рожать детей! Всегда! Это ли счастье?— спрашивала она, глядя на меня.

Я не нашла никаких подходящих слов, что могли успокоить её. Прижав сильнее к себе свою сестру, я только зашептала:

- Всё будет хорошо. Я молюсь за тебя и малыша…

Но Изабель оттолкнула меня, не дав договорить.

- Что хорошо?! Он животное! Это противно! Тебе не понять меня. Когда выйдешь замуж, ты поймёшь, как мне сейчас! Все мужчины животные! Даже папа! Он изводил мать, требуя наследников, а потом, когда она их не смогла родить, стал изводить её изменами! Я боюсь, что родится девочка! Ведь Гарри сказал, пока я не рожу мальчика он не остановится!

Я прижала ладонь ко рту, ужасаясь откровению сёстры о своём браке. И Гарри был уже не душкой, а животным. Нет! Наш отец не животное! С этим я была не согласна. Похоже, частые визиты матери сказывались на психике беременной Изабель.

Я уезжала от сестры в подавленном состоянии. Страх за неё нарастал во мне со скоростью ураганного ветра. И отец это тоже почувствовал. Сидя в экипаже, он с тревогой в голосе сказал:

- С Изабель что-то не так. Даже её мать была счастлива, нося детей под сердцем.

- Мне тоже так показалось, отец.

Это всё что я сказала ему. Папа ещё не полностью оправился от болезни, и я не хотела его волновать. Ко всему прочему, он узнал, что Кристофер гостил у них несколько дней. Проигрался в Сент-Огастине и просил взаймы у Гарри. Папа нервно постукивал по своей трости, возмущаясь сумасбродством сына.

- Вычеркну его из завещания. Всё оставлю тебе, как приданое. Твой муж, не такой идиот, как Гарри. И не безмозглый транжира, как Кристофер, — задумчиво, но решительно говорил папа.

Приехав домой, нас ждал очередной скандал. Леди Джейн неудачно попросила денег и именно эту сумму, что задолжал Гарри. Папа догадался и поставил жену в известность, что она и её сын больше не будут упоминаться в завещании. На днях он лично отправится к нотариусу в город заверить новое завещание. Мачеха упала в обморок от такой новости. Её приводили в себя рабыни. Отец же просто ушёл в кабинет, переписывать завещание.

По новому завещанию я становилась его наследницей, и всё имущество значилось, как моё приданое. О таком не могла мечтать ни одна незаконнорожденная дочь. Но, кто посмеет перечить самому богатому плантатору. Никто! И не посмели бы. Приняли, молча, очередную прихоть мистера Дарлингтона. Но мой отец не доехал до нотариуса. Его принесли вечером рабы. Они увидели своего хозяина, лежащим на дороге. Лошадь стояла рядом.

Подпруги кто-то надрезал, и седло слетело с коня вместе с наездником. Мой отец на полном скаку, упал с лошади и сломал позвоночник.

Папа был без сознания, когда его принесли. И только в постели, он пришёл в себя и застонал. Я бросилась к нему. Целуя руку, плакала.

Мисс Луиза тоже упала на колени перед любовником, взяв в свои ладони его вторую руку, но слез у неё на щеках я не видела. Хотя в глазах было сострадание. Она его так не любила, как я. Женщины её профессии редко позволяют себе любить. Похоже, мисс Луиза обожглась, и её сердце было глухо к таким чувствам, как любовь.

Одна леди Джейн стояла неподвижно. После визита врача она ушла и больше не заходила в спальню умирающего супруга. Хозяйка вершила скорый и ужасный суд. Виновным в смерти господина был признан старый раб-конюх. Якобы он из ненависти к масе надрезал подпруги. Мистер Льюис засек до смерти несчастного старика.

Я вступилась за него, назвав обвинения абсурдными. Этот раб знал папу ещё младенцем. Он любил своего господина и племянника. Конюх приходился сыном деду Эдмунда.

Но мачеха, как полноправная хозяйка, уже распоряжалась на плантации. Вещи отца, в которых он был, она лично обыскала. Все бумаги забрала, послав за Кристофером. Тот приехал быстро. Развалившись в гостиной в любимом отцовском кресле и попивая дорогое вино из подвала, ждал, когда станет полноправным хозяином. Он даже не потрудился зайти к отцу и попросить у него прощение за недостойное поведение.

Приехали Гарри с Изабель. Её к отцу не пустили, сказав, что надо поберечь себя ради ребёнка. Она, сев у дверей спальни, тихо плакала.

Только я была с ним. Я ухаживала за отцом, стараясь облегчить его боль, давала, оставленные доктором опиумные капли. Их не хватило, и мисс Луиза дала свои.

Эдмунд Дарлингтон бредил, зовя мою мать. Он-то истошно кричал: «Мэг», то жалобно плакал, повторяя: «За что, Мэг?». Он мучился пять дней, больше на целые три дня, что предрекал доктор. На пятый день он пришёл в себя и у него был на редкость ясный разум, после опиумных капель и полубреда.

Мы были одни в спальне. Отца уже похоронили. Они только ждали, когда смогут официально поместить его в семейный склеп. Лишь мисс Луиза забегала, чтобы дать мне возможность умыться и выпить воды. В тот вечер она не пришла. Я узнала причину задержки. Мой брат заплатил ей за любовь из денег отца, которые он нашёл в шкатулке в кабинете. Я не могу её винить или осуждать. Мой отец уже не мог ей платить, и в его доме куртизанку больше не потерпят. Ей придётся вернуться в Сент-Огастин. Где, скорее всего, она снова будет продавать себя.

В любом случае мне повезло проститься с отцом наедине без посторонних лиц.

Папа тихо позвал меня. Он ощущал в полумраке спальни моё присутствие. Я поднялась с кресла и подошла ближе к нему.

- Папа, — присаживаясь на край постели, сказала я, — милый мой, папа. Я здесь. Рядом с тобой.

Шептала я, целуя его уже холодеющую руку. Он сжал мои пальцы и посмотрел с печалью в глазах.

- Девочка моя, Лили. Дитя моё. Моя радость. Ты дитя любви, чтобы не говорили все эти лицемеры и стервятники, запомни. Я любил твою мать. Любил так сильно, что дал ей свободу.

Это было неожиданной новостью для меня. Я долгое время считала себя дочерью рабыни, а моя мать, оказывается, была свободной.

- Ты похожа на неё. Те же глаза, смотрящие на мир с интересом. Когда я впервые увидел её на плантации, то уже не смог не думать о ней,— он замолчал, пытаясь перевести дух. Слова давались отцу с трудом. – Два года назад я признал тебя, Лили. По всем бумагам ты моя дочь. В качестве приданого я оставил тебе плантацию табака под Сент-Огастином.

- Папа, я прошу, побереги силы, — плакала я, видя, как он, превозмогая боль и усталость, пытается говорить. Он тяжело вздохнул. Глаза заблестели от слез в тусклых огоньках свечи на прикроватном столике.

- Мне уже не силы беречь надо, милая, а успеть, всё сказать тебе, — шептал отец, не сводя с меня глаз. – Все бумаги в моём столе, перевязанные красной лентой. Завещание старое. По нему мой сын получит всё, но не твоё приданое. Я предвидел это и отправил оригиналы бумаг твоему жениху в Лондон.

Жених? Отец точно не бредит? Я узнала о женихе в самый ужасный момент в моей жизни, когда прощалась с отцом.

Мой таинственный жених в Лондоне и у него все бумаги, подтверждающие мою свободу и происхождение. Я обручена?! Но когда отец успел сговориться о моём браке? И кто он, человек, осмелившийся дать своё имя мулатке. Я дочь белого господина и чёрной женщины, и он принял условия брачного контракта, составленного моим отцом. То, что брачный контракт существует, сомнений не было. Отца знали как человека дальновидного и в чём-то циничного. Особенно всего, что касалось семьи. Кому, как не ему, знать о мужском непостоянстве. Многие женятся только ради приданого невесты. Папа так же поступил с леди Джейн. И теперь, когда у него появились дочери, он надеялся защитить своих птичек от охотников за приданым.

- Кто он? – затаив дыхание, спросила я.

- Достойный человек, Лили. С ним ты будешь в безопасности, девочка моя, — папа заплакал. – Жаль, что тебя я не смогу подвести к алтарю. Я хотел выдать своих птичек за мужчин, которые будут любить вас. Брак Изабель меня отвратил от этой мысли. Сердце отца не слепо, Лили, — он вздохнул, сглотнув слюну в пересохшем горле. – Пять месяцев назад я напомнил своему хорошему знакомому о долге. С предложением простить его, отправил брачный контракт, все бумаги и твой миниатюрный портрет. Месяц назад пришёл ответ. Он согласен, — отец замолчал, хватая воздух ртом, простонал.

Боль исказила лицо Эдмунда Дартингтона. Я схватилась за кружку и поднесла к его губам. Папа сделал лишь один глоток. Это всё на что у него хватило сил.

- Бу..ма..гиии.. Вооозммиии….— последние слова отца, вылетели из его уст вместе с последним выдохом.

Он умер, а я истошно закричала, понимая, что потеряла самого близкого мне человека. Моего папу. Упав ему на бездыханную грудь, я ревела, умоляя не покидать меня. Но в моём рассудке уже смутно летала мысль, что те бумаги в кабинете отца, его последний бесценный дар мне, который я должна забрать иначе потеряю и свободу. Леди Джейн отомстит мне за все свои бессонные ночи и унижение со стороны неверного мужа. Будь я такая же стерва, как мачеха, то уже бежала в кабинет. Но я не могла отойти от ещё не остывшего тела отца. Я обнимала его, словно мои объятья и слёзы способны воскресить папу. Стоило ему только уйти в мир иной, как всю мою сущность заполнила невыносимая боль. Она чёрной кошкой царапалась внутри меня, разрывая моё сердце на маленькие кусочки.

Во второй раз в жизни я осталась сиротой. И в этот раз защиты мне ждать неоткуда. Мой таинственный жених, имя которого я так и не узнала в роковую для меня ночь, вряд ли успеет примчаться раньше, чем мачеха насладится своей мелочной местью.