ГЛАВА 4. Лука (часть 2)

Перед самым балом леди Джейн закатила очередной скандал. Она кричала, что не поедет в экипаже с черномазой девкой разодетой, как попугай. Не хватало ещё ей опуститься до такого! Прийти в общество приличных людей в компании ублюдка неверного супруга. Она и так посмешище!

Отец ответил ей в свойственной ему манере:

- Хорошо. Оставайся дома.

- Что?! – ещё громче завопила она. – Я не хочу ехать с ней! Ты даже не спросил меня: согласна ли я на такое унижение?! Моё мнение, ты не учитывал, когда решал это!

- Твоё мнение, Джейн, никого не волнует, — спокойно сказал отец и, улыбнулся нам. – Девочки, времени совсем мало осталось, а вы ещё не готовы.

Мы выскочили из-за стола, обнимать отца. Пищали, от радости, когда он целовал наши щёки по очереди. Обнявшись, мы втроём ушли. Леди Джейн осталась в столовой бить посуду.

Несмотря на своё плохое настроение и приступ мигрени, она всё-таки поехала на бал. Такие события жена отца никогда не пропускала. Сев рядом с Изабель, всю дорогу сверлила меня убийственным взглядом. Я же просто отвернулась. Виды в окошке мне были больше по душе, чем кислая физиономия моей мачехи. Но стоило нам подъехать к особняку полковника Фюргенсона, леди Джейн забыла о моём существовании. Она забыла и о дочери с мужем, растворившись среди гостей.

Моё появление в обществе не было скандалом, как предсказывала мачеха. Я уже была не так популярна, как новое пополнение красивых молодых офицеров из Англии, прибывших на днях в Сент-Огастин. Девушки визжали от восторга, рассматривая младших сынов сэров и лордов. Юношам предстоял нелёгкий выбор в их жизни. Либо в священники в приход на землях отца, либо армия. Эти, что пересекли океан, предпочли эполеты псалтырю.

Изабель не стала исключением. Кокетливо помахивая веером, моя сестра бросала взгляды на молодого лейтенанта Коллинза. Он тоже сразу заприметил белокурую красотку, и поспешил предъявить на неё права. Весь вечер лейтенант Коллинз танцевал с Изабель, не отходя от неё ни на шаг.

Думаю, лощеный англичанин сразу осведомился о богатых невестах плантаторов и среди них подбирал себе кандидатуру. Быть супругом жены с приданым намного лучше, чем служить на окраинах колоний и отбивать набеги дикарей. До богатств и званий вряд ли дослужишься, а вот жизни можно лишиться, не дотянув и до двадцати пяти лет. Никто не застрахован от стрел и болезней на службе Его Величества.

Со мной тоже танцевали. И сыновья плантаторов. И сами плантаторы. И молодые лейтенанты. И даже сам полковник Фюргенсон. Кстати, вдовец.

Танцевали не больше одного раза. Потанцуют, нагладят комплиментом и отведут к отцу. Два и более считается в обществе, как интерес и скорое предложение.

Леди Джейн оказалась права. Я не их круга. Я красивая. Они смотрели на меня, как на сочное яблоко. На большее никто не мог отважиться. Может, кто-то из новоприбывших в колонии и отважился бы жениться на мне при условии, что единственная наследница отца. Только мне такой брак не нужен. Я хотела любви. Любви настоящей, а не за большое приданое.

Отец чувствовал мою подавленность. Я так мечтала о бале! А мои мечты разбились о жестокую реальность высшего общества. Общества, где происхождение имеет большое значение. Меня это происхождение подкачало.

Отец обнял меня, после очередного моего танца с новым кавалером, и поцеловал в щёку.

- Ты звезда этого бала, девочка моя,— прошептал он, улыбаясь мне, — и твой жених уже мчится сюда.

Я думала, мой отец просто подбадривает меня и, прижавшись ещё ближе к нему, поблагодарила за поддержку:

- Спасибо, папа.

- Ты моя дочь и это мой долг устроить тебя в этой жизни, родная.

Мы уехали с бала, когда первые лучи солнца озарили небо. Леди Джейн храпела, как хрюшка. Утомилась бедняжка танцевать и хохотать с кавалерами.

Моя мачеха была очень красивая женщина и пользовалась успехом у всех мужчин. Она делала всё, чтобы супруг испытывал муки ревности. Только Эдмунд не испытывал к жене никаких чувств, кроме равнодушия. Мачеха злилась, проклиная его и брак, принёсший ей одни несчастья. Потом успокаивалась, переключаясь на ленивых рабынь. Вот так они и жили. Жена страдала от холодности мужа, а муж убегал от сварливой жены в объятья любовниц. Мой отец был довольно пылким мужчиной, но с другими женщинами. Наверное, когда-то моя мачеха любила его за эту пылкость, поэтому сейчас она так страдала, не получая её. Изводила себя ревностью. Иногда мне было её жаль.

Изабель всю дорогу прожужжала мне правое ухо, перечисляя достоинства душки Гарри Коллинза. Тот лейтенант, что не отходил от Изабель на балу.

Один отец смотрел на плантации, пробегавшие в окне экипажа, и сетовал, что в этом году хлопка будет мало. Потом усмехался, говоря: «а табака больше, чем в прошлом году». У отца было ещё и две плантации табака. Когда хлопок падал в цене или случались непредвиденные обстоятельства, всегда выручал табак. Его не только нюхали и курили, но и использовали в медицине. Он умел выгодно вложить деньги, покупая дома в Сент-Огастине и сдавая их под большие проценты. В Банке у него тоже были вложения. Имел проценты и в Ост-Индийской торговой компании. Так что мой родитель никогда не прогорал! Всегда на плаву. Получив в наследство одну плантацию, он превратил её в империю, а себя в императора. Поэтому мой отец мог спокойно плевать на общественное мнение. Тем более что это мнение он мог купить, если очень надо будет.

Нас у парадного входа встречал новый конюх. Он помог хозяевам выйти из экипажа. Подавая мне руку, Лука опустил глаза, а я почувствовала, как мои щёки горят. Испугавшись, что кто-то заметит это, я подхватила юбки и бросилась к ступенькам.

Изабель крикнула мне вдогонку, выходя из экипажа:

- Подожди!

- Догоняй! — не оборачиваясь, сказала я, уже скрываясь в доме.

И только, когда двери моей спальни закрылись за спиною, я смогла выдохнуть и вдоволь надышаться этим пьянящим воздухом любви.

До чего же он красив. Мне не нужны были лейтенанты, сынки плантаторов, богатые вдовцы. Я хотела просто жить, наслаждаясь каждой минутой рядом с Лукой. И никак не могла понять, почему отец, такой всесильный и богатый, не может дать мне этого счастья. Дать свободу Луке и маленькую хижину, где мы будем жить, как простые люди. Я так мечтала об этом. Тайком мечтала, боясь сказать кому-то о своей любви к чернокожему рабу.

Через два дня я осмелилась зайти на конюшни. Лука встретил меня в воротах. Поклонился, но не смотрел вниз, как положено рабам. Рабы моего отца болтливы. Моё происхождение уже было известно ему.

Он смотрит на меня, а я на него и теряюсь. Не знаю, что ему сказать. Я даже забыла, зачем пришла, стоило мне только переступить порог конюшни и увидеть молодого конюха. Стою, бледнею и краснею одновременно.

Не растерялся Лука.

- Мисс Лили, вы хотите сделать конную прогулку?

Он уже знает моё имя. Моя догадка верна. Рабы сплетничают за моей спиной. Впрочем, как и всегда. Годы ничего не изменили.

- Да, — я пытаюсь смотреть на него, — мне нужна лошадь. Запряги Эмму.

- Вас сопровождать?

Он спокоен, а моё сердце барабанами стучит в груди. И этот нежный бархатистый голос Луки, словно накрывает мне с ног до головы.

- Да, — отвечаю я, отводя взгляд.

Ну, что за глупая гусыня? Чего бояться? Он раб и намного смелее меня. Я выросла в доме белого отца. Воспитывалась, как госпожа, и так нерешительна с ним.

Лука запряг мою лошадь. Помог забраться в седло. Взяв под уздцы Эмму, спросил:

- Куда вы хотите прокатиться?

- Просто хочу… — я осеклась.

А куда я хочу? Никуда. Я пришла поглазеть на тебя. И мне стыдно за это неподобающее поведение для леди.

- Я хочу проехать верхом, вот и всё, — придумала на ходу я, стараясь скрыть своё смятение.

- Вы знаете, мисс Лили, я недавно здесь, но видел одно красивое место у речки. Хотите туда?

Он ещё спрашивает! Конечно, хочу!

Но ему я ответила не так восторженно, как подумала.

- Да.

С этого дня начались наши отношения. Нет, они не выходили за рамки разумного, но и не походили на «госпожа и раб». Мы были друзьями. При посторонних он обращался ко мне, как подобает: «мисс Лили». Наедине. На нашем тайном месте у речки, Лука называл меня «Лили». Как же мне это нравилось. Слышать своё имя из его уст.

Мы были ещё детьми. Наивными и невинными детьми. Бегали друг за другом по поляне. Он собирал цветы, а я плела венки, которые мы пускали по реке. Он всегда что-то шептал, бросая венок в тихое течение.

- Что ты говоришь? – спросила однажды я, вслушиваясь в это бормотание.

- Прошу, речных фей исполнить мою мечту, — вполне серьёзно сказал он.

- Фей? – я засмеялась. – Тара говорит, что фей не существует.

Лука улыбнулся.

- Существуют. Моя мама, рассказывала мне сказки, о речной фее, которая исполняет желания. Когда меня забирали, она сказала, что я не должен бояться, ведь меня любят феи.

Лука просил у феи, увидеть свою мать. Его продали в семь лет, вырвав из рук матери. Он даже не помнил её лицо. Только образ. Чистый светлый нежный образ матери. Больше десяти лет он был собственностью господина Беркли. Два года подряд у плантатора случались неурожаи хлопка, а последний год пожаром была уничтожена вся плантация. Господин Беркли влез в долги. Отдать вовремя не смог и попал в долговую яму. Всё имущество распродали. Так Луку продали ещё раз.

Наши встречи вошли у меня в привычку. Каждое утро после завтрака, я убегала на конюшни под любым предлогом. Мои частые отлучки почти никто не замечал. Всё внимание было переключено на мою сестру. Молодой лейтенант Коллинз попросил у отца разрешения ухаживать за Изабель. Его просьба была удовлетворена. К концу лета душка Гарри стал постоянным гостем в нашем доме. Моя сестрица увлеклась новым другом, как и я своим. Пока лейтенант Коллинз и Изабель прогуливались в тени отцовских садов под присмотром мисс Луизы, я каталась верхом вдали от посторонних глаз с Лукой.

Я была счастлива рядом с ним. Мне, казалось, что этому никогда не будет конца. Мы будем вечно гулять под ярким солнцем. Собирать цветы. Бегать босиком по берегу реки. Валяться в высокой траве, смотря на лениво плывущие облака. Но, счастье скоротечно. Особенно когда ты тайком испытываешь его, боясь разоблачения. Мы не делали ничего плохого. Ничего! Но, наши отношения были уже преступлением для рабовладельческого общества.

В день, когда он меня поцеловал, стал последним днём нашей дружбы.

Мы лежали на берегу речки. Моя лошадь ела траву, закрывая своей тенью от слепящих лучей солнца. Вокруг била ключом жизнь. Поющие птицы. Бабочки. Пчёлы. Рыба, плескающаяся в реке.

Сначала мы смотрели на небо и спорили на что похоже облако над нами. Мне оно казалось прыгающим зайцем. Лука видел в нём морду собаки. Мы заспорили, и это произошло само собой. Его губы чуть коснулись моих губ. Я застыла на мгновение от нахлынувших ещё новых и необычных для меня чувств. Моё сердце билось в груди с замиранием. Я закрыла глаза и потянулась ему навстречу. Наши губы сомкнулись. Лука обнял меня за талию, чуть прижав себе.

Мгновение. Самое короткое и счастливое мгновение длился поцелуй, пока его не прервал страшный крик мистера Льюиса.

- Ах, ты черномазый ублюдок!

Мы не сразу поняли, что происходит. Мистер Льюис оттащил от меня Луку, как щенка за шиворот, и отбросил. Другой надсмотрщик стал хлестать моего любимого кнутом. Я бросилась к нему, но руки отцовского работника задержали меня.

Я кричала и просила прекратить избиение. Я умоляла их не издеваться над Лукой. Плакала, что это я во всём виновата. Только мои мольбы никто не слушал. Луку погнали к дому, как животное. Следы от кнута оставляли ярко-красные полосы на его теле. Он несколько раз падал по дороге и тогда надсмотрщик, подгоняющий его, сильнее бил. Бил так, что кнут свистел, опускаясь на кожу раба.

Меня мистер Льюис усадил на круп своей лошади и сильно удерживал. Потом на моих руках и теле от его объятий останутся чёрные синяки. Но в те минуты, я не чувствовала боли, что причиняли мне жилистые пальцы надсмотрщика.

Леди Джейн на суматоху выскочила из дома. Получив объяснения мистера Льюиса, почему я плачу на его лошади, она со злостью отхлестала меня по щекам.

- Ты такая же шлюха, как и твоя мать! Ты позоришь дом, в котором живёшь, неблагодарная девчонка! – кричала она, давая мне пощечины.

Я плакала, но не от боли, а от страха. Я боялась за Луку. Любовь ко мне может стоить ему жизни.

Отца не было дома. Он ещё с утра уехал объезжать свои плантации. И пока его нет в доме полноправная хозяйка леди Джейн. Она никогда не упускала возможности поиздеваться надо мной. Поняв по моим слезам, что Лука мне дорог, она приказала высечь конюха. Пятьдесят плетей и если выживет, облить его спину солёной водой. Услышав это, я взвыла. Бросилась к ней, умоляя чуть не на коленях пощадить Луку. Один невинный поцелуй, цена которому – жизнь. Это несправедливо!

Мачеха не стала меня слушать. Она приказала мистеру Льюису затащить меня дом и закрыть в своей комнате.

Когда в дверях провернулся ключ, я заголосила. Но мои стенания ничто, перед криками, долетавшими из конюшни. Я закрыла уши ладонями, чтобы не слышать этих ужасов. Когда всё стихло, меня охватила паника. Они убили Луку. Мистер Льюис умело обращался с кнутом. Лучший палач мог позавидовать ему. Он одним ударом сдирал кожу до костей со спины или бил так, что она просто покраснеет, но останется целой. Моего любимого ждала другая участь. Леди Джейн дала ясно понять, что жизнь этого юного конюха неважна для них.

Обхватив колени, я просидела у дверей спальни целые сутки. Я ждала отца. Он не появился ни вечером, ни на следующее утро. Тара, принесшая мне завтрак, сказала, что маса Эдмунд очень зол на меня. Я не испугалась на это заявление рабыни. Отец очень любил меня, чтобы за один проступок разлюбить и наказать своей холодностью, как леди Джейн. Я надеялась увидеть его к концу дня, но он не пришёл. Вместо него в мою спальню, на цыпочках прошмыгнула Изабель. Она обняла меня, присев рядом на кровать.

- Мама запретила мне с тобой разговаривать, — сказала она, целуя меня в щёку, — но меня уже всё равно. Гарри сделал мне предложение, и я согласилась. На днях будет просить моей руки у папы.

- Я рада за тебя, — пряча слёзы горечи, сказала я.

Она счастливица. Отец даст согласие на этот брак. Лейтенант Коллинз белый и с хорошей родословной. Неважно, что он младший сын. Приданого Изабель им хватит на безбедное существование. Лука — раб. Моему отцу больше ничего знать не надо. Он не пара мне, его незаконнорожденной дочери от рабыни. Не справедливо и больно от этой лицемерной правды рабовладельческого общества.

- Это правда, что говорит мистер Льюис? Ты делала с этим рабом то, что делает мисс Луизы с отцом? – немного отстранившись от меня, тихо спросила Изабель.

- Что?! – воскликнула я, вскочив с кровати.

- Это говорит мистер Льюис, — моя сестра опустила глаза.

- Нет! Это наглая ложь! – закричала я возмущаясь. – Это неправда. Мы ничего подобного не делали.

- Тогда тебе надо поговорить с отцом. Он очень расстроен, Лили, — советовала сестра, — и сказал, что отправит тебя в монастырь.

От услышанного мои ноги подкосились. Я чуть не упала на пол, благо успела ухватиться за столик рядом с кроватью. Так вот почему отец не хочет говорить со мной. Он думает, что я опозорила себя и его, как леди Джейн когда-то.

- Где папа? – спросила я.

- Он уехал на плантацию. Мама ещё с прошлого вечера не вернулась от наших соседей Маклеодов. Стоит поговорить и с тем рабом. Намекнуть, чтобы не выдумывал глупостей, а то будет хуже, — в голосе сестры слышалась озабоченность.

Она переживала за меня. Спасибо ей огромное, но услышав, что Лука выжил после экзекуции, я бросилась к нему. Сестра за мной. На лестнице она схватила меня за локоть. Резко развернула к себе лицом.

- Он в колодках. Его стережёт новый надсмотрщик отца. Не стоит бежать к нему. Ты ещё больше скомпрометируешь себя. Пойдут ненужные сплетни. Хочешь помочь ему? Оставь всё как есть. Так отец поверит в твою невинность, Лили, — тихо, но уверенно говорила Изабель. – Я могу поговорить с ним.

- Нет, не надо, — помотала я головой.

Как ни больно было признавать, но она была права. Отказавшись от Луки, я спасала ему жизнь. Мои любовные порывы только бы усугубили наше положение сейчас. За прикосновение к дочери господина рабу могли отсечь руку или ещё что похуже. На что хватило бы извращённой фантазии хозяина. Собравшись с силами, я всё же последовала совету сестры. Вернулась в спальню и принялась караулить отца, глядя на дорогу из окна.

Отец вернулся с плантаций поздно. Я знала, что прежде, чем пойти ужинать, он просидит около часа в кабинете.

Леди Джейн не вернулась и этим вечером. Потом я узнала, что они снова поругались. В этот раз из-за Луки. Мой отец приехал вовремя. Мистер Льюис успел только двадцать раз ударить раба, когда хозяин остановил его. Выслушав надсмотрщика и жену, он всё же не одобрил продолжение избиения. Пока хозяин и его жена выясняли отношения, Лука потерял сознание. Тогда отец приказал заковать осмелевшего раба в колодки на три дня без еды и питья. Такое наказание для раба, опозорившего своего господина, мачеха сочла слишком мягким. Топнув ножкой, уехала к подруге, плакаться на свою несчастную жизнь. Её отъезд, как всегда, все домочадцы восприняли, как небесную благодать. Уже два дня в доме царила тишина. Никто не срывался на рабынях и не вопил по пустякам с утра до ночи.

Её отъезд порадовал и меня. В кабинет отца леди Джейн не ворвётся, пытаясь унизить меня в очередной раз. Мы сможем спокойно поговорить с отцом наедине. И я надеялась, что моя правда сможет остудить его пыл.

Я тихонько открыла дверь и вошла в кабинет. Отец сидел за столом и перекладывал бумаги. В руке дымила трубка. Он курил её, только когда что-то сильно выбивало его из привычной колеи. В последний раз это было, когда Кристофер проигрался на круглую сумму. Мой невинный поцелуй, конечно, не в счёт с огромными долгами сына, но для отца честь дочери не имеет цены. Даже будучи незаконнорожденной я ценилась пока была невинна. Так хотя бы можно было рассчитывать на кое-какой брак с небогатым, но добропорядочным мужчиной.

- Отец, — позвала я, закрывая за собою двери.

Он поднял глаза на меня и от этого взгляда полного разочарования, мне захотелось провалиться сквозь землю.

- Я думал, что твоя советь не позволит прийти ко мне, — его голос холоден, но неравнодушен.

Уже лучше. Я не совсем потеряла своего отца.

- Мне нечем стыдится, отец, — делая шаг к нему, сказала я, — ничего плохого я не сдала. Мистер Льюис говорит неправду. Я не … - мои щёки зарделись оттого, что я хотела сказать отцу. – Мы не делали того в чём нас обвиняют. Я не опозорила тебя, папа.

- А в чём вас обвиняют?! – голос отца уже оглушает меня.

Я вздрагиваю от непривычки. Отец никогда на меня не кричал.

- Изабель сказала, что мистер Льюис якобы видел нас и мы… — я осеклась, опустив голову.

- Он целовал тебя! – вскочив с кресла, воскликнул отец. – Он – раб! Он – животное и прикасался к моей дочери! Я прикажу отрубить ему руки! Нет! – отец подскочил ко мне. – Нет! Я прикажу его оскопить, чтобы впредь даже и думать не мог о таком!

Он кричал на меня, а я плакала. Картины таких издевательств над живым человеком меня пугали сильнее, чем крик отца.

Не выдержав такого давления, я упала на колени и, закрыв лицо руками, взмолилась:

- Папа, прошу не надо. Я умоляю тебя, не наказывай так его. Он ни в чём не виноват. Мы просто друзья. Не более.

- Друзья?! Он — животное! Раб! Моя дочь дружит с рабом?! – тон голоса стал немного тише, но не утратил свою жёсткость. – Хорошо, я не искалечу его. Я его просто убью. Прикажу повесить.

И тут я похолодела от ужаса. Он мог так поступить. За последние шесть лет Мистер Льюис вешал четверых рабов. Троих за воровство и одного за драку с надсмотрщиком. Моего отца слезами не вымолить пощады для Луки. Он решил его судьбу. Молодой человек умрёт за поцелуй и это будет в назидание другим рабам, чтобы даже не смели думать о таком кощунстве, как любовь к госпоже. Только мой папа забыл, наверное, кто я и кем была моя мать. Я не госпожа. Я рабыня, а значит, раб поцеловал рабыню. Это не преступление. Мы же оба животные. И в нас говорят животные инстинкты.

Я подняла глаза на масу Эдмунда. В эти мгновения он действительно казался мне больше хозяином, чем отцом. Высокомерный. Жестокий. Холодный. Циничный. Мой отец и господин в одном лице.

- Моя мать была для вас тоже животным? Даже когда вы совокуплялись с нею, вы видели в ней животное? Тогда и я животное для вас! Повесьте и меня рядом с ним, господин Эдмунд, — не сводя глаз с отца, говорила я, а по щекам текли слёзы, не дававшие рассмотреть его лицо.

Я думала после таких слов, отец ударит меня. Он долго молчал. Потом опустился на колени рядом со мною и обнял. Я не ожидала такого от него. Несколько минут назад он разъяренно орал на меня, угрожая повесить Луку. Теперь вот молчит, и по-отцовски обнимает.

- Ты так похожа на неё, Лили. И ты моя дочь и всегда помни об этом. Моя любимая дочь, — шепчет он. - Иди. Скоро ужин, радость моя.

Он помог мне подняться. Поцеловал в щёку, ещё раз прижав к себе.

Моё наказание было отменено в тот же вечер. Моя свобода больше не ограничивалась спальней, но за пределы дома, я выходила строго с мисс Луизой. Хотя в этом уже не было необходимости. Луку отец не повесил. Он продал его наследующий день после ссоры в кабинете. Я ещё долго плакала по нему, вспоминая наш невинный и роковой поцелуй, который чуть не загубил жизнь Луки и показал, насколько сильна любовь отца ко мне. Я всегда сомневалась в его любви к моей матери, но после этого случая во мне больше не осталось сомнений. Благородный Эдмунд Дарлингтон любил простую рабыню Мэг. Любил так сильно, что эта любовь спасла жизнь рабу, осмелившемуся поцеловать его дочь.