Глава пятая, в которой дом-то умный, а вот люди не очень

– Всегда завтракаете так рано? – совершенно спокойно уточнила я, когда мы покидали кухню.

Комната за нашими спинами тут же погрузилась во мрак. Прощально звякнули тарелки, явно предвкушая утреннее развлечение.

– Да, – отозвался Рэйнер. – Привычка. Как и не есть перед сном, насколько бы ни был голоден.

Так вот почему он даже не попытался попросить поздний ужин, хотя я не успела объяснить, что по ночам слуги в этом плане недееспособны. Что ж, не успела, а теперь и не придется. С этим пусть тоже сам разбирается, коли возникнет необходимость.

– Разумеется. А я вот раньше девяти редко встаю. – «Тонкий намек, уважаемый мэйн, тончайший. У вас еще есть шанс избежать беды». – И каши с самого детства не люблю. Никакие.

– Каждому свое, – невозмутимо пожал плечами этот... непробиваемый чурбан. – Я, к примеру, не понимаю всеобщей страсти готовить мясо с фруктами. Отвратительное сочетание.

Я аж с шага сбилась и, подавившись возмущенным вздохом, закашлялась. Не понимает? Отвратительное? А овсянка, вскипевшая с первыми лучами солнца, – это, значит, деликатес?

Стало ясно, что пора умывать руки, ибо твердолобость – это одно, но если человек не способен оценить пикантные кисло-сладкие нотки, что дарует фруктовая мякоть запеченному мясу, то он опасен для окружающих. От такого чего угодно можно ожидать. Может, он еще и шоколадные пирожные не ест? Вслух я ничего не сказала, но мысленную зарубку сделала: спиной к мэйну не поворачиваться ни при каких обстоятельствах.

В столовой мы не задержались, хотя я заметила, каким взглядом он окинул огромный стол на монструозных ножках-лапах, единственный стул, больше похожий на трон, и нежные кружевные салфеточки жизнеутверждающего багрового цвета на всех поверхностях. В вазах на угловых тумбах все еще чахли срезанные мной – с величайшего позволения Джерта – первые весенние цветы. Сейчас букеты напоминали скорее пучки засушенных лесных трав, что висят на потолочных балках в святая святых каждого уважающего себя книжного зельевара, но выкинуть их Рэйнер почему-то не удосужился. Не то в принципе не нашел времени заняться благоустройством, не то просто еще не добрался до столовой, не то призраки защищали эти веники с тем же рвением, что и каждую уродливую частичку Арве-мал-Тиге. Так, глядишь, превратят их в очередной артефакт.

С каждым нашим шагом по дому гасло все больше свечей, словно отрезая нам обратный путь и предупреждая, что экскурсию пора заканчивать. Лично я была не против, но, судя по упрямо поджатым губам Рэйнера, он вознамерился выжать из меня все соки, хотя сам уже с трудом держался на ногах.

В гостиной я наконец остановилась и скрестила руки на груди:

– Вопрос пропитания решен. – Относительно. – Устройство библиотеки показывать? Все тайны кабинета раскрывать? Или желаете услышать историю каминных часов?

Мэйн невольно покосился в сторону камина и вздрогнул, а я злорадно улыбнулась. Если трехглавое чудовище еще не довело его до нервного тика, то сей благостный миг точно не за горами.

– Историю часов – не надо, – уверенно произнес Рэйнер и вдруг с удобствами расположился в недавно покинутом кресле, явно настраиваясь на долгий разговор. – Я хочу услышать историю дома.

Я моргнула. Руки безвольно повисли вдоль тела.

– Всего дома? – выдохнула. – От и до?

– Сегодня обойдемся без подробностей, – смилостивился мэйн. – Но пока вы усталая и растерянная, и не успели обдумать, что мне можно рассказать, а что лучше скрыть, я был бы рад хотя бы основным сведениям. Кто. Когда. Зачем. Как.

Каким-то чудом я сумела подавить нестерпимое желание послать бесчувственного солдафона к чьей-нибудь матери. Пока я усталая и растерянная, видите ли. Не по-мужски пользоваться женскими слабостями. Не по-мужски сначала набрасываться на меня, как на преступницу, а потом требовать ответов, даже не дав умыться после долгого дня. «А с тобой по-другому и нельзя. Даст слабину – и сожрешь его с потрохами», – наверняка сказала бы сейчас Тильда, будь на мне кулон, но... Рука инстинктивно потянулась к шее. Но я по дурости заперла его в сейфе вместе с деньгами, а сама она, похоже, так оскорбилась, что теперь и золотыми побрякушками не выманишь. Золото Тильда любила беззаветно. И увы, безответно, потому как все, что она цепляла на себя в материальной форме, загадочным образом навеки терялось уже через пару минут.

Проклятье.

Едва не топнув по-детски ногой, я поморщилась, вздохнула и тоже уселась.

– Ну, так что это за трехэтажное отродье? – подбодрил Рэйнер.

Пламя в камине взметнулось и с легким хлопком вновь опало, прильнув к поленьям.

– Уныйом, – невнятно промычала я.

– Что-что?

Я зажмурилась, сомневаясь, что смогу еще раз повторить самое идиотское в мире название, и выпалила:

– Умный дом.

* * *

Уверена, Раджинманд Гантрам жутко гордился своей задумкой. Холил ее, лелеял, высиживал, будто сказочный дракон драгоценное яйцо. А когда наконец выстроил в голове основную цепочку, вскочил как ошпаренный, ринулся к ближайшему столу с перьями и бумагой и накарябал это мерзкое «УМНЫЙ ДОМ» огромными буквами на самом верху желтоватого листа.

Ниже он кратко перечислил основные жизненно важные человеческие потребности, набросал свой распорядок, который, впрочем, и без того знал назубок, ибо на удивление занудный быт его не менялся лет с двадцати, а в конце поставил размашистую подпись: «Р. В. Г.». Тайна этой средней «В» мучает меня по сей день, ведь ни в одном семейном документе – а перерыла я их немало – второго имени старого некроманта не значится. Даже в родовую книгу он вписан, безусловно, вычурным, но вполне себе одиночным «Раджинманд».

Но вернемся к затребованной мэйном истории.

Итак, Р. В. Г. осенила гениальная идея. И все вышеописанное отнюдь не мои праздные фантазии – тот самый лист с названием и первыми набросками будущего шедевра некромантского искусства я нашла уже на второй месяц своего пребывания в доме. Нашла измятым, потрепанным, заляпанным каким-то пахучим соусом, но гордо пришпиленным на припорошенную мелом учебную доску – самое видное место в лаборатории. Во время магического выброса эту лабораторию запечатало так основательно, что даже противный соус высохнуть не успел... Но я опять забегаю вперед, а лучше отмотать назад.

Раджинманд Гантрам не любил людей. Не любил так истово и страстно, что в нежном возрасте семнадцати лет наваял целый трактат на тему перенаселения, падения среднего уровня интеллектуальных и магических способностей и необходимости строгого контроля рождаемости. Впечатленные и откровенно испуганные родители юного гения решили действовать от противного и отправили отпрыска эту самую рождаемость повышать – в храм под ручку с тщательно отобранной невестой. Невеста возвышалась над щуплым Раджинмандом на целую голову, была вдвое шире в плечах и раздавала приказы зычным командирским басом. Нетрудно догадаться, что брак сей отнюдь не добавил некроманту любви к людям, зато помог осознать, что истреблять или контролировать их слишком хлопотно – особенно таких, как его жена, которая и приложить может, – гораздо проще ото всех отгородиться.

Здесь и начинается история Арве-мал-Тиге.

Для начала Раджинманд исполнил свой долг и оставил потомство – согласно его откровениям в дневниках, опять же найденных в лаборатории, не особо удачное.

Сын, нареченный славным именем Бруно, уродился настоящим крепышом и ожидаемо вымахал в двухметровый шкаф, на радость матери и к ужасу отца. Еще и благословения Анико удостоился в виде дара видеть магические потоки, но через несколько лет благословение обернулось проклятьем. Что-то не то он увидел и потянул, в результате чего навсегда остался несмышленым дитем. Точнее, это доктора уверяли, что мальчик просто остановился в умственном развитии, сам же Раджинманд предполагал некую форму серьезного психического расстройства, ибо даже на фоне несообразительной малышни Бруно выглядел полным идиотом. Он не понимал человеческих эмоций, каждое слово воспринимал буквально и мог забыть, с кем разговаривал пять минут назад. Что, впрочем, не помешало некроманту искренне привязаться к сыну – а может, он только потому и терпел его единственного подле себя, что чувствовал не только кровное, но и духовное родство.

На дочь же Раджинманд вообще никак не реагировал и даже имени ее ни разу не упомянул. Слабая физически, но сильная магически, она пошла по пути врачевателя и, спасая человеческие жизни, навсегда лишилась уважения и внимания отца.

Зачинать третьего ребенка он счел излишним, как и оставаться с супругой, и все последующие годы своей насыщенной жизни посвятил главной цели: создать место, куда не ступит нога человека, но при этом достаточно комфортабельное, чтобы сам Раджинманд не отвлекался от научных изысканий.

Он восстановил разрушенное семейное гнездо в Лиутском лесу, старательно нагнетая мрачную атмосферу и наполняя комнаты жуткими вещицами, чтобы никому и в голову не пришло задержаться там хоть на секунду. Провел множество омерзительно безнравственных экспериментов. И наконец, нашел идеальное решение. Да-да, умный, так его растак, дом.

Вливать собственные силы в предметы быта, чтобы они самостоятельно обеспечивали все потребности хозяина, было слишком накладно, а вот если... привязать к ним души? Мощные и полные энергии, сияющие и замкнутые в единую цепь, так что хватит единственного ритуала подчинения, и дом оживет, послушный некромантской воле.

Будущих слуг Раджинманд Гантрам подбирал тщательно, с умом, много лет. Он ловил обладающих нужными качествами умерших по всему материку, а кого-то, подозреваю, мог и сам умертвить во имя науки и собственного благополучия, но таких подробностей, к сожалению или к счастью, в его дневниках тоже не было. И все бы прошло без сучка, без задоринки, кабы не упомянутая привязанность некроманта к сыну, которого он зачем-то приволок с собой. Благословленный Бруно даже после печального происшествия в детстве потоки видеть не разучился и как-то вмешался в финальный ритуал.

И вот результат: дом ожил, но слуги, которые по задумке должны били лишиться личностей и собственного мнения, прекрасно сознавали и себя, и свою горькую участь, а потому всячески ей сопротивлялись. Лабораторию со всеми секретами Арве-мал-Тиге запечатало магическим выбросом, а безвременно почившие Раджинманд и Бруно Гантрам пополнили собою хор бестелесных голосов.

Безымянная дочь некроманта еще при его жизни родила вне брака, и ее сын, желая смыть с семьи позор, устремился к величию и дослужился аж до придворного мага. Как потом и его сын, за которого мне не посчастливилось выйти замуж.

Летописцы обрыдаются над нашими судьбами.

* * *

Разумеется, Рэйнеру я рассказала далеко не все, так что его ставка на усталость и растерянность не сработала. К примеру, выдавать лабораторию – единственное место, недоступное для призраков – я не собиралась под страхом смерти. Как и делиться причинами, по которым муженьку вздумалось притащить меня в это змеиное гнездо на растерзание безумным предкам и их рабам.

Я изложила лишь основные сведения, как мэйн и просил: кто, когда, зачем, как. И все равно под конец язык распух, а во рту пересохло, так что я начала задумчиво поглядывать на так и позабытую на столе чашку чая. Ну а что, Рэйнер вроде жив...

Говорить я старалась без особых эмоций, но даже сухие факты произвели на него неизгладимое впечатление. Бедолага несколько раз нервно менял позу и с каждым словом хмурился все сильнее, пока брови окончательно не срослись в одну. Конечно, это вам не императорский полк, где правят бал офицерская честь и совесть, а дом некроманта, презирающего весь род людской.

Остывший чай я все-таки выпила. Медленно, после каждого глотка прислушиваясь к организму. И пока пила – Рэйнер не проронил ни слова. И через пять минут. И еще через пять тоже...

– Эм... – Я прокашлялась, совершенно не представляя, как вывести его из ступора, но мэйн и сам очнулся.

– Идите спать, вы устали, – произнес глухо и отстраненно.

Дважды меня просить не пришлось. Не то чтобы мне было не любопытно понаблюдать за сменой чувств на его лице или расспросить о сделанных выводах, но не только у Рэйнера выдался тяжелый день. Мне пережитых эмоций и вовсе на неделю вперед хватит.

Я поднялась, куда как менее резво, чем хотелось бы, и даже успела сделать несколько шагов к лестнице, когда в спину ударило:

– Можете занять свою прежнюю спальню, я выбрал себе другую.

Щеки обдало жаром, и я порадовалась, что мэйн не видит моего лица. Вот было бы весело, завались я на хозяйскую кровать...

Глаза слипались, и путь наверх я практически не запомнила. Помню только, что пришлось возвращаться за оставленным внизу чемоданом, но Рэйнер моей беготни, похоже, даже не заметил – так погрузился в раздумья. Потом было бесконечно долгое разоблачение – расстегнуть платье без Тильды оказалось крайне сложно, а она так и не сменила гнев на милость – натягивание сорочки и, наконец, мягкая постель.

И мне даже поспать удалось. Секунды три перед тем, как стены задрожали от ритмичных ударов и раскатистого:

– О-м-м-матанда-а-а-ариос-схи-и-и-индроту-у-ур-р-р-р-р.

Застонав, я накрылась подушкой, но учгунжские напевы звучали будто прямо в моей голове. А потом и кровать всколыхнулась, словно на нее запрыгнул крупный кот, и с меня нагло стянули одеяло.

– Не смотри, не смотри, – шептала я, плотнее прижимая к лицу подушку.

– Юта.

– Не смотри, и они уйдут.

– Мы скучали.

– О-м-матур-р-р-ринда-а-а-атума-а-а-а-а...

– Юта.

– Поиграй с нами.

Мой хлипкий щит все же отобрали, пусть и не с первой попытки. Призрачным детским ручкам удержать материальный объект вдвойне труднее, но эти уж если вцепятся – сопротивляться бесполезно, силы там немерено. Я упрямо зажмурилась.

– Юта.

– Поиграй с нами.

– Юта.

– Мы скучали.

По щеке скользнули холодные пальцы, и я, вздрогнув, все же распахнула глаза. На прикроватной тумбочке тут же вспыхнули свечи, озаряя склонившиеся надо мной пухлые детские мордахи, обрамленные умильными кудряшками. Розовые бантики, рюшки и оборки. И самые жуткие улыбки из всех, что можно встретить в Арве-мал-Тиге.

– Юта-а-а-а, – протянула Нелли.

– Мы скуча-а-а-али, – вторила ей сестра-близняшка Холли.

– Поиграй с нами.

И вслед за одеялом с кровати стянули уже меня. За ноги.