Глава 3. Дарина

Я беспомощно озиралась по сторонам, грохот музыки заставлял вибрировать барабанные перепонки, и мне казалось, я нахожусь в каком-то муравейнике, где снуёт туда-сюда конвульсивно дергающаяся публика. Вокруг мигают красные лампочки и кровавый дизайн заведения режет глаза своей яркостью с претензией на готичность. Внутри волнами нарастало беспокойство, и я то и дело пыталась дозвониться до Карины, но тщетно. Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Продираясь сквозь потные тела и стараясь сбросить руки, хватающие за волосы, за плечи, нажимала и нажимала клавишу вызова. Ну давай! Давай! Отвечай!

Я же знала, что она может вытворить нечто подобное. Знала и не уследила. Где мне теперь искать ее? Куда она увязалась за этим проклятым патлатым Берном, чтоб он сгорел на сцене при очередном пиротехническом трюке со своей дешевенькой, разукрашенной электрогитарой. Бездарщина, возомнившая себя Куртом Кобейном. Самое паршивое, что я не могла позвать никого из наших, позвонить охране, Андрею. Никому. Потому что обещала присматривать за ней, не пускать никуда. Я взяла на себя ответственность перед братом, и он верил мне. Да и её подставить… Андрей и так всегда слишком нервничает из-за этих сложных отношений с дочерью, а вернее, из-за их полного отсутствия. Изо дня в день я наблюдала одно и тоже – ее отчуждение и его неловкие попытки исправить непоправимое. Общая боль, разделенная между взрослым и ребенком, а точнее разделившая их пропастью длиною в невозвратимое и утраченное. Маленькая дрянь, когда я ее найду, то не знаю, что с ней сделаю… Господи! Ничего я с ней не сделаю, посмотрю в глаза ее мертвые и захлебнусь той бездной ужаса, которая прячется под показной веселостью. Все эти вечеринки, постоянный протест отцу - ее метод справиться с болью. Молчаливый крик о помощи, а помочь никто не может. Только она сама. И у меня опускаются руки, когда я думаю о том, с чем Карина живет, и какие кошмары терзают ее по ночам. Ведь я сама до сих пор засыпаю лишь под утро. Она часто приходит ко мне, ныряет под одеяло, и мы не спим вместе. Никто не спрашивает друг у друга, каких демонов мы видим, но они, однозначно, очень похожи. С той разницей, что я их только видела, а она побывала в их пасти. Иногда смотрим друг другу в глаза и снова молча отворачиваемся, вглядываться в темноту и ожидая рассвета, чтобы наконец-то заснуть.

Я еще раз осмотрелась по сторонам, как вдруг почувствовала чью-то руку у себя на плече.

- Отвали, урод!

Ненавижу подобные места, если б не Карина меня сюда под дулом пистолета не затянешь. Не люблю толпу и запах пота, а еще ненавижу, когда трогают, лапают, осматривают похотливыми взглядами и норовят «снять». Так бы и съездила по яйцам.

- Меня попросили вывести вас на улицу и присмотреть за вами.

Смерила гневным взглядом вышибалу с надписью «секьюрити» (осторожно, злая собака!) на черной футболке и выражением лица, как у французского бульдога - устрашающе-тупо-добродушным. Попытка предоставить сервис, когда само слово наверняка ассоциируется у него с шифоньером бабушки, если переставить ударение и сменить последнюю букву на «з». Хотя может, он не знает ни одного из них. Я бы не удивилась – сила есть, ума не надо.

- Лучше б вы за вашими недопевцами присматривали как следует, а то даже не знаете, куда они свалили и кого с собой прихватили.

Всего лишь четверть часа назад именно этот придурок, после того, как я устроила скандал, сказал мне, что понятия не имеет какого черта мне надо и чтоб я отвалила, если не хочу, чтоб меня вышвырнули из клуба.

- Это не в моей компетенции, - определенно слово «сервис» ему знакомо, даже странно, удивил так удивил. - Идемте.

Он взял меня под локоть, но я отшатнулась от него.

- Руки убрал. Не прикасайся ко мне. Кто попросил?

- Зверь. Знаешь такого?

Я усмехнулась – теперь понятно, почему ты вежливый стал и глазки нервно бегают.

- Ты обознался. Иди, вход сторожи. Никуда я не пойду.

Мы оба знали, что не обознался, но он не рискнул настаивать, а я отступила в середину зала к барной стойке. Посмотрела вслед вышибале – а вообще мало ли, кто попросил. Доверие, последнее качество которым я обладала. Доверять можно только себе и близким. К остальным надо относиться, как к потенциальным врагам, тогда жить будет не так страшно и не так опасно. Бармен подвинул мне бокал с мартини, и я снова осмотрелась по сторонам в какой-то отчаянной надежде увидеть светлые волосы Карины и рваные джинсы с бордовой кофтой со стразами, но я уже знала - ее нет здесь, она уехала с этим уродом, который отплясывал по сцене верхом на гитаре и прыгал в толпу, как Тарзан недорезанный. Перевела взгляд на сотовый, на последний номер, который набрала и резко выдохнув, положила его на стойку.

Я нервничала так сильно, что мне казалось сердце отплясывает в груди безумное танго с хаотичными «па» сумасшествия. У каждого свой кайф. У кого-то от дозы наркотика или количества спиртного, а у меня от того, что услышала его голос спустя столько времени. Пусть даже по такой причине, когда от беспокойства за племянницу пальцы дрожат. Мне больше некому было звонить, и я знала, что он сегодня возвращается. Андрей сказал перед отъездом. Я могла не лгать себе самой - от этого известия ослабли ноги и стало трудно дышать. Ушла к себе в комнату и долго смотрела в зеркало - пока не возникло желание запустить в него чем-то тяжелым. Нет, я не считала себя уродиной, особенно сейчас, когда толпы поклонников не давали ни минуты покоя. Я знала себе цену и все достоинства с недостатками, первое умея подчеркнуть, а второе - скрыть. Кроме того, моя жизнь кардинально изменилась, пока я жила у Андрея, и то, что раньше казалось недосягаемым, стало теперь более чем доступным: дорогие шмотки, косметические салоны, своя машина, обучение в престижном ВУЗе. Красота – это не только подарок от Бога и врожденный дар с неба. Она, как и бриллиант, лучше сверкает в дорогой оправе. Можно сколько угодно говорить о естественности и простоте, но женщины с деньгами имеют больше возможностей выглядеть лучше тех, кто их не имеет. Одной природы не всегда достаточно. И да, я любила деньги, я их просто обожала, вместе с теми возможностями, которые они мне открыли. Девочка, у которой шоколада не было даже по праздникам, знала цену каждой копейке, которую брат переводил на ее кредитную карточку, и ничего не потратила впустую. Андрей относился ко мне, как к дочери, баловал, не отказывая ни в чем, а мне ужасно хотелось, чтобы он мной гордился. Быть достойной семьи Вороновых. Я была благодарна за все, что он делал для меня и любила его, как любят единственного родного человека во всей вселенной. Человека, который заботился обо мне, взяв мою жизнь под свой полный контроль и опеку только потому, что я его сестра. Именно в этом доме я научилась ценить, что значит семья, именно в этом возрасте поняла, что такое узы крови. Андрей дал мне то, чего у меня никогда не было – тепло, любовь и уверенность в завтрашнем дне. Он подарил мне будущее, которое не светило жалкой детдомовке в нашем мире, где все решают связи и деньги.

Рассматривая отражение в зеркале, я снова почувствовала себя все той же ободранной, вшивой, худой, как шпала, и жалкой до невозможности, как три года назад, а мне ужасно хотелось, чтобы сейчас Макс заметил, насколько я изменилась. Мы почти не общались и не виделись эти годы, после того как он вышвырнул меня, словно паршивую собачонку, которая стала больше не пригодна для его личных целей. Я не обиделась, нет. Конечно же нет. Я просто несколько месяцев рыдала в подушку и ненавидела себя так, как только может ненавидеть подросток, который впервые узнал боль от безответных чувств, без всякой надежды на взаимность. Я получила первый урок. Не от жизни, а от него. Свое первое разочарование и понимание собственного места в его приоритетах. Точнее, полное отсутствие этого самого места. Сейчас мне казалось, что я стала взрослой, и все розовые мечты с иллюзиями остались разбитыми где-то в темных коридорах той самой частной больницы, из которой меня, с залитым слезами лицом и опухшими глазами, забирал Андрей.

Да, иллюзии тогда разбились вдребезги, а вот собственная реакция на его голос никуда не делась. Только теперь помимо восторга оставалась горечь разочарования и ненависти к нему за то, что так жестоко опустил на землю.

«Вали к своему брату, мелкая! Ты всего лишь пазл в моей личной игре. Запасной пазл, который не пригодился. Не знаю, о чем ты там размечталась. Пришло время передислокации – меня отправим в кровавые кошмары, а ты продолжишь сказку во дворце брата в качестве маленькой принцессы, которая ждет принца, а не дракона. Давай, вали я сказал! Что смотришь, как впервые увидела? Ты мне до смерти надоела. Я на няньку похож? Таскаться с тобой и сопли подтирать. Я даже баб трахать у себя в квартире не могу. Короче, всё. Чтоб я тебя больше не видел».

Выдохнула и бросила взгляд на дисплей сотового. Сказал, скоро будет. Вот так просто. Спустя три года. Говорил со мной, словно, вчера еще на его кухне тарелками гремела и в его футболке на диване засыпала… под его запах и монотонный звук телевизора. «Малыш»… меня никто и никогда так не называл. Это просто первая влюбленность, наверняка все прошло за это время. Я стала старше и у меня уже было подобие отношений, если так можно назвать возню на заднем сидении автомобиля с некоторыми однокурсниками, свидания в кафешках, клубах. Я достала из сумочки сигарету и едва успела затянуться, как кто-то ее выхватил.

- Ты забыла, что не куришь, мелкая?

Резко обернулась, вздохнула, а выдох застрял где-то в районе сердца. Я забыла, о чем думала секунду назад. Точнее, все, о чем я думала, вдруг стало равным нулю. В горле мгновенно пересохло. Оказывается, у бабочек в животе нет срока давности - они бессмертные психованные монстры, и сейчас всей дикой стаей вгрызлись в меня крохотными зубами-иглами, посылая по всему телу волну дрожи. Незаметную и в то же время почти болезненную. Мгновения тишины, когда я чутко прислушивалась к тому, как они бьют крыльями внутри, пока я смотрела в его синие глаза. Не изменился. Совершенно. Надежда, что для меня, шестнадцатилетней, Макс выглядел слишком идеализированно, чем для девятнадцатилетней, с оглушительным треском лопнула по швам, осыпаясь рваными кусочками пепла. Все гораздо хуже. Это тогда я не до конца понимала, что чувствую, когда смотрю на него. Теперь я видела то, чего просто не могла видеть в шестнадцать. Голый, неприкрытый секс во всем: начиная с легкой щетины на высоких скулах и заканчивая тяжелым взглядом темно-синих глаз, который заставляет дышать в два раза быстрее, потому что слишком невыносим, слишком наглый и насмешливо-циничный.

Красивый какой-то небрежной красотой, когда обладатель не прикладывает к этому никаких усилий, но определенно знает, как действует на женщин и дьявольски уверен в себе. В модной темно-серой рубашке с распахнутым воротником, с закатанными рукавами и узких потертых черных джинсах он казался моложе. Сейчас я видела на его тыльной стороне запястья черного ворона с изогнутым клювом и массивную печатку на среднем пальце. Беспорядок в черных волосах, словно только что их взъерошили чьи-то голодные пальцы, захотелось запустить в них свои и сильно сжать, непроизвольно стиснула ремешок сумочки.

- Полный боевой раскрас и экипировка, - Макс усмехнулся уголком рта и осмотрел меня с ног до головы, заставляя почувствовать, как кровь загудела в висках, - просто пошла с ней вместе, чтобы присмотреть? В таком виде тебе самой не помешала бы охрана.

Затянулся моей сигаретой и бросил окурок в мой стакан с мартини. От него исходила все та же волна опасности, как и раньше. Скрытая животная сила, неподвластная пониманию. Я чувствовала, что нервничаю намного сильнее, чем три года назад. Тогда все было намного проще.

- Да, ты еще и не пьешь, видать, тоже забыла, - швырнул официанту деньги, - Оформи мне порцию лейбла.

- Мааакс!

Мы оба обернулись к обворожительной блондинке, которая, виляя бедрами под музыку и потягивая коктейль, направилась к нам. Макс потер подбородок костяшками пальцев и усмехнулся, когда девушка, игнорируя меня и поворачиваясь ко мне спиной, поцеловала его в щеку. Подхватил ее за тонкую талию, слегка приподняв и вглядываясь в фарфоровое лицо с ярким макияжем.

- Давно тебя здесь не было, Мааакс. Так и не позвонил после…

- Детка, я здесь по делу… - оборвал на полуслове, а у меня щеки вспыхнули от его «детка» и «после». Понятно, после чего.

Отстранил девушку от себя и, оглядывая с ног до головы, снова усмехнулся. Вот сейчас я реально видела, как он умеет смотреть на других женщин, и собственной кожей почувствовала, как напряглась под его взглядом блондинка и нервно облизала губы, явно вспоминая то самое «после». Потом обернулась ко мне, вздернув тонкую бровь и рассматривая, как заморское насекомое, бросила Максу:

- Понятно…

Улыбка исчезла с её лица, а Макс отстранил ее от себя.

- Давай – иди развлекайся, милая. Я занят.

Отвернулся и снова взял бокал. Самое интересное, девица явно не обиделась, а потерлась о него внушительным бюстом.

- Вижу, что сегодня занят. Когда освободишься, не забудь… Позвониии...

Посмотрев на меня с нескрываемым раздражением, она скрылась в толпе, а Макс допил виски и перевел взгляд на меня. Интересно, позвонит ей?

- Ты бы поздоровался хотя бы, - фыркнула я, чувствуя, как злость набирает обороты.

- Мы разве не здоровались по телефону? Привет, мелкая. Давно не виделись. Ты совсем не изменилась.

- С деткой, - огрызнулась я.

Лучше бы ничего не говорил вообще. Не изменилась? Это значит я выгляжу так же, как и та пигалица на фотках трехлетней давности. Малолетка с идиотским обручем на волосах и угловатым, бесформенным телом. Сравнил с этой шлюшкой? Или специально?

Он допил виски и толкнул бокал щелчком пальцев по барной стойке.

- Ты тоже. Совсем не изменился.

Какой сволочью был - такой и остался.

- Вот и чудно. Не люблю разочаровывать маленьких девочек. Какого черта вы делали в этом гадюшнике? Я бы вас обеих выпорол за эту выходку по задницам и нахрен дома закрыл под замок.

- Мне уже не шестнадцать, Максим. И выдрать меня уже нельзя. Я сама решаю, где и с кем проводить время.

- Кто сказал, что нельзя? Тебя выдрать? – на секунду взгляд стал еще тяжелее, и я снова сделала вдох без выдоха. Слова прозвучали очень двусмысленно, грубо и возбуждающе настолько, что мне показалось, кровь пульсирует не в венах, а в нервах. Я вся сжалась, а он продолжал смотреть в глаза.

– Значит так, ты сейчас подождешь меня снаружи, а я узнаю куда этот ублюдок мог увезти Карину.

Макс достал пачку из кармана и сунул в рот сигарету, а я наконец-то выдохнула. Перевела взгляд на отблеск от огня зажигалки, осветивший его длинные ресницы, ровную переносицу, и чувственные губы, зажавшие фильтр. Макс затянулся сигаретой, выпуская дым кольцами, и поманил пальцем все того же вышибалу. Я спрыгнула с высокого стула и, одернув короткое платье, поймала за облаком сигаретного дыма скользнувший по моей ноге взгляд его прищуренных глаз.

Охранник подошел к нам, но прежде чем он успел что-то сказать, Макс резко схватил его за затылок и завалил на барную стойку, придавив голову парня к столешнице с такой силой, что тот поморщился от боли. Я судорожно сглотнула, бросив взгляд на ствол в кобуре у вышибалы.

- Я тебе сказал ее вывести отсюда?

- Она не захотела. Я ж не потащу насильно, Зверь, - охранник морщился и кривился, но попытки вырваться не делал.

Макс бросил взгляд на меня потом снова на бритоголового охранника, прижав сильнее, надавливая на ухо, наклонился к его покрасневшему лицу.

- То есть, кроме как насильно, никакие другие идеи твою тупую голову не посетили? Ладно, черт с тобой. Выведи на улицу и присмотри за ней. Где здесь обитает импрессарио того патлатого говнюка?

Отпустил парня и тот, потирая ухо, кивнул на дверь с неоновыми наклейками.

- Ясно, - Максим снова посмотрел на меня, - на улице жди. Я быстро.

***

Он вернулся спустя полчаса потряхивая рукой и снова отобрал у меня сигарету, затянулся, а я нервно сглотнула, увидев сбитые костяшки и кровь на воротнике рубашки. Проследил за моим взглядом:

- Несговорчивый был вначале импресарио, пришлось умащивать, уговаривать. Давай в машину, малыш. Домой отвезу.

- Что значит домой? Без Карины?

- Да. Ты домой, а я поеду, привезу эту маленькую ведьму, пока Андрей не узнал об этой выходке. У патлатого козла концерт в пригороде, они там в местном отеле остановятся.

Макс достал сотовый, набрал чей-то номер и, зажав аппарат между ухом и плечом, щелкнул по пульту на ключах. В ответ черный мерс подмигнул нам голубоватыми фарами.

- Фима, я свалю на сутки, проследи, чтоб у Лёвы там все выгорело. Да так, по одному делу. Не надо – справлюсь один.

Подхватил меня под руку, но я вырвалась, и Макс нахмурил брови.

- Что такое, мелкая?

- Я с тобой.

Усмехнулся, прикрывая трубку ладонью.

- Сама. Домой. В постель, в обнимку с плюшевым медведем, которого я тебе прислал в прошлом году. Давай, пошла, не зли меня, - снова взял под руку, сильно сжав пальцами и увлекая к машине, - Да, Фим. Давай, отзвонись мне, как все на мази будет.

Я резко выдернула руку.

- Никуда я не поеду с тобой!

Быстро направилась к стоянке такси. Черта с два он будет диктовать мне, что делать. Обойдусь и без него. Это я виновата в том, что Карина уехала, мне и возвращать ее домой, да еще в глаза посмотреть – за что так подставила.

Я помахала рукой таксисту, ускорив шаг. Внезапно меня подхватили под руки и впечатали в стену здания клуба.

- Совсем охренела, да? Куда собралась?

Макс уперся в стену чуть выше моей головы. Очень близко. Злой. На скулах играют желваки.

- На такси за Кариной, - ответила я и попыталась проскользнуть под его рукой, но он толкнул меня обратно, удерживая за плечо.

- Тебя таксист в таком виде бесплатно только в одно место подкинет, и тебе там не понравится… хотя… черт тебя знает. Ты ж говоришь, что выросла уже.

Насмешливо глянул на мое декольте и потом в глаза.

- Я все равно не буду сидеть дома и поеду. То, что Карина сбежала с этим уродом – на моей ответственности. Не хочу сидеть в четырех стенах и с ума сходить.

Он вдруг придавил меня к стене сильнее, заставляя зажмуриться:

- А чего ты хочешь? Таскаться со мной и мешаться под ногами? Заварили херню вдвоем, дуры малолетние, так не мешайте расхлебывать.

Глаза вспыхнули яростью, а меня пронизало током от этой близости и от его запаха. Захотелось зажмуриться и вдохнуть полной грудью. Перед глазами все поплыло, бабочки уже не трепещут - они жалят. И я вдруг поняла, что мне нравится это сумасшедшее ощущение, от которого дух захватывает и внутри нарастает нечто мощное, похожее на голод. Там, где его пальцы сжимали мое плечо, начало жечь, а перед глазами проносились картинки, от которых стало нечем дышать.

- Я. Все. Равно. Поеду, - процедила сквозь зубы, не отводя взгляда.

- Поедешь, мать твою.

Согласился он, глядя мне в глаза несколько секунд, а потом, оттолкнувшись от стены, пошел к машине, а я так и осталась стоять, глядя ему вслед. Макс вдруг обернулся ко мне:

- В машину иди. Одно неверное слово - брошу там, нахрен. Можешь не сомневаться.

Наверное, в этот вечер впервые улыбнулась я. Потому что знала точно – не бросит.