Глава 4

- Сам раздевайся, - с ответом. – Или ты для этого меня сюда и затянул?

Вопрос глупый, вовремя нахожусь нацеленный исключительно на то, чтобы Макс фыркнул, брякнув что-то вроде: «Ты не в моём вкусе, детка», - и не пытался играть в доктора.

В конце концов, я просматривала его инсту. Девочки всё как на подбор: длинноногие, с тонкой талией и светлыми волосами до задницы. Как детские печатки из магазина – все одинаковые.

Но совершенно не моё дело, с кем предпочитает спать Макс Янг. Так же, как и не его дело - мои бедро и колено.

- Тая, - начинает он, закатив глаза, - чтобы переспать с женщиной, мне необязательно её тащить в дом друга.

- Макс, чтобы обработать рану, мне не обязательно скидывать штаны перед незнакомым мужиком, - в тон отвечаю я и близко подхожу к нему.

Снова чувствую запах миндаля. Почему-то возникло желание коснуться его окровавленной щеки, словно, чтобы убедиться в том, что кровь – настоящая.

- Тая…

Я забираю перекись и бинт, иду в ванную, искренне надеясь, что планировка тут типичная и мне не придется блуждать по хоромам неведомого Алика.

Макс следует за мной, но, когда дверь ванной закрывается прямо перед его носом, не пытается постучать или войти. Зато я прекрасно слышу, как он ругается на смеси английских и русских слов, при этом русские у него выходят намного задорнее и сочнее.

Джинсы удается стянуть самостоятельно, шиплю как кошка, когда боль возвращается. Беглый осмотр дает понять, что ничего серьёзного не повреждено. Разодрала кожу, получила ушиб. Колено сгибается и разгибается, но подлатать в домашних условиях придется.

Быстро бинтую. Джинсы приходится натягивать испачканные, но застирывать их здесь я не собираюсь. По моим прикидкам, я укладываюсь в предельно короткое время и выхожу из ванной, едва не зашибив дверью Макса.

Кто же знал, что он надумает пройти мимо именно в этот момент?

- Ну как? – спрашивает он.

Я вижу, что он так и не обработал рану. Чайник, что ли, ставил? Мужчины. Порой с ними чертовски сложно, когда дело доходит до лечения. Они не боятся врага, который желает их убить, но могут до последнего опасаться врача, который им хочет помочь. Мы настолько чудовищно разные, что я не исключаю: мы с разных планет. Мужчине никогда не понять женщину. Женщине – мужчину. Только поверхностно и картонно, будто в тёмной зале с огромным экраном красочного фильма. Эффект есть, но чтобы понять, как всё работает, времени слишком мало. Конец. The End. Fin. На выход из зала, пожалуйста, скоро следующий сеанс. Вуаля!

- Нормально, - отвечаю я. – Теперь ты.

- Справлюсь без помощи, - говорит он резче, чем можно было бы в такой ситуации, однако я не слушаю, хватаю его за руку и затаскиваю в ванную.

От неожиданности Макс не сопротивляется. Видимо, никак не предполагал, что девушка, позволившая почти силой привести себя в чужой дом, не будет робко стоять в углу и бояться взглянуть на своего господина.

Не буду.

Никогда тихо не стояла и не собираюсь. С детства приходилось осваивать мужскую профессию, быть в мальчишечьем коллективе и самостоятельно принимать решения.

Я вижу, что янтарные глаза вспыхивают от гнева, но эта искра быстро гаснет, потому что Макс прекрасно понимает: я права. Ворчит что-то про странную писательницу, явно не знает, выставить меня или оставить.

Я складываю руки на груди.

- Не уйду, - сообщаю таким тоном, что он даже замирает. – А то потом скажут, что недоспасла, недосмотрела, и создатель прекрасных татуировок умер в расцвете сил.

На мгновение между его бровями появляется морщинка. Я настораживаюсь, пытаясь понять, что именно его зацепило в сказанном, но в следующую секунду Макс резко поворачивается и рывком включает воду.

Я наблюдаю за всем процессом от начала до конца. Не реагирую, когда мне внезапно весьма тактично указывают на дверь. Потому что Макс, словно шкодливый мальчишка, не делает, как нужно. А ещё он забавно морщится и даже не подозревает, что я вижу его отражение в зеркале.

Умом понимаю, что надо выйти. Но внутри плещется что-то дьявольское и веселое, до ужаса любопытное и не ощутимое под пальцами. То самое, что когда-то бог вложил в женщину, понимая, что ей необязательно иметь чертика на плече, чтобы низвергнуть в бушующее пламя одну мужскую душу или целые государства.

В дверном проеме появляется полосатый кот, обнюхивает мои ноги, переводит вопросительный взгляд на Макса. В одном взгляде этого хвостатого мерзавца больше осознанности и понимания мира, чем в сотнях тысяч фоточек гламурных девочек и мальчиков из «Инстаграма».

В конце концов, я не выдерживаю, делаю шаг к Максу.

- Дай, - говорю отрывисто и хрипло, в этот момент даже не подозревая, что произношу эти слова с интонацией Янга.

Ватный тампон, пропитанный перекисью, оказывается в моих руках. Касается загорелой кожи, стирая уже потемневшую кровь.

Воздух становится вязким. Я чувствую, что Макс напряжён, хоть он и не пошевелил пальцем. Хищник замер. Хищник напряжён. В любой момент готов кинуться и вцепиться в горло.

Жесткие волоски щетины покалывают мои пальцы, жар от кожи обжигает, мне почему-то становится тяжелее дышать.

Макс близко. Я всё ещё помню жесткий захват на своём запястье и не собираюсь забывать его. И взгляд, полный притушенной ярости. И шепот, от которого становилось не по себе.

Я стою в клетке с хищником. Один на один. И адреналин будоражит не хуже, чем алкоголь. Я не знаю реакции этого зверя. Но мне нравится смотреть на него: на сильное гибкое тело, на расцветающие шипами и демонами татуировки на руках и плечах, и на кровь на лицо тоже нравится смотреть.

Кот издает протяжное мяуканье. Макс вздрагивает и переводит взгляд на питомца.

- Пират, ты…

- Так лучше, - сообщаю я, быстро заканчивая начатое. – Теперь нужен ещё лейкопластырь.

- Сразу в мумию. – Он перехватывает мою руку, чуть сощуривает глаза. – Достаточно, доктор Грот, вы сделали всё, что могли. Пациент больше не хочет.

«Ну и дурак», - едва не слетает с моего языка, однако я только пожимаю плечами.

Большой мальчик. Сам разберется.

Аккуратно высвобождаю руку и выхожу в коридор. Пират смотрит на Макса, как на больного. Потом поворачивается и следует за мной. Кажется, на уровне инстинктов чует, что случайно появившаяся в доме женщина может накормить. Ну или хотя бы приласкать совсем не так, как это делают грубые мужланы.

Я присаживаюсь на корточки и начинаю ворковать с Пиратом. Глажу по голове и спине, чешу за ушками. Кот начинает оглушительно мурлыкать, маленький трактор, модель «Полосатый».

- Ну охренеть, - мрачно комментирует происходящее Макс. - Уже и кот меня предал.

Я ничего не говорю, сохраняя невозмутимое выражение лица. Делаю вид, что всё идет так, как запланировано. Хотя на самом деле всё куда проще: я просто понятия не имею, что делать дальше.

Поэтому не особо сопротивляюсь, когда Макс всё решает сам.

- Нужно выпить, - говорит он. – Дезинфекция не только снаружи, но и внутрь.

Изначально хочется запротестовать. Не собираюсь пить… Но Пират нагло тычется в мои колени, требуя ласки, я теряю равновесие. А Макс вовремя оказывается рядом и помогает встать.

Через некоторое время я сижу на чужой кухне, пью кофе с коньяком и смотрю на мужчину, которого ещё совсем недавно готова была размазать по стенке. Фигурально выражаясь. Ибо то, что Макс не слабак, было ясно даже на фотографиях, не то что стоя рядом с ним.

Кофе горчит, коньяк тоже. Но хмель не берет, всё уходит на покрытие эмоций, на успокоение расшатанных нервов. Стресс никуда не ушёл, просто затаился ядовитой змеей, выжидая, когда придет подходящее время, чтобы укусить как можно сильнее.

«Назову какой-нибудь текст «Чаепитие на окровавленных джинсах» и напишу, что по реальным событиям», - мелькает шальная мысль.

Странное название больше привлекает, чем отталкивает. Мой читатель привык, что у меня всё… странное. Непонятное. Заставляющее сломаться шаблон.

- Ты меня нервируешь, - глухо говорит Макс, делая глоток из большой кружки с отколотой ручкой. – Когда так смотришь.

- А как мне ещё смотреть? – интересуюсь я, сдерживая нервный смешок, подкативший к горлу.

- Скромнее, - предлагает он, и я теряю дар речи от возмущения.

Что значит «скромнее»? Это намек, что я его разглядываю словно девочка, никогда не видевшая мужчин?

Уже собираюсь сказать, что и не думала его разглядывать в принципе, как взгляд падает на его руку. Замираю, сделав вдох. Очарованно. Безмолвно. Неподвижно. Разглядываю каждую детальку, каждую линию, переход одного цвета в другой. И вдруг осознаю: это круто. Просто нереально круто. Целый мир, созданный вбитой в кожу краской и тонким чутьем прекрасного.

Я видела мужчин, но никогда так близко – подобные татуировки.

Макс перехватывает мой взгляд. Ничего не говорит. Пауза снова затягивается. Однако в этот раз она не кажется неприятной или вымученной. Она просто есть. Я рассматриваю рисунок, Макс – ждет. Просто ждёт. И даже не ясно, нужны ли ему мои слова.

Но я сейчас об этом не думаю.

- Красиво, - тихо говорю я.

И, кажется, мой голос звучит именно так, как надо, потому что Макс сначала открывает рот, потом закрывает. Чуть хмурится. Потом кивает.

- Спасибо.

- Кто это делал? – спрашиваю.

И тут же сама прекрасно осознаю, что имя мастера мне ничего не скажет. Но нельзя просто не спросить. Эти стебли с шипами будто настоящие. Ещё немного, и можно будет почувствовать, как натягивается кожа, ощутив капли горячей крови.

Мне нестерпимо хочется прикоснуться, провести кончиками пальцев по чернильно-фиолетовому стеблю, однако я приказываю себе этого не делать. Это уже не желание ощутить прекрасное, это уже прикосновение к мужчине, который и так напряжён сверх меры и вряд ли ждёт, что я буду его касаться.

- Эдик, - произносит он как-то отстранённо и задумчиво. – Эдуард Каспийский.

Имя, конечно же, как я и ожидала, ничего не говорит, но от меня не укрывается заминка, с которой он произнес имя мастера. Друг? Знакомый? Или всё же мне показалось, и Макс просто ответил на мой вопрос?

Нетерпеливый звонок мобильного прерывает все расспросы. Успеваю заметить номер Лизаветы, сбрасываю. Одной рукой быстро набираю сообщение, что жива-здорова, всё хорошо, потом расскажу, Верке рассказывать не надо.

Ответ Лизаветы лаконичен до изжоги: «Убью».

Я немного даже ощущаю угрызения совести, но это длится недолго. Лизавета всегда такая. Всё же школьный учитель – это на всю жизнь. А учитель математики – до бесконечности пространства и времени. И мало кому интересно, что уже несколько лет, как Лизавета ушла из школы, оставив своих учеников, и рисует картины. Да, и устраивает выставки.

Мы с ней частично похожи. Обе учились совсем не на тех, кем в итоге стали. Обе выслушивали от родных и друзей заверения, что ничего не получится, не стоит бросать теплое и знакомое место ради мечты в небе.

Они ведь не подозревали, что дорога в небо подкреплена каждодневным трудом над стальной лестницей, с которой можно не только прикоснуться к мечте, но и крепко взять её за руку.

Мечтайте. Делайте.

Только так.

- Никак не успокоятся? – хмыкает Макс. – Я не ем женщин на ужин, даже если холодильник пуст.

Последнее и так понятно, потому что, кроме кофе, на столе и нет ничего. Но это не романтический ужин и не деловое свидание. Просто сглаженная неловкость перед тем, как я уйду. Хотя не исключаю того, что Макс не представляет, что делать со мной дальше, так же, как и я.

- Переживают, - нахожу как можно более нейтральный ответ. – Обычно такого не случается.

- Какого? – невинно уточняет он. – Ты не падаешь под колёса машин или не вытаскиваешь оттуда мужчин?

Допиваю кофе, хмыкаю:

- Увы. Ни того, ни другого. Благодарю за кофе и перекись. Я запомню этот вечер.

- Только прошу не описывать в книгах, - закатывает он глаза. – Хочу сохранить свою невинность в книжном мире.

Ни черта у тебя не выйдет, дорогой.

Но это тебе знать не обязательно.

Успеваю только улыбнуться, потому что снова разрывается мобильный. Хочется уже схватить трубку и рявкнуть на подруг, но на экране неожиданно вижу: «Ляля».

И тут же делается не по себе.