Хранитель равновесия - 3. Охота на чудовище

- Что она сделала? Моя жена… сбежала?

На последнем слове он повысил голос едва заметно, но этого хватило, чтобы джандар дома – немолодой уже, тысячу раз испытанный и верный до мозга костей – упал на колени и ткнулся лицом в ковер прямо перед сапогами Джареддина.

- Виноват, господин! – прохрипел он, пока Джареддин боролся с желанием наступить на эту покорно склоненную голову и услышать совсем другой хрип – уже предсмертный. – Виноват…

Несколько мгновений страшной тишины должны были показаться ему очень долгими, а потом Джареддин мягко, почти ласково уронил одно-единственное слово:

- Рассказывай.

- Клянусь, я не знаю, как это получилось! Я выставил вечерние и ночные посты, господин! - зачастил джандар, не поднимая головы. В этом и не было нужды, Джареддин давно научился отличать ложь не только по взгляду, но и по тончайшим оттенкам голоса. И начальник охраны сейчас был искренен каждым словом, будто уже стоял перед загробным судом на той стороне Бездны. – Охранники все старые, проверенные! Ходили как положено, никто не отлучался, не задерживался. Ничего необычного не видели! В полночь молодая госпожа пожаловалась Шадият на духоту. Велела открыть окно, ударила служанку по голове и сбежала. В ее вещах не хватает одного платья, самого простого! Драгоценности на месте, и наши, и те, что привезли от ир-Даудов. И никаких следов! Утром служанки пришли, чтобы одеть госпожу, и нашли Шадият связанной, а окно в сад открытым. Я сразу послал людей обыскать дом и сад и кинулся к вам. Больше ничего не знаю, господин, душой клянусь!

Его голос все-таки дрогнул, и джандар плотнее припал к ковру, смиренно ожидая кары.

Черно-багровая пелена перед глазами Джареддина дрогнула, он глубоко вдохнул, пытаясь удержать гнев. Что толку казнить этого олуха? Ведь не предал, а просто оказался таким же ослом, как и все остальные. Служанки, охранники… сам Джареддин!

Кровь стучала в висках так горячо и болезненно, что мешала думать. Ярость рвалась наружу, и Джареддин молча подошел к столику возле кровати, взял драгоценную чинскую вазу… Ладони сомкнулись на холодном фарфоре, словно на чьем-то горле, и фарфор под ними поплыл, начал таять… Пару вздохов Джареддин плавил его магией, выпуская нутряное тяжелое бешенство, а потом с размаху грохнул вазу об пол. Пятисотлетнее сокровище жалобно зазвенело, разлетаясь по всей комнате. Белые осколки с алой и золотой росписью вспыхнули на утреннем солнце, заглянувшем в окно. Джареддин наступил на самый крупный, с наслаждением услышав хруст, и бросил взгляд в сторону начальника охраны. Тот замер и затаил дыхание, только плечи мелко дрожали.

- Вставай, - устало, словно схлынувший гнев забрал большую часть сил, велел Джареддин. – Всем охранникам, что дежурили сегодня ночью, по двадцать плетей. Тебе – десять. Служанку не наказывать.

Джандар вспомнил, как дышать. Приподнялся на вытянутых руках и взглянул на Джареддина по-собачьи преданно. В глазах плескались вина и благодарность – равно безмерные.

- Господин милостив… - прошептал он. – Благодарю…

Еще бы не милостив. Другой велел бы снести голову и самому джандару, и безмозглым ишакам из охраны. Только вот тогда ему следовало начать наказание с себя самого. Его Наргис обманула первым. Она оставила рубины ир-Даудов, но вот маленький амулет – простенькая безделица! – наверняка исчез вместе с ней. И возвращения мальчишки, который служит ей джандаром, тоже можно не ждать. О, какой позор! Великого Джареддина провели девушка, что всю жизнь просидела взаперти на женской половине дома, и юнец, бывший невольник! Так стыдно, что почти… сладко.

Он вспомнил каждое слово, сказанное Наргис при нем. Как она улыбалась, как дерзила, как играла взглядами и голосом… Каждый взмах ресниц, что теперь врезался в сердце, словно удар кинжала! Она провела его, как дурака! Как… влюбленного!

Джареддин поискал взглядом, что бы еще разбить, не нашел и вздохнул. До чего же чудесная из нее получится жена! Умная, хитрая, мудрая… И преданная, когда он ее найдет и заставит понять, как сильно она ошибалась! Повернувшись, он посмотрел на джандара, что так и стоял на коленях, но уже выпрямившись и ожидая дальнейших приказаний.

- Пошли гонца в городскую управу, - велел, тщательно обдумывая каждое слово. – Пусть на всех площадях и базарах, в каждой харчевне и чайхане глашатаи кричат о награде за преступника. Пусть вся Харуза ищет Маруди ир-Бехназа и… дорогую рабыню, которую он украл из моего дома.

- Но… - Глаза джандара изумленно расширились, однако он тут же поспешно закивал и выдавил: - Понял, господин.

- Составь описание обоих, - продолжал Джареддин, лихорадочно собирая все, что мог забыть или упустить. – Раздай его глашатаям и городской страже. И на воротах, и тем, кто ходит по городу. Награда за поимку – тысяча золотых, но девушку брать живой и невредимой, чтобы волосок с ее головы не упал.

Да, так будет лучше всего. Из дома ир-Джантари сбежала не молодая жена, покрыв позором и себя, и мужа, а всего лишь рабыня, любимая невольница, которую шахский чародей хочет непременно вернуть. И понятно, почему красоту рабыни при этом нельзя попортить. Если всего лишь за поимку чародей обещает тысячу золотых, страшно подумать, сколько стоит девица на самом деле. При этом каждому понятно, что такую цену она имеет в глазах одного-единственного мужчины, так что беглянку приведут именно к нему, не пытаясь продать кому-то другому. Все правильно. Ну а если мальчишку ненароком пришибут, туда ему и дорога!

- Господин… - осмелился подать голос джандар. – А что, если молодая госпожа просто уехала домой?

- Нет, - уронил Джареддин. – Вернись она домой, мне бы уже сообщили.

А еще есть магический указатель, созданный именно для нее. Он тронул изумруд на цепочке, с которым не расставался с тех пор, как затеял эту опасную и сладкую игру. Изумруд молчал. Ни биения сердца, ни ощущения знакомого места, которое всегда указывало ему, где Наргис. Она прячется. Умело и умно скрывается от него, своего законного мужа! Что ж, за отсрочку со свадьбой она заплатит. Но Джареддин не будет с ней слишком строг. Ведь Наргис подарит ему нечто куда более восхитительное, чем обычные ухаживания, такие скучные и обыденные. Она подарит ему погоню! Жар в крови, азарт охотника, идущего по следу, и – в конце концов! – сладость победы и торжество над пойманной добычей. Изумительный подарок на свадьбу, куда там вышитому поясу! Ни одно приданое с этим не сравнится…

Он даже глаза прикрыл, предвкушая, как поймает беглянку… А потом, вспомнив о покорно ожидающем джандаре, опять вздохнул и добавил совершенно спокойно:

- И скажи всем в доме, что я вырву язык, который сболтнет лишнее. Вместе с душой, которую скормлю демонам. Все, иди.

Джандар содрогнулся, его скуластое лицо мгновенно залила бледность, превратив смуглую кожу в серую. Что случилось с невольником, который однажды рассказал уличному торговцу о порядках в доме ир-Джантари, он помнил прекрасно. Как и все остальные домочадцы. После этого в покоях господина прислуживал немой раб, а крики его предшественника долго снились всем в кошмарах. Джареддин ир-Джантари - лучший господин, какого только можно пожелать. Разумный, справедливый, щедрый и заботливый! Но вызвать его гнев куда страшнее смерти, ведь иногда смерть бывает и милосердной. А господин Джареддин – нет. Начальник охраны сглотнул и посмотрел на фарфоровые осколки, разлетевшиеся по полу. На одном из них, подкатившемся к нему совсем близко, четко виднелись оплавленные следы пальцев.

Вскочив, джандар согнулся в поклоне и попятился из комнаты. Его спину ждали плети от угрюмого джайпурца, личного палача господина, однако начальник охраны искренне считал, что очень легко отделался – за такую-то вину! Джареддин посмотрел ему вслед и потер пальцами занывшие виски. Хорошо Аледдину, никаких тебе страстей, с которыми нужно бороться. Никаких приступов гнева, которые лишь недавно перестали заканчиваться чьей-то смертью. Уже ради этого стоило оказать покровительство Серому Лису. Разумеется, в собственную душу Джареддин его допускать не собирался, но чинский оборотень поразительно много знал о человеческих чувствах. Особенно о темных и тщательно скрываемых. Что ж, ничего странного, он ведь ими питается. Охотнику положено знать добычу и пути, которыми та ходит.

А Серый Лис, лишь однажды став свидетелем вспышки его гнева, смог подсказать, что убивать осужденных преступников и рабов, прикрывая это магическими исследованиями, можно… И все-таки гораздо проще позволить гневу выплеснуться иначе. Разбить что-то, сломать, растоптать.

Джареддин не без сожаления посмотрел на осколки драгоценной вазы. Жаль, и вправду была хороша. Но он должен научиться смирять себя, и это – первый шаг. Лис обещал, что обучит его полному владению собой и поможет накинуть узду на страсти. Чем сильнее слабеет Аледдин, тем сложнее Джареддину справляться с собой! Но он обязан – ради Наргис и будущей семьи, которую она ему подарит. Ради великих целей. Ради права – и долга! – остаться одному из двоих. Матушка сделала верный выбор, и когда ее любимый сын взойдет на вершину власти, он отплатит ей как должно, вернув здоровье. Не сможет сам – все чародеи и целители шахства будут к его услугам. И они станут счастливы – все вместе, великая семья Джантари. Джареддин, его мать, его жена и дети. Так, как и должно было быть с самого начала! Если бы не родился этот…

Внутри снова разрастался гнев, туманя рассудок, и Джареддин облизнул пересохшие губы. Может, все-таки спуститься в лабораторию? Там под надзором Аджани-джайпурца в клетке ждет новый опытный образец – то ли убийца, то ли фальшивомонетчик. Он предназначен для исследования свойств артериальной и венозной крови, но какая разница? Всего лишь одна ничего не значащая жизнь! Взять кнут, велеть Аджани отомкнуть клетку и привязать извивающееся тело к перекладине… Потом будут брызги крови, соленый вкус на губах, сладкая истома облегчения, когда гнев растворится в последнем чужом вздохе… Обреченному все равно умирать, а Джареддину это нужно!

Он помотал головой и заставил себя несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть прохладный утренний воздух. Нет-нет, эта дорога и так завела его слишком глубоко в бездны собственной души! Не стоит идти по ней дальше! Он хозяин своих желаний, а не раб! Да, жертва умрет, но с пользой, став еще одной каплей в сосуде мудрости и знаний великого чародея. Это благая цель…

Дышать стало легче, и Джареддин уверенно улыбнулся своим мыслям, наслаждаясь небольшой, но такой нужной победой. Только тот, кто властвует над собой, может править другими. Только он достоин любви и преклонения. Он, а не… бледная копия, по недоразумению зажившаяся на этом свете! Наверное, пора всерьез об этом задуматься.

* * *

Славный храмовый город Салмина Халиду не понравился. Бывает, что человек наряжается в роскошные одежды, старательно выбирая их и к лицу, и к месту – а из-под шелков несет гнилью, и сразу понимаешь, что не портной такому щеголю нужен, а целитель.

Вот так же было и с Салминой, хотя начиналось недурно – с крепких городских ворот, привычно хмурой стражи, впрочем, не взявшей с путника ни одной лишней монеты, да с площади перед этими самыми воротами. Просторной площади, аккуратно замощенной каменными плитами, дочиста выметенной и безлюдной, хотя прямо перед Халидом в Салмину вошел целый караван из Харузы. Вошел – и будто растворился, как кусок старого меда в горячем чае. Только мелькнул зад последней арбы, да прогудел где-то вдали один из караванных волов. А площадь осталась.

И были на ней непременные лавки – согласно закону пресветлого государя шаха в любом городе их должно строить всего по одному ряду с каждой стороны привратной площади, чтобы сохранить ее середину пустой. И шелестели листьями такие же непременные пыльные чинары вокруг лавок - это уже не по закону, а просто по велению разума, ведь какой купец или ремесленник согласится просидеть весь день под палящим солнцем?

А еще там была кузня, шорная мастерская и уборная – вдруг у кого живот прихватило некстати, и бедняга не может терпеть до постоялого двора. И лавка менялы с положенным знаком над ней – на высоком шесте черно-желтый кусок полотна. И две чайханы – по одной с каждой стороны, точно как во всех городах, прежде виденных Халидом. И можно поставить последнюю монету из кошеля, что хозяева этих заведений честят друг друга мошенниками и отравителями, мастерами варить шурпу из дохлой ослятины и печь пирожки из глины… Все как везде! Но чего-то на этой площади не хватало!

Халид, держа повод Пери, огляделся, пытаясь понять, чего именно, однако тут на него налетела стайка мальчишек. Приплясывая босыми ногами по выщербленным камням, они наперебой завопили:

- Щедрый господин, пожалуйте в харчевню Толстого Исы! Мой хозяин уже жарит вам лучшего барашка! Хозяйка топит баню! Их дочери несут шелковые полотенца, чтобы вытереть вам ноги!

- К нам, к нам, доблестный сын пустыни! У нас вода вкусная, как вино, а вино дешевое, как вода! У нас похлебку ложкой не провернуть от мяса! В лепешках меда столько, что пчелы их уносят в ульи!

- Извольте к нам, господин! У нас лучшие стойла для верблюдов! Кормим свежим сеном, отборным овсом и ячменем! Присмотрим за вашей красавицей как за родной матушкой!

Халид оглядел вопящую толпу, нашел взглядом того, кто кричал про стойла с кормом. Мальчишка лет семи был одет так же просто, как остальные, но выглядел сытым и здоровым. Да и не дурак, если знает, что обещать пустыннику. Возможно, харчевня и правда неплохая.

- Эй ты, веди! – махнул он, и просиявший мальчишка поклонился, а его неудачливые соперники снова разбежались под деревья – дожидаться других путников.

Следуя за важно шагающим провожатым, Халид покинул площадь, но, уже сворачивая на ведущую к ней улицу, не выдержал – оглянулся. Он вдруг понял, что ему показалось таким странным! На площади не было ни одного нищего. Ни единого! Да разве может такое быть в храмовом городе, где паломники подают милостыню направо и налево, замаливая грехи?!

Посулы не обманули, скотный двор в харчевне был просторным и отменно вычищенным, сено – свежим, зерно без жучков. Халид заплатил хозяину за постой для себя и Пери, а потом сунул пару серебряных монет конюху, и тот поклялся, что даже спать станет рядом со стойлом драгоценной верблюдицы, чтобы никто не потревожил ее сон.

Следующие два дня Халид мылся, отсыпался, досыта ел, а вечерами сидел в общем зале, потягивая вино и слушая разговоры. Кроме него, в харчевне еще жили два купца – один из Аккама, второй из Харузы, три джайпурских ремесленника – родные братья, приехавшие помолиться о здоровье матушки, да супружеская пара из Иршаада – у них за целых семь лет после свадьбы не родилось ни одного ребенка… Обычные паломники! И разговоры у них были обычные – в какой храм жертвовать, где самые милосердные жрицы, умеющие лечить наложением рук, кому из дальней родни и знакомых Младшая Сестра помогла, а у кого мольбы так и остались бесплодными. Ну ничего подозрительного!

А еще между прочими пересудами все они удивлялись чистоте, богатству и безопасности Салмины. И чем больше сыпалось похвал тому, как жрицы управляют городом, тем сильнее удивлялся Халид. На третий день он сам отправился гулять по городу. Зашел в главный храм, почтительно пожертвовал богине и, преклонив колени, попросил здоровья приемной матери, если та еще жива. Сердце глухо потянула тоска пополам с виной. За столько лет мог бы хоть весточку отправить. Матушка, наверное, считает, что он пропал в пустыне или как-то иначе сложил голову…

Ладно, первое время после той истории с Шемзи он зализывал раны и прятался в Харузе, как подбитый волк в логове. А потом? Что уж себе-то врать, потом ему было просто стыдно за то, кем он стал. Ни матушка, ни отец не станут гордиться сыном-убийцей, какие бы дорогие подарки он им не слал. А врать, что зарабатывает на жизнь честным трудом, и вовсе не по нему. Умер так умер. Одно радует, у них еще остались родные дети, готовые беречь и лелеять родительскую старость.

А теперь вот Халиду с чего-то пришло на ум, что он, может, был неправ, когда попросту пропал для приемной семьи. Вдруг за эти годы случилась какая-то беда, и его помощь дома не помешала бы?

«Ну и что ты теперь с этим сделаешь? – мрачно спросил он себя вечером в харчевне, подзывая подавальщицу, чтобы заказать еще вина. – Теперь, когда вовсе не принадлежишь себе…»

- Что желает господин?

Вместо крупной бойкой девахи, что разносила тарелки все эти дни, к его столику подбежала совсем другая девушка. Невысокая, тоненькая, круглолицая и кареглазая. Ух, какие красивые глаза у нее были! Огромные, яркие и лучистые, а цвет – как самая спелая вишня. И две толстые косы, что разметались по спине, перехваченные яркими ленточками. Халид окинул девчонку жарким взглядом, как-то сразу вспомнив, что женщины у него не было очень давно. Последний раз он ходил в Дом Удовольствий как раз перед встречей с Раэном, а это было… целую жизнь назад!

- Еще вина принеси, цветочек, - попросил он подавальщицу и нашарил в поясном кошельке золотую монету. – А это тебе. Зайди ко мне вечером, как огни погасят.

- Простите, господин, таким не занимаюсь.

Девчонка шарахнулась от золотого, который Халид попытался сунуть ей в руку, и принялась торопливо сгребать с его стола посуду.

- Что, мало дал? – изумился он.

Это трактирной-то подавальщице?! Да золотой берет девица в приличном Доме, причем за целую ночь. И вытворяет потом такое…

- Сказала же, не надо!

Халид вдруг сообразил, что девчонка просто не разглядела монету! В общем зале не очень-то светло, а он еще выбрал по привычке самый темный угол. Да и вряд ли девушка ожидала увидеть золото, так что, наверное, приняла его за медяк свежей чеканки. Еще, пожалуй, и возмутилась жадностью гостя!

- Да ты глянь поближе, глупышка, - улыбнулся он, ловя девчонку за рукав, пока не сбежала. – Я тебе не медь даю…

- Отпустите!

Вырвав руку, подавальщица глянула гневно и обиженно. Пухлые нежные губы, которым Халид уже успел придумать самое разное применение, дрогнули…

- Эй, ты что творишь?!

Крепкий парень вынырнул из двери, ведущей на кухню, и решительно зашагал к ним. Халид тяжело вздохнул и попытался объяснить:

- Успокойся, уважаемый. Ничего плохого не случилось. Я всего лишь предложил девушке немного подработать. С каких пор девицы в таком месте отказываются от золотой монеты? А если договариваться нужно было с тобой, прости невежу, я в вашем благословенном городе недавний гость. Давай выпьем по стаканчику и решим дело миром. Сколько стоит провести время с этим цветочком?

- Алиша, иди на кухню! – рявкнул парень, и Халид молча выругал себя болваном.

Глаза у парня были точно такого же цвета, как у девчонки, да и лицо круглое, только черты по-мужски жесткие. Брат, наверное, или еще какой родич. Нет, случается, что и братья торгуют сестрами, но смотрят они тогда совсем иначе. Не так, словно очень хочется выхватить нож, да нельзя.

- Это моя сестра, - зло рыкнул парень, подтверждая догадку Халида. – И она не продается. Ты же паломник? Вот и помолись Младшей Сестре, чтобы вернула тебе зрение, раз не можешь отличить продажную девку от порядочной девушки!

- Порядочная девушка – подавальщица в трактире? – усмехнулся Халид. Пожалуй, стоило извиниться, но досада от собственного промаха так и тянула за язык. – Что ж ты привел сестру в такое место, где ее любой перепутает с веселой девицей?

- Не твое дело! – огрызнулся парень, но скулы у него покраснели.

- Господин, мой работник вам докучает?

А это уже появился сам хозяин харчевни, и, увидев его, молодой дуралей напрягся, бросил быстрый отчаянный взгляд сначала на кухонную дверь, куда ускользнула девчонка, потом – на Халида. На хозяина и снова на Халида. В карих глазах, так похожих на глаза Алиши, мелькнула тоскливая усталость, словно он знал все, что сейчас будет, и не ждал ничего хорошего. «Боится, - понял Халид, поймав этот взгляд, и тут же парень опустил глаза, мрачно уставившись на трактирный пол. – То ли потерять работу, то ли за сестру… Ах, нехорошо вышло. Я ведь и правда не хотел дурного. Но кто мог подумать, что трактирная подавальщица…»

- Господин? – Хозяин уже был рядом. Вытирая руки передником, он сурово глянул на работника и тут же заулыбался Халиду. – Не извольте беспокоиться, если этот мальчишка вам надерзил, он будет наказан. Дурная кровь, не из местных. Прибились ко мне в дом, взял из милости, а они теперь меня же позорят перед почтенными гостями!..

- Никакого позора не было, - оборвал его Халид. – Ну что вы, уважаемый, ваши работники отменно воспитаны, сразу видно, кто их учил. Это я ошибся. Наверное, выпил слишком много вашего прекрасного вина.

Он развел руками, всем видом показывая, как сожалеет. Хозяин посопел недоверчиво, но раз уж гость не выказал никакой обиды, его взгляд смягчился.

- Делом займись, - буркнул он парню. – Котлы в бане набери, почтенные гости наверняка захотят освежиться на ночь. У-у-у, бездельник, сын греха и внук порока! И сестра у тебя такая же! Скажи, что если станет вертеть юбкой перед гостями, я ее выгоню, как паршивую собачонку. У меня здесь приличное место, а не притон какой-нибудь!

Все это, разумеется, предназначалось для Халида. Парень краснел все сильнее, но покорно стоял, уставившись в пол, хотя жар стыда и гнева залил у него не только щеки, но и шею в вороте грубой рубахи. Халид поморщился, злясь уже всерьез. Ну сказали же тебе, бурдюк ты с прорехой, что гость не обижен! А теперь можно поставить Ласточку против ржавой подковы, что Алиша и ее брат не забудут оскорбления.

- Я бы и правда сходил в баню, - снова прервал он хозяина. – Пусть этот достойный юноша займется своими обязанностями, а вы, почтенный, присядьте, если заботы позволяют. Прошу, расскажите мне про ваш прекрасный город. Как это так получилось, что Салмина стала жемчужиной среди бисера и орлицей меж перепелок? Никогда не видел, чтобы в городе был такой порядок…

Он бросил красноречивый взгляд на брата Алиши – а красивое имя у девчонки! – и тот наконец-то сообразил исчезнуть. Однако хозяин тоже почему-то не торопился воздавать хвалы Салмине.

- Все милостью Богини, господин, - проговорил он торопливо. – И величием нашего пресветлого государя. Вы меня простите, надо за пирогами приглядеть! И за жарким, да, за жарким! Эти бездельники без меня никак работать не хотят!

Снова суетливо вытерев руки передником, хозяин поспешил в сторону кухни, и Халид задумчиво посмотрел ему вслед. Про чудовище, сколько он ни прислушивался, ни здесь, ни в городе никто слова не обронил, но что-то нечисто со славным городом Салминой. Гнильем здесь так и веет… По городу ни одного нищего, только возле храмов сидят, и то их куда меньше обычного. Не видно праздно шатающихся гуляк, никто не треплет языком. Странно… А он еще и девчонку зря обидел, что ж за день такой неудачный? Надо будет завтра купить на базаре сладостей, отнести ей да попросить прощения. И найти какой-нибудь Дом Удовольствия неподалеку, а то перед глазами так и стоит стройная фигурка в светлой кофточке и цветастой юбке – вот вроде ничего особенного, но жаром от нее так и веет. Конечно, это воздержание виновато, что же еще!