Глава 4

Несколько часов работы прошли в суете, я больше не обращала внимания на слова и издевки бывших одноклассников. Понимая, что если сорвусь, то получу очередной выговор от Фатимы и Захира за то, что плохо обслуживаю и грублю клиентам.

Хотелось стать глухой и немой, чтоб ничего не слышать, а лучше – бесчувственной куклой без любых эмоций. Работа загружала и отвлекала, Понкратов, Зорина и их друзья заказали шашлык, забрали заказ, заплатили, даже оставив чаевые – десять рублей. Все отнесла и положила в кассу, ничего мне от них не нужно.

Потом наехал народ, духота стояла невыносимая, старенький кондиционер не справлялся, а под конец дня совсем заглох. Пришлось открыть все окна, но с дороги летела пыль, а запах топлива с заправки был тошнотворным.

– Лиана, подойди ко мне.

Захир позвал спокойным тоном, но я все равно стала перебирать в памяти, что могла вновь сделать не так за последние часы.

– Да, – утираю пот со лба, футболка прилипла к спине, но хорошо хоть поела, успев на кухне перехватить нетронутый кем-то салат и котлету.

– Ты завтра выходная, так?

– Да.

– Но если хочешь хорошо заработать, приходи к вечеру.

– Вы о чем?

Захир смотрел маленькими черными глазками. Облизал полные губы, сложил руки на выпирающем животе.

– Тебе не нужны деньги?

– Нужны, но я понимаю, что вам от меня надо, я не проститутка и не с кем трахаться не буду, я не проститутка.

Почему у большинства четкое определение, что все получается и все покупается? И я это не о материальном, я о душе, теле.

– Почему сразу проститутка, ты красивая девушка и можешь немного помочь старику Захиру, а я в долгу не останусь, я все для тебя сделаю и все забуду.

– Что? Помочь? Я не понимаю вас.

Мужчина оказался слишком близко, пахнуло потом и терпким парфюмом. Я снова оказалась прижата к той самой стене коридора. Но сейчас его руки не лапали, а вот взгляд и тон изменился, стал жестче.

– Ты придешь, завтра вечером в мотель и станешь убирать один из номеров, а когда в него зайдет человек, ты сделаешь все, что он попросит. Абсолютно все. И прежде чем ты сейчас начнешь говорить, что ты не такая, и лить слезы, я напомню, сколько ты должна мне.

– Я… я должна?

То ли жара, то ли я на самом деле совсем ничего не понимаю, но я ничего никому не должна.

– Да, ты, маленькая сучка, должна мне двадцать тысяч.

– Двадцать? Как? За что?

– За тот коньяк для моего уважаемого гостя, что ты разбила сегодня, это я еще не говорю о том, что ты постоянно таскаешь с кухни еду.

– Это были объедки, они пошли бы на выброс или на корм вашим баранам. Я ничего не воровала, никогда.

Снова слезы, снова душит обида.

– Я же сказала, что отработаю за коньяк.

– Да, поэтому я отнял его стоимость из того, что ты заработала за две недели, и всю еду.

– Да какое вы имеете право? Это несправедливо.

Мой голос переходит на шепот, становиться нечем дышать, я так рассчитывала на эти деньги, а получается, что ничего не будет, и я еще осталась должна.

Хватка становится сильнее, Захир плотнее прижимается, а мне кажется, этот ужасный день не кончится никогда.

– Я попробую тебя попозже, когда ты станешь более покладистой, не люблю строптивых кобылок, но мне так нужно задобрить одного человека, и ты это сделаешь. Ты будешь послушной, а за это я не только прощу все долги, но и заплачу сверху.

– Нет.

– Нет? А как ты хочешь все отработать? Мыть полы и носить поднос с едой? Думала, Захир такой добрый, и он не найдет любую девку вроде тебя, которая станет это все делать, а еще будет более благодарной?

– Я не буду ни с кем спать, я не проститутка и не шлюха.

Этот человек не понимает слов, для него все женщины городка низшего сорта, все продаются. Он в чем-то прав, у заправки и кафе таких много, ночные бабочки, торгующие своим телом круглые сутки, за триста рублей сделает минет, а за чуть больше – что угодно.

– Ты, девочка, подумай, а завтра в шесть приходи. Отработаешь долг, получишь свои заработанные деньги, и я ничего отнимать не стану.

Последние слова были сказаны с такой издевкой и уверенностью в том, что я приду.

Значит, цена моего времени, проведенного с неким человеком, которого Захир хочет задобрить и преподнести меня в качестве презента, пятнадцать тысяч рублей.

Цена моей невинности. Моей чести и моральных принципов.

Оттолкнула мужчину, тут же закричала Фатима, за открытыми окнами послышался дикий шум, словно подъехало сразу несколько мотоциклов. Громкие голоса, смех, мат. Байкеры. Хуже озабоченных дальнобойщиков только они.

– Иди, работай, до конца смены еще три часа.

Ничего не ответила, сцепив зубы, ушла в зал. Будь он проклят, старый извращенец. Пусть подавится своими деньгами, что-нибудь придумаю, как-нибудь протяну.

Пересчитала спрятанные в кармане фартука чаевые, всего триста семьдесят рублей в сумочке еще двести, хватит на маршрутку, пачку дешевых сосисок и хлеб. А завтра будет новый день, и я обязательно что-то придумаю.

Отключив голову, просто работала: подавала, убирала, выслушивала отвратительные комплименты. Потом мыла зал, выносила мусор, не заметила, как уже стемнело, а последний автобус уходит в десять. Бросив фартук, забрав сумку и ветровку, даже не попрощавшись с Фатимой, побежала на остановку и не успела.

Впору было разрыдаться снова, но прикусив губу, запретила себе это делать. Ловить попутку страшно, идти вдоль трассы десять километров еще страшнее.

– Господи, ну почему мне так не везет? Скажи, почему? Зачем ты забрал маму?

Подняв голову к небу, которое после дневного зноя было темно-синим с яркими звездами, не заметила, как по вискам вновь потекли слезы. Надо что-то менять в жизни, само ничего не произойдет. Просто взять и уехать в другой город, найти работу там, пусть и без образования, но есть организации, что предоставляют жилье.

Размышляя, все-таки пошла вдоль дороги, оставаться на остановке смысла нет, а проситься переночевать в кафе или в мотеле мне не позволит гордость после того, что было. Обняв себя руками, ускорила шаг, постоянно шарахаясь в сторону от проезжающих машин.

До поворота на город можно дойти за полтора часа, посмотрела на дисплей телефона – почти одиннадцать, сердце часто забилось, когда с ревом мимо пронесся автомобиль.

Ноги гудели от усталости, хотелось просто сесть, закрыть глаза и заснуть на сутки. Спрятаться, убежать, укрыться от всех, как это было в детстве и школе, не попадаться на глаза, жить в своем мире, в котором я была не одинока, была еще музыка.

Она спасала, давала силы и надежду, она была моей душой. А когда пальцы касались клавиш пианино, я была самой счастливой на земле.

– Эй, крошка! Подвезти?

Снова испуганно вздрогнула, отошла в сторону, обняла себя крепче.

– Нет, спасибо, не стоит, – мой голос теряется в шуме дороге.

– Устинова, ты, что ли? Ты чего гуляешь по трассе? В проститутки подалась?

Развернулась; черный автомобиль, открытое стекло, парень с короткой стрижкой и тлеющей сигаретой в зубах.

Это был мой сосед – Гена. Отчего-то вздохнула с облегчением, но напряжение все равно не отпускало.

– Чалый, ну что там? Грузи девку, и поехали, Серый ждет.

– Да заткнись ты, Жэка. Устинова, ты чего на трассе-то делаешь?

– На автобус опоздала, домой иду.

– Так садись, мы подкинем.

Гена выбросил сигарету, сплюнул, улыбнулся, показывая звериный оскал улыбки. Не знаю отчего, но было сомнение, всего крошечная капля, сделала шаг, потом второй.

Но это ведь сосед Гена, я знаю его с десяти лет, он, конечно, не совсем дружит с законом, но либо мне идти до дома по ночной дороге еще час или два, либо доехать за двадцать минут, предложение заманчивое.

– Давай прыгай, Лианка, ну чего ты жмешься, не нервируй Жирного. Да не трону я тебя, не ссы, а то могут и тебя утром найти в кустах, как мать.