Глава 2

Прийти в себя было невыносимо трудно. Выползти из непроглядной тьмы, душной, тяжелой, в которой катастрофически не хватало воздуха; да просто открыть глаза. Ясно чувствовалась только боль в правой ноге, будто из нее вырвали кусок мяса; а под спиной что-то очень похожее на кровать, с матрасом и даже простынями. В старом лесном домике вместо постели были шкуры, оставшиеся от прежнего хозяина и перенесенные поближе к очагу. Кровать давным-давно была пущена на более полезные цели — растопку камина и латание дыр в крыше.

Точно, у него же был дом. И непрошеные гости, которых он…

Голова едва не раскололась от боли, стоило вспомнить вчерашний день. Или не вчерашний — Себастьян не уверен. В его случае верить своим ощущениям было бы распоследней глупостью.

Разлепить глаза всё же получилось. По ним тут же резанул яркий, неестественно-голубоватый свет. Он дернул руками в попытке закрыть лицо и тут же ощутил, что едва может шевелить ими. На запястьях глухо звякнули наручники, тяжелые, очень… мерзкие. Они словно забирали у него нечто важное.

Себастьян прислушался к ощущениям. Бешеная магия сейчас замерла где-то глубоко внутри, огрызалась едва слышно и очень хотела добраться до железных оков. В любое другое время он бы благодарил всех богов за избавление от проклятого дара. Сейчас же, глядя на голые каменные стены, зарешеченное окно и странную дверь из матового стекла, от которой веяло чужеродной силой, хотелось снова почувствовать свою магию. Пугающую, жуткую, ненавистную, но способную защитить в случае чего.

Растерзать всех, кого сочтет врагами.

Те, кто пришел в его дом прохладным осенним вечером, друзьями не были точно. Себастьян не успел их даже увидеть, как в голову непрекращающимся гомоном ворвались чужие голоса. Громкие, злые, говорящие о смерти, охоте, огне и тьме.

Как будто они что-то понимали в тьме.

Он хотел сбежать. Честно, хотел. Но прежде чем успел даже подумать о задней двери, через которую можно было незаметно выйти и скрыться в чаще леса, боль в голове стала невыносимой. И Себастьян не выдержал. Он помнил, как закричал; затем магия взяла над ним верх. Сорвалась, заглушила всё, загородила собой и стала избавляться от тех, кто посмел навредить ее хозяину.

«Я разберусь», — услышал он, прежде чем провалиться в темноту собственных мыслей.

Убивать тех людей Себастьян не хотел. Но у того чудовища, что жило внутри него, было другое мнение. Оно жаждало крови, хотело наблюдать, как лопаются капилляры в их глазах, как корчит тела в предсмертных муках. Ему оставалось только смотреть и чувствовать чужое, не свое удовлетворение от представшего зрелища.

Чьим — его или монстра — было желание бежать, он не помнил. Скорее всего, общим. Иногда Себастьяну удавалось договориться со своей… темной стороной. Увы, идея была хуже некуда. Он не сразу понял, что бежит уже не по лесу, а по мощеной улочке; в голове с прежней силой зазвучали чужие голоса. Так много и так громко, что даже выпущенная на волю магия не смогла отгородить его.

Перед глазами полыхало красным, чудовище бесновалось, и теперь уже сам Себастьян желал им всем смерти. Он хотел, чтобы они все замолчали, чтобы голова перестала болеть, чтобы огонь прекратил гореть так ярко…

И всё прекратилось. По ногам ударило что-то тяжелое, а в тело впились сотни ярких разноцветных искр. Тьма попыталась защитить, встать на их пути, но истончилась под десятком вспышек, взвыла как раненый зверь и, словно извинившись, спряталась внутри. Что было дальше, Себастьян практически не помнил. Чувствовал, как голову сжимает невидимый обруч, сбросить который казалось необходимостью; давился страхом, слышал незнакомый мужской голос, на удивление спокойный, пытающийся в чём-то убедить. Кажется, ему это удалось — больше трупов Себастьян припомнить не мог, лишь тишину и то, что ему стало немного легче.

Для верности он снова оглядел камеру — ни тел, ни крови на полу, одни голые стены, а в качестве компании — собственная сила, скребущаяся внутри. Ей хотелось выбраться. Себастьян же не мог решить, хочет ли он, чтобы у нее это получилось.

«Иначе ты снова станешь чьим-нибудь… экспериментом», — напомнил внутренний голос. Ехидно, но участливо.

«Нет».

Он дернул руками в тяжелых наручниках. Замок можно открыть либо ключом, либо отмычками. Ни того, ни другого, понятное дело, нет, да и во взламывании Себастьян не силён.

«Ты ни в чём не силён», — послышалось недовольное ворчание.

«Мог бы и помочь».

Смешок, раздавшийся в ушах, был слишком реальным.

Себастьян прикрыл глаза, позволяя силе перетечь в руки. Пальцы сами собой нащупали нити чужих заклинаний, переплетенные между собой причудливым узором. И знакомые. Их можно расплести; нужно только найти одну, самую главную, потянуть и разрушить магический рисунок. Ну или хотя бы ослабить действие заклинания.

«Зануда».

Терпение никогда не было добродетелью его монстра. Если подумать, их у него нет вообще… добродетелей. Сила рванула вперед, разрывая нити одну за другой, отчего кожу на запястьях кололо нестерпимо, в голову словно втыкали иглы.

«Терпи».

Можно подумать, у него есть другие варианты. Тем более откуда-то снаружи раздавались голоса, снова не обещающие ничего хорошего. Только неуверенное «мы попробуем», многозначительное «очень силен» и уже знакомое обещание смерти. Всё это Себастьян слышал уже не раз. И никогда подобные речи не заканчивались хорошо для него.

Последняя нить заклинания лопнула как раз в тот момент, когда стеклянная дверь распахнулась. Снова стало громко, так, что захотелось зажать уши, закрыться и спрятаться хотя бы под одеяло. Но запястья по-прежнему сдавливали наручники, да и просто двигаться было трудно из-за больной ноги.

«Я разберусь?» — уже вопросительно поинтересовался голос.

Себастьян почувствовал себя невероятно уставшим. От борьбы с самим собой, со своей магией, с проклятыми наручниками и с чужими мыслями в голове. Они, кстати, стихли, едва закрылась дверь. Не до конца, но к шуму в ушах он успел привыкнуть и умел его игнорировать. Почти всегда.

«А если они хотят помочь?»

«Родерик тоже хотел».

Ах да, Родерик… Тот, кто обещал помощь, но в итоге ломал его несколько месяцев, взращивая в нём монстра. Что ж, у него получилось.

«Делай что хочешь».

Монстр довольно ухмыльнулся.

Вошедшим оказался мужчина — средних лет, хорошо одетый и… неправильный. Рядом с ним тихо, будто в светловолосой голове нет ни одной мысли. Вместо неё — глухая стена и отголосок непонятных эмоций. Себастьян посмотрел на него удивленно, монстр же разглядывал с любопытством.

— Что ж, вижу, ты пришел в себя. Это хорошо, — незнакомец махнул рукой. К нему сам собой, по волшебству придвинулся стул, на который он уселся, закинув ногу на ногу. — Дурить не будешь?

Под дуростью, очевидно, понималась его магия.

— Не обещаю, — с трудом откашлявшись — в горло будто песка насыпали — прохрипел Себастьян.

— Очень жаль, — в ровном голосе послышалась угроза. Монстр напрягся тут же, как и сам Себастьян — он не любил, когда ему угрожают. — Что ж, спасибо и на этом. Не делай глупостей, и всё закончится мирно. Обещаю.

«И ты ему веришь?»

Вот уж нет. Просто немного интересно узнать, почему рядом с этим человеком так тихо.

— Как вы это делаете?

— Что именно? — уточнил мужчина, улыбаясь так благостно, что сразу стало очевидно — он прекрасно понимает, о чём речь. Всё же Себастьян, озадаченно хмурясь, пояснил:

— Вас… я не слышу. Почему?

— Ты меня не слышишь, потому что я маг-менталист — такой же, как и ты, — и способен защититься от любого ментального воздействия. А вот ты, к сожалению, не способен это воздействие контролировать. И это не твоя вина, — заверили его. — Изначально никто не способен. Этому учатся многие годы, а тебя не учили вообще ничему. Или я ошибаюсь? — взгляд мужчины сделался неприятно-пронзительным, словно он в чём-то подозревал их… то есть, конечно, одного Себастьяна. Монстра этот маг-менталист, несмотря на свою многомудрую физиономию, явно в упор не замечал.

А зря. Потому что тот его как раз заметил. И очень хотел проверить, так ли хорош этот маг, как о себе мнит.

— Кое-чему научили, — вкрадчиво отозвался монстр, прежде чем Себастьян смог его остановить. — Хотите проверить?

Мужчина издевательски вскинул брови, такие же белесые, как наспех зализанная шевелюра.

— Дитя мое, я ведь старше втрое, а то и вчетверо, — надо же, а с виду можно дать лет сорок, и то с натяжкой, — и цыплятки вроде тебя мне годятся лишь на завтрак, обед и ужин. Не надо дергаться; прибью махом, ты и не заметишь.

Себастьян видел — или нет, скорее ощущал, — как монстр зло сощурился и принялся хищно раздувать ноздри, достаточно безумный, чтобы проверить, кто кого прибьет.

«Вечно ты не туда смотришь, олух!» — прошипели в самое ухо. (Ну… нет конечно, ведь у них с кровожадным засранцем на двоих одно тело и одна же пара ушей.) Себастьян виновато моргнул — он и впрямь просмотрел, как манерный белобрысый трепач вторгся в его сознание.

«Ты тут лишний», — уже не ему, а чужаку в его голове.

Сила затопила его полностью — густая, темная, душная, и даже те крохи человечности, которые еще оставались в самом Себастьяне, отсутствовали в ней напрочь. Незнакомо ей было понимание, а такие эмоции, как удивление и недоумение, вовсе были чужды. А в незнакомце сейчас царили именно они. Ну и злость, конечно же — кому понравится, когда на тебя нападает какой-то сумасшедший?

— Прекрати! — закричал Себастьян. То ли про себя, то ли вслух — он не был уверен.

Куда там — монстру нравилось то, что он делает. Причинять боль, ломать чужое сознание и волю… И даже то, что сейчас у него это не слишком получалось, не волновало.

Лучше умереть, чем быть ничтожеством. Кажется, так Родерик говорил… Пафосный мудак.

— Послушай… послушай! — белобрысый маг (тоже мудак, но уже не такой пафосный) уже почти орал, однако голос его доносился как сквозь толщу воды. — Послушай меня… мы могли убить тебя ещё там, в лесу. Легче легкого! Но не убили. Я не наврежу тебе; я помочь хочу!

Куда там — монстр чувствовал исходящую от мага злость, Себастьян же не верил ни единому слову. Хотел бы, но слишком хорошо знал, чем это кончается. Он проваливался во тьму собственных воспоминаний, в жажду смерти и крови. Всё, что он мог сказать, прежде чем утонуть во всем этом, — короткое «Я не могу».

Кажется, наручники с его запястий всё же сдернули, волос коснулась тяжелая рука, после чего, наконец, наступила тишина.