Глава 1 Нежданные перемены. Часть 2

Если вопрос встанет ребром – уезжать с ними или остаться здесь одной – что я выберу? Можно сколько угодно разводить браваду и кричать о том, что я взрослый самостоятельный человек, но я никогда не уезжала из дома больше чем на два дня, и просто-напросто не представляю свою жизнь без них. А вдруг они укатят куда-нибудь в Америку? Как часто мы сможем видеться? Достаточно ли будет общения через скайп или по телефону? Что-то не уверена я. И вообще, что меня здесь держит? Институт? Так всего-то несколько лет отучилась, поступлю ещё куда-нибудь. Парня у меня нет. Подруги? Те, по кому скучаю и так далеко, а остальные…

Так, в размышлениях и добрела до своей комнаты, плюхнулась в кресло и задумалась на новую тему: что мне нужно и что дорого? Если мы сюда не вернёмся, то… то хочется забрать всё!

Не моя вина в том, что едва ли не каждая вещь является памятной. Не могу я вычеркнуть из своей жизни воспоминания. Есть такие люди, которые с лёгкостью расстаются с вещами, но эта песня явно не про меня. Ведь эту мягкую игрушку подарила мне на память подруга как раз накануне отъезда её семьи в штаты семь лет назад. А эту шкатулку мы с ней же закапывали в парке под нашим любимым деревом, договорившись на двадцатилетие, а у нас день рождения в один день, достать её и прочесть свои желания десятилетней давности. Она так и не смогла приехать, но я не забыла обещания, и теперь храню шкатулочку как память о нашем детстве…

Вскоре все имеющиеся у меня в наличие сумочки, рюкзачки и чемоданчики оказались заполнены. Закончив со сборами, вышла на кухню. Отец по-прежнему сидел за столом. Содержимое бутылки уполовинилось, пепельница заполнилась бычками. Из их с мамой комнаты доносилась какая-то приятная мелодия, а возле посудомоечной машины скопилась кучка грязной посуды, что вообще для нашего дома было великой невидалью. В прошлый раз я настолько была шокирована, что даже не обратила внимания на это.

Налив себе чаю, накромсала бутербродов и уселась напротив отца, который меня будто бы не замечал даже.

– Па-а-ап, что происходит? – решила я вновь попытать счастья.

– Трындец, – отвечает. – Полный трындец.

М-да уж. Весьма информативно, ничего не скажешь. Дожевав остатки, поставила кружку в раковину, добавив ещё один штрих в картину царящего на кухне беспорядка, и поплелась к себе.

Всё это действительно странно. Ведь папа весьма преуспевающий бизнесмен, и нужды в деньгах нет, но мать всё равно работает. И не в какой-нибудь научной или экономической области, а приходящей уборщицей! Ну или домработницей, если для кого-то это слово звучит приятнее, хотя сути это не меняет.

Отец нередко краснеет перед коллегами по бизнесу, когда всплывает эта неприглядная сторона нашей семейной жизни. Я выкручиваюсь перед друзьями и вру по-чёрному, лишь бы не говорить правды. И – да, мне стыдно. По-моему – это работа для не имеющих образования приезжих или желающих разжиться лишней копейкой пенсионеров. Но мы не нуждаемся в деньгах! И папины связи позволяют ей занять любую должность в ряде крупнейших компаний города, но мама не желает даже слышать о смене сферы деятельности.

Что удивительно, она умудряется не только обслуживать больше десяти весьма состоятельных семей, имеющих в своём распоряжении нехилые хоромы, но и содержит в идеальном порядке нашу двухсотпятидесятиметровую квартиру! Да ещё успевает сготовить завтрак, обед и ужин, и… никакой усталости! Откуда у неё столько сил и энергии? Прямо как тот зайчик из рекламы батареек. Я в свои двадцать и половину такой нагрузки не выдержала бы. Да что там половина? Мне бы четвертой части хватило, чтобы после первого же дня трудов праведных благополучно склеить ласты даже не доползя до родного дома.

А главное, что в свои, пусть и неполные, сорок пять она прекрасно выглядит! Идеальная фигура, миловидное личико двадцатилетней девчонки с горящими энтузиазмом ярко-зелёными глазами, шикарная грива шелковистых каштановых волос без единой сединки. Когда мы выходим вместе на улицу, с нами парни норовят познакомиться. Им и в голову не приходит, что мы мать и дочь. В этом плане я ей искренне завидую, на что мама отмахивается – мол, это наследственное, и я буду выглядеть так же. Хотелось бы верить. Жаль, что ни бабушку, ни дедушку по её линии я так никогда и не видела. Почему-то у мамы даже фотографий их нет.

Когда чего-то ждёшь, время, как назло, тянется мучительно долго. Вот и маюсь, не находя себе места в непривычно опустевшей комнате. Нет больше фотографий на стене, и все фигурки, ещё недавно стоявшие на полочках, теперь затаились где-то в недрах одной из сумок. Ноутбук, диктофон… Без всех этих мелочей комната потеряла жилой вид, будто стоишь в мебельном магазине, всё вроде и расставлено гармонично, а чего-то не хватает. Музыку бы послушать или книжку почитать, но всё упаковано. Руки так и тянутся к телефону. Так и подмывает позвонить подругам, попрощаться. Но что им сказать? Куда мы собираемся? Почему столь поспешно?..

Ночью никак не могла заснуть. О каком сне может идти речь, если вокруг сплошные непонятки, и голова разваливается от всевозможных догадок и предположений? Хочется пить, но как назло к отцу кто-то пришёл, и они, вопреки обыкновению, заперлись не в кабинете, а на кухне. Устав ждать, решила налить себе чаю. Выхожу из комнаты, и слух улавливает обрывок фразы:

– …дарственную с отсрочкой в десять… нет, в пятнадцать лет, – услышала я голос отца и даже споткнулась на ровном месте.

Ничего не понимаю. Если мы уезжаем навсегда или на столь долгий срок, то не проще ли её продать или сдать в конце концов? Денег у нас достаточно, конечно, но лишние-то не помешают…

– А что с ней будет до тех пор? – донёсся до меня голос папиного товарища, по совместительству являющегося его партнёром по бизнесу.

– Пусть стоит. Думаю, ты в состоянии оплачивать коммунальные платежи за счёт тех десяти процентов акций? – как-то хрипловато отозвался отец.

– Да уж, умеешь ты убедить, – отозвался гость. – Ты уверен, что с тобой невозможно будет связаться? Я к тому… что делать, если доверенность истечёт, а ты не появишься?

Заставив меня вздрогнуть от неожиданности, дверь родительской комнаты слегка приоткрылась. Боясь, что мама застанет меня за подслушиванием, я прошмыгнула в туалет. Здесь, как оказалось, слышимость была ещё лучше, нежели в коридоре.

– Ой не смеши, – отозвался тем временем отец. – Не мне тебя учить как дела делаются. Вон с Иванычем новую состряпаете и заверите за меня. Надеюсь, обойдётся без подстав.

– А долю твою куда?

– Как всегда – на счёт в банке, – ответил отец. – Хватит уже лясы точить, оформляй Иваныч, да пора вам и честь знать. Без обид, но мне ещё собираться надо.

Дальнейшее меня уже не особо интересовало. Для приличия нажав на смыв, я с самым честным выражением лица зашла на кухню и, поздоровавшись с притихшими при моём появлении гостями, щёлкнула кнопочкой электрочайника, одновременно незаметно оглядываясь по сторонам.

Что удивительно – ничто не напоминало о минувшем беспорядке. Видимо, мама всё же выкроила время и убралась. Вот только на столе всё так же стояли почти пустая бутылка и полная бычков пепельница, вокруг которых возвышались целые кипы каких-то бумаг.

Налив в свою любимою кружечку чай, пошла к себе. Кстати, надо её тоже забрать. Итак, что всё это может означать? Отец сказал, что с ним нельзя будет связаться. И он не продаёт квартиру, а отписывает на неё дарственную, пусть и хитрую, согласно которой право собственности перейдёт к новому владельцу лишь через пятнадцать лет. Да ещё и десять процентов акций их компании отлистал своему компаньону с кажущейся лёгкостью. То есть там, куда мы едем деньги вообще не нужны будут?

До утра так и прокрутилась в кровати, думая, думая и ещё раз думая, но так ничего и не поняла. В итоге самочувствие было препротивнейшее: голова болит, всё бесит, ещё и осознание того, что вот-вот узнаю нечто-то очень важное, не даёт покоя.

– Лиска, – позвала заглянувшая в мою комнату мама. – Все свои вещи в гостевую переноси.

Вообще-то меня Алесей зовут, вернее, по паспорту Алесандрой, но мама с детства кличет меня лисёнком на разные лады. Так и хочется съязвить на тему: «Зачем тащить чемоданы в гостевую, если потом придётся их обратно в коридор волочить?» Но ругаться не хотелось, да и просто-напросто не было сил. Ну и ладно, надеюсь, скоро все непонятки, от которых мозг уже закипать начинает, закончатся, и всё встанет на свои места.

И вот всё наше немногочисленное семейство в сборе. Отец, несмотря на ночную попойку, абсолютно трезв, но по-прежнему не особо-то реагирует на что-либо, явно пребывая в крайней степени растерянности, странно, что с ночными посетителями он общался вполне нормально. Мама мечется от чемодана к чемодану прицепляя к ним картонные бирки с нарисованными на них фломастером буквами, судя по всему, обозначающими наши имена.

Когда стрелки на часах достигли ровно девяти часов в комнате раздался хлопок и… я протёрла глаза надеясь избавиться от наваждения, но, увы, ничего не изменилось: посреди гостевой стоял тот самый мужик, что вчера лобызал мамины ручки.

– Вы готовы, фаам Иола? – бросив мимолётный взгляд на нас с отцом и слегка поклонившись матери, поинтересовался неведомо откуда появившийся гость, а я озадаченно уставилась на маму:

– Фаам? – повторила я непонятное для меня обращение.

– Да, – так же слегка склонив голову в ответ, молвила мать, и было видно, что она сгорает от нетерпения, в мою сторону она лишь махнула рукой, мол, всё потом.