Глава третья. Наследницы рода Виленто

Надежду на то, что наследницы рода однажды придут в себя и исцелятся от своей загадочной болезни, Тристобаль Виленто потерял много лет назад. Это поначалу еще все казалось, что вот-вот, в конце концов, все дети развиваются по-разному, и если уделить чуть больше внимания, пригласить самых лучших специалистов...

Но ничего не менялось. И тогда, когда девочкам было по три года, и когда им исполнилось пять… и когда им стало уже тринадцать.

Все началось практически сразу после рождения близнецов. Счастливые родители успели порадоваться двойне, а целители после осмотра постановили, что дети полностью здоровы.

Но очень скоро стало ясно: что-то не так. Младенцы не плакали и не кричали, требуя покормить их или сменить пеленки. Ели, если их прикладывали к груди кормилицы, но сами никак не давали знать, что голодны, а испачканные пеленки их как будто просто не беспокоили. Как и вообще что бы то ни было вокруг. Более того – они почти не двигались.

Потом стало ясно, что девочки не станут сами учиться ни вставать, ни делать первые шаги. Тисс и тиссе Виленто наняли целый штат нянек, которые бесконечно занимались с малышками, обучая их тому, что большинство детей осваивают самостоятельно. Кое-какие успехи были: по крайней мере, в конце концов Ада и Ида научились ходить. Они покорно вставали, если взять их за руку и потянуть. Но никогда не делали этого по собственной инициативе. Никогда ничем вокруг не интересовались. И так и не научились разговаривать. Если никто их не трогал, они просто лежали неподвижно, глядя в одну точку перед собой.

Родовой дар старшей крови проснулся вовремя – на всякий случай было решено его замкнуть, хотя настоящей необходимости в этом и не было: девочки все равно не проявляли никаких эмоций.

Целители разводили руками: физически обе юные тиссе Виленто полностью здоровы. Просто в них нет ни искры разума или воли. И появятся ли они хоть когда-нибудь – знают только древние боги. Надежды с каждым годом оставалось все меньше – пока она не истаяла совсем. И что с этим делать, тисс Тристобаль так и не смог решить даже для себя, малодушно откладывая этот вопрос с каждым днем. С какого-то момента он перестал даже заходить к дочерям – это было слишком тягостно.

И все меньше времени они проводили вместе с женой с тех пор, как между ними встала загадочная болезнь детей. Потому что Тория отказывалась терять надежду. Она продолжала бесконечно писать самым известным магам, целителям, лекарям и учителям мира, раз за разом не получая никакого результата и тратя безумные, невероятные деньги на все это. Запретить ей он не мог. Это значило бы потерять ее окончательно. Потерять – и ее тоже.

В душе его уже созрело понимание, что род Виленто на этом прервется, и дар старшей крови угаснет на Аде. Нет, варианты… были, и предложения ему поступали уже не раз, но сама мысль об этом была настолько тошнотворна, что не хотелось ее даже рассматривать. Тисс Виленто был готов скорее оставить род без наследника, чем поступиться всем человеческим в себе – и заодно, несомненно, все-таки потерять любимую женщину, потому что Тория точно не сможет такого принять.

Когда одна из нянек ворвалась в его кабинет, бессвязно лопоча о произошедшем чуде, он сначала просто не поверил.

Самостоятельно ела, сама встала, смотрела, будто что-то понимает, пыталась что-то говорить, пусть и бессмысленное? Взяла тарелку и понесла сестре?

Наверное, все это показалось бы сущей ерундой кому-то другому. В самом деле: почти четырнадцатилетняя девица самостоятельно ходит и держит ложку – вот уж чудо!

Но его дочери за тринадцать с лишним лет своей жизни еще никогда не делали ничего по собственной инициативе. Никогда! И их действия никогда еще не выглядели… осмысленно. И если такое произошло – это и впрямь очень похоже на чудо.

Осознав все это, тисс Виленто вскочил и помчался в комнату дочерей. Звать жену с собой не хотелось, чтобы не давать ей ложной надежды, но почему-то вдруг оказалось, что она уже бежит с ним рядом, подобрав юбки. Услышала вопли няньки? Наверное…

Надежда оказалась не ложной. Более того – явные перемены были заметны не только в Иде, но и в Аде, хоть та и вела себя менее активно. Убедившись в этом, тисс Виленто решительно увел жену из комнаты девочек.

Возможно, для рода Виленто не все еще потеряно! Но прежде всего стоит вызвать целителя – пусть посмотрит на девочек. Вдруг это всего лишь временное прояснение? Торию в любом случае стоит пока отвлечь. Заняться девочками должны специалисты. Нужно только понять, какие.

– Я не стал беспокоить девочек – хватило поверхностного осмотра и проверки на артефактах, чтобы удостовериться, что физическое состояние без изменений: обе вполне здоровы... – вскоре говорил семейный целитель тисс Идеро хозяину дома в его кабинете.

– Погодите, но Ида едва не упала, сделав всего несколько шагов без поддержки! Я бы не назвал это “совершенно здорова”.

– О, это вполне естественно. Больше того скажу вам – меня скорее удивляет их прекрасное здоровье, чем слабость, учитывая неподвижный образ жизни все предшествующие годы.

– Но они не были неподвижны, – тисс Виленто нахмурился. – При них постоянно был штат нянек. Их ежедневно выводили в сад на прогулку, заставляли ходить по комнате, разминали им руки и ноги…

– Да, да, но, видите ли… на самом деле человек, даже ведущий действительно малоподвижный образ жизни, даже домосед, лежащий круглыми сутками в постели, все время своего бодрствования находится в практически непрерывном движении. Сотни и тысячи мелких движений – пожать плечами, откинуть волосы, наклонить или повернуть голову, да хоть перевернуться на другой бок. Этих мелких движений все же, пожалуй, недостаточно, чтобы вполне обеспечить здоровье, но они во всяком случае позволяют телу продолжать нормально работать и хоть как-то разгоняют кровь. Юные тиссе Виленто делали ежедневно несколько сотен шагов… но все остальное время, когда другие юные тиссе играют, бегают, танцуют, да хотя бы самостоятельно подносят ложку ко рту – ваши дочери оставались неподвижны. Разумеется, их мышцы сейчас слабы, а все процессы в телах крайне замедлены. Однако с учетом их непоколебимого здоровья все, что нужно сделать, чтобы исправить ситуацию, – всего лишь добавить в распорядок их дня умеренные физические упражнения.

– Понятно… а что вы скажете… в целом?

– О! – глаза немолодого лекаря фанатично заблестели, – Признаться, я поражен! Конечно, я бы не взялся давать пока долгосрочных прогнозов, нужны более длительные наблюдения, но то, что я видел… они обучаются! Более того – настойчиво требуют учить их! Особенно тиссе Ида. Впрочем, обе они, обе – делают просто феноменальные успехи. Я своими ушами слышал, как тиссе Ида пыталась составить из слов предложение. Опустим пока грамматические тонкости, но слова были подобраны верно! А как находчиво тиссе Ада сообщила о своей… ммм… деликатной проблеме! Это поразительно! Я бы рекомендовал приставить к юным тиссе учителя, который справится с задачей лучше нянек. И, конечно, им понадобятся книги с картинками – так дело пойдет быстрее. Я, разумеется, буду наблюдать за процессом: у девочек пока высокая утомляемость, перетруждаться им не стоит. Да, курс гимнастики и регулярный массаж – обязательно.

– Меня беспокоит еще кое-что, тисс Идеро. Возможно, вы тоже заметили, они… будто разговаривают между собой. И даже понимают друг друга. Но язык…

– О, – лекарь пренебрежительно пожал плечами, – не думаю, что вам следует волноваться об этом. Видите ли, такой “птичий язык” – нормальное и даже довольно распространенное явление, особенно среди близнецов. Дети на раннем этапе развития порой придумывают собственный “язык”. Он будет забываться по мере освоения нормальной речи.

– Но когда они могли придумать этот свой общий язык?! Еще вчера они, как обычно, лежали, безучастные ко всему!

– Но ведь не думаете же вы, что это чудо в самом деле произошло в одночасье? Так не бывает, драгоценный мой тисс Виленто! Это уж было бы совершенно невероятно! Нет, разумеется, они начали развиваться давно, только почему-то не показывали этого. Думаю, они могли общаться по ночам или тогда, когда остаются одни. А теперь вот наконец решили явить себя миру – и это огромный шаг вперед! Вот увидите, ваши дочери еще не раз удивят нас!

– В этом я почему-то даже не сомневаюсь, – искренне улыбнулся Тристобаль Виленто.

***

Кто бы мог подумать, что можно разговаривать на языке другого мира с южнорусским акцентом! А вот, пожалуйста. Зинаида не постигала, как это вообще возможно, но ее новоявленная сестра упорно произносила в новых словах фрикативное “Г” и половину мягких согласных заменяла на твердые. Да еще и так тараторила криво составленные фразы, что учителя только хлопали округлившимися глазами, пытаясь осознать, что она хотела сказать. Впрочем, как подозревала Зинаида, слова ее “сестренки” все равно опережали ее же собственные мысли. Как в старые добрые времена.

К счастью, здесь никто не знал, как звучит южнорусский суржик-балачка, и особенности произношения Ады списывали на забавный дефект речи. В конце концов появился новый учитель, который дополнительно занимался с Адой отдельно – очевидно, местный логопед.

Радовало одно: что некому было научить юную Аду местным ругательствам. А то бабка Зинка, помнится, весьма порой злоупотребляла русским народным… так что ругалась она и сейчас только по-русски, непонятно ни для кого.

Удивляло поначалу, что Ада при всем отсутствии энтузиазма к учебе осваивает язык едва ли не быстрее нее, а потом пришло осознание. Там, в той своей, прежней жизни, бабка Зинка иногда начинала уже потихоньку заговариваться, забывала недавние события – возраст брал свое, и она постоянно подозревала, что невестка – “Ритка-курва” в конце концов сдаст ее в какую-нибудь богадельню. Теперь, будто сбросив груз прожитых лет, она действительно начинала жизнь заново – не с чистого листа, но с легкостью будто перевернув страницу. “Оперативка у нее забита меньше, спасибо деменции”, – почти с завистью думала иногда Зинаида.

Каждый день здесь начинался для них с гимнастики – чего-то вроде лечебной физкультуры. И двигаться постепенно становилось все легче, тело становилось все послушнее, хоть все еще напоминало плохо смазанный механизм. Усталость преследовала по-прежнему, после малейшего усилия нужен был отдых, но промежутки после него удлинялись, и это давало надежду. Значит, с ними ничего серьезного, значит, нужно просто восстановиться! Просто они должны прилагать еще больше усилий.

Как-то само собой она привыкла говорить даже мысленно “мы”. Всегда. Мы должны, нам стоит, мы учимся, нам пора спать. Еще бы! Прежде всего их объединяла общая тайна и иномирное прошлое. А кроме того, каждая минута жизни здесь неизбежно тоже была у них общей. Разве что в туалет ходили по отдельности – как только удалось выучить пару десятков слов и составить какие-никакие фразы из них, Зинаида потребовала отвести ее в нормальную уборную. С ужасом ожидала, что сейчас ей объяснят: нет никаких нормальных туалетов, у всех людей стоят под кроватями ночные вазы. К счастью, обошлось.

Как выяснилось, в “предбаннике” перед их комнатой располагалась каморка прислуги, где постоянно дежурила одна из нянек. И вот оттуда-то была дверь в уборную и даже ванную! Сантехника выглядела непривычно: например, вместо унитаза нечто вроде высокого мусорного ведра с сиденьем. Собственно, он и работал мусорным ведром в том числе. Никаких труб, тот же неведомый принцип, что и у горшков: все выброшенное туда просто исчезало после закрытия крышки. Но главное – это был нормальный “кабинет задумчивости” с сиденьем и закрывающейся дверью! Роль раковины выполнял овальный таз, установленный на тумбе, и вода из него тоже исчезала сама собой. А чистая бралась из воздуха и вытекала из колечка, подвешенного над тазом. Стоило только поднести под колечко руки – как с сенсорным краном. Аналогично работала и сушилка, а “кран” в ванной управлялся жестами, там можно было и отрегулировать температуру воды. Над длинным металлическим корытом, выполнявшим роль ванны, обнаружился даже “душ” – еще одно колечко, только более широкое и установленное на подставке выше роста.

Показавшаяся на первый взгляд странной планировка “девичьих” покоев быстро нашла свое объяснение – как только удалось выяснить, что девочки, чьи тела они заняли, болели с детства и почти не вставали. Они нуждались в непрерывном уходе и присмотре – примерно как младенцы. Просто не было смысла расселять их в разные комнаты, да и вообще переселять куда-то. Похоже, эта комната была когда-то их детской, с годами в ней просто заменяли кровати. Так что все вполне логично: “взрослые” удобства нужны были нянькам, а не их подопечным. Теперь это стало не слишком удобно, но улучшать жилищные условия можно будет и после – во всяком случае, пока им с сестрой и впрямь лучше жить в комнате вместе.

Как ни странно, привыкнуть к новому телу оказалось куда проще, чем приучить себя откликаться на чужое имя. Вроде бы оно даже было похоже на родное, но чтобы реагировать на него, приходилось делать сознательное усилие и постоянно напоминать себе. Впрочем, от зеркала Зинаида тоже иногда шарахалась. И мысленно хмыкала, вспоминая рассказы подруг, как они подолгу пугались своего отражения после кардинальной перекраски или стрижки волос. Небось настолько радикальная “смена имиджа” никому из них и не снилась!

А еще очень смущали родители. То есть родители девочек. Те самые, что приходили в первый день – и каждый день после этого. Даже странно, они выглядят слишком молодо для таких взрослых дочерей. Но женщина – то есть мама – она каждый раз плакала и счастливо улыбалась. Отец был сдержаннее, он всегда внимательно выслушивал отчеты учителей и кивал, но в его взглядах проскальзывала затаенная гордость и одновременно – надежда.

Больше всего пугало, что они поймут наконец: это не их дочери, это подменыши, совершенно чужие, посторонние взрослые тетки, неведомо как занявшие места их любимых девочек… Зинаида поняла уже, что их предшественницы не разговаривали, и все же. Она не знала, как относятся в этом мире к таким попаданкам, бывали ли здесь раньше такие, но страшнее всего почему-то казалось разочаровать этих людей – родителей, отчаянно верящих в выздоровление своих единственных и безнадежно больных детей.

С Адой у нее установились странные отношения. Кстати, ее звать новым именем оказалось легко, глядя на молодое лицо. О том, что перед ней все равно 83-летняя бабка Зинка, она всегда помнила, но… Зинаида почему-то чувствовала себя старшей и ответственной за сестру. У нее было образование и педагогический опыт, была привычка к постоянному освоению новых знаний, она точно понимала, насколько и для чего им необходимы и учеба, и физические упражнения, и порой почти заставляла Аду продолжать заниматься. Но иногда они будто менялись местами – и становилось вдруг ясно, кто здесь на самом деле старше, опытнее и, может быть, в чем-то мудрее. Такие моменты были редки, но все же случались.

После утренней разминки следовал отдых и прогулка в саду – вокруг дома оказался совершенно чудесный сад, жаль, что толком побродить по нему пока не удавалось – а затем снова отдых.

На прогулки девочек облачали в довольно простые платья – длинные, из легкой ткани, напоминающие сорочки с поясом. Таких платьев, примерно одинаковых по покрою, у них было по нескольку – похоже, их фасон выбирали так, чтобы в них было легче всего одевать больных. На наряды тиссе Тории – их матери – или на картинки в книжках они походили мало.

А после прогулки – бесконечная учеба с перерывами на отдых и физкультминутки. В их комнате поставили удобные столы, заваленные теперь детскими книгами. Зинаида торопилась: им, как выяснилось, по 13, почти 14 лет здесь, а они не знают даже языка, не говоря уже о правилах жизни, устройстве мира! Надо освоить программу начальной и средней школы или их местных аналогов за время, оставшееся до взрослой жизни, а они пока практически в “ясельной группе”! С другой стороны, попаданкам из книг теоретически должно было быть много хуже: они обычно оказывались в новом мире и вовсе взрослыми, пусть даже с халявным знанием языка, но ничего не зная о мире! Как они при этом ухитрялись поступать в какие-то там магические академии, Зинаида не постигала никогда. Но она была твердо намерена получить и здесь самое лучшее образование.

Книги с картинками оказались настоящим благословением. И плевать, что созданы они были, судя по всему, для совсем маленьких детей. Главное, что эти наглядные пособия позволяли развивать словарный запас.

Кроме того, Зине удалось выпросить себе писчие принадлежности и тетради. Она украдкой составляла себе словарик, который не показывала никому, кроме Ады. Вдвоем девочки до одурения вечерами продолжали зазубривать слова. Пришлось вспоминать навыки общения с капризными школьниками, чтобы заставить сестру не увиливать. Зато их учеба двигалась семимильными шагами. И никого уже почти не удивило, когда едва научившиеся кое-как разговаривать девочки начали старательно – и весьма успешно! – осваивать грамоту.

Больше всего Иду беспокоил вопрос о положении женщины в местном обществе. Вдруг тут благородным тиссе – она уже понимала, что это слово означает нечто вроде “леди”, то есть женщину определенного сословия – полагается выходить замуж за кого скажут лет так в 16, вышивать и безостановочно рожать наследников?

Найти ответ на этот вопрос удалось, более или менее научившись читать – в книгах, конечно, потому что как правильно спросить об этом учителей, она так и не придумала. Зато очень помогла привычка все анализировать. Очень многое о социальном устройстве общества можно узнать даже из букварей и рассказов для детей – по приводимым примерам, упоминаемым ситуациям, реакциям персонажей… главное – уметь выделять важное, сопоставлять и делать выводы

Как оказалось, “тисс” и “тиссе” – обращение не просто к аристократам, а к магам. Собственно, именно маги здесь и составляли аристократию. Впрочем, лишенные магии люди вовсе не были, насколько она могла судить, угнетенным классом. Конечно, простые рабочие или прислуга были именно людьми без дара. Но человек, лишенный магии, мог при желании получить образование и стать “тэром” или “тэри” – то есть обладателем уважаемой профессии. Тэры могли занимать высокое положение в обществе и быть приняты в среде аристократов. Просто тиссы, в отличие от них, занимали такое положение уже по праву рождения и унаследованного дара.

А замуж здесь выходили когда хотели – от восемнадцати до ста лет. Средняя продолжительность жизни человека – около двухсот лет, и большую часть этого срока люди здесь молоды. При этом женщины – здесь Ида наконец выдохнула – могут получать профессии и работать наравне с мужчинами. Мужей они тоже выбирают сами, главное – исполнить “долг перед родом”, это внушалось всем юным тиссам с младенчества. Одна из девушек должна принять мужа в род Виленто, чтобы передать своим детям некий “дар старшей крови”. Зато ее супругом может стать не только тисс, но даже тэр. Причем передать этот дар может любая из них, хотя в их поколении он достался одной Аде, как выяснилось. Что этот дар из себя представляет, им пока не объясняли, но именно с ним были как-то связаны браслеты на руках сестры.

Кстати, вторая девушка, наоборот, должна войти в род мужа, и ее дети будут наследовать уже его дар. И вот этой второй нужно выбирать в мужья обязательно мага – чтобы было чему наследовать.

Почти сломав мозг о местные правила наследования дара, Ида решила пока отложить для себя этот вопрос – возможно, все станет понятнее, когда им объяснят про магию и эти самые дары. Сейчас главное – что их никто не станет силком выпихивать замуж. И что они смогут самостоятельно выбирать свою судьбу и профессию.

А религии здесь не было. Точнее, иногда местные жители упоминали неких “древних богов”, но всерьез им, похоже, никто не молился, и это тоже очень радовало Иду. “От жеж нехристи!” – ругалась ее сестра но, к счастью, проповедовать не пыталась.

Спустя два месяца после своего попадания обе девочки уже сносно могли объясняться на простейшие темы на местном языке – кстати, он назывался виссарийским, а страна, соответственно, Виссарией – еще далеко не бегло, но все же читали и более или менее разбирались в социальных статусах по крайней мере окружающих людей.

И Ада вдруг заскучала. Для нее оказалось невыносимо находиться так долго в фактически замкнутом пространстве. И принялась ежедневно требовать от родителей вывезти дочерей хоть куда-нибудь. Выводить их “в люди” те пока не решались, и в конце концов все же сошлись на пикнике на природе – за городом.

– Хучь на мир посмотрим! Своими глазами, а не в этих твоих книжках! Своими руками пошшупаем! – победоносно говорила Ада, сверкая глазами.

Зинаида вздыхала. Да, они за два месяца видели только свою комнату и небольшую часть сада, но она предпочла бы пока и дальше смотреть на мир на картинках в книжках – и выходить в него только тогда, когда будет действительно готова к этому, во всеоружии. За городом – это хорошо, хотя бы без лишних людей, но мало ли что там может случиться? Потом, туда же еще добираться как-то! Здесь, по крайней мере, все уже знакомо!

– Ну вот что тебе не сидится! – стонала она. – У нас времени мало! Нам учить еще столько! Ну нормально же общались, ну почему!

– Потому! – наставительно подняла палец ее сестра и торжествующе привела бесспорный аргумент, – шо шило в жопе – не пропьешь!