Часть IV

— Извините, мистер Нейс… я помешал вам, — неуверенно начал мальчишка, увидев, что муж разговаривает по телефону.

Но альфа, прижимая трубку ухом, уже усадил его перед собой, погладил по разрумянившейся щеке и продолжил:

— О, Марк, послушай, тут такое дело... Я сегодня точно не появлюсь. И вообще ближайшие дни. Так что, отменяй встречи, которые могут подождать, а остальные переговоры проводи сам, хорошо?

«Ах, вот оно что! Да ты просто счастливчик, — усмехнулся голос в трубке. — Поздравляю! Но хоть звони мне время от времени». Альфа дал отбой, бережно целуя Микаэля:

— Милый, о чём ты? Не надо извиняться. Расстёгивай пока пуговки, а я только позвоню в аптеку — надо же заказать для тебя таблетки. — Но, каким коротким бы ни был телефонный разговор Нейса, заканчивать его пришлось уже под тихое нетерпеливое сопение и поскуливание омеги, который в распахнутой рубашке ёрзал по столу.

***

Несколько следующих дней слились в памяти омеги каким-то сладостным дурманящим водоворотом, в котором муж переносил его из спальни в ванну, иногда в кабинет или другие комнаты, которые Микаэль не очень-то запомнил. Альфа укладывал или усаживал его на разные предметы мебели, ну, или просто ставил у стенки и неутомимо, словно отлаженный мощный механизм, любил без устали. На самом деле мистер Нейс отлично понимал, что такое течный омега. Он не хотел, чтобы его мальчик оставался недовольным, поэтому, только совершенно выбившегося из сил, ненадолго оставлял его для того, чтобы принести поесть и успеть сделать несколько деловых звонков.

Микаэль чувствовал заботливое внимание к себе. А ещё начал замечать, как поменялось его собственное отношение к мужу — мальчишке уже не хотелось называть альфу болваном, как не раз случалось в первые дни, запах шалфея, которым он сам пропитался насквозь, перестал вызывать прежнюю неприязнь. Теперь он даже не так сильно смущался, когда мистер Нейс усаживал его на себя верхом и, дразня покачиванием бёдер, просил:

— А теперь, цветочек мой, подвигайся сам, как тебе нравится, — потому, что ему на самом деле хотелось чувствовать внутри себя член альфы, и от близости с мужем он получал просто сказочное удовольствие.

***

Дней через пять сладкое наваждение стало покидать Микаэля, Нейс начал выбираться из дома на встречи с партнёрами по бизнесу, оставляя своё сокровище отлёживаться в прохладном полумраке их спальни до вечера, а потом вывозил его развлечься. Делать мальчишке было совершенно нечего, и он целыми днями приводил себя в порядок, слушая радио или магнитофон. В их квартале такие вещи были недоступной роскошью, поэтому он надолго увлёкся занимательными приборами. Время от времени ему в голову возвращались мысли, что нужно бы обследовать особняк, чтобы найти способ выбраться, но они были ленивыми и вялыми, к тому же он побаивался общения с прислугой.

Но спустя ещё несколько недель любопытство взяло над стеснительностью верх. Омега, насторожённо осматриваясь по сторонам, спустился на первый этаж, где его внимание привлёк умопомрачительный запах выпечки и неясное мурлыканье, доносившееся из-за дверей кухни. После некоторого колебания Микаэль приоткрыл дверь.

— А, вот и наш юный мистер! — приветливо улыбнулся ему колдующий у плиты Венси. — Проходите, садитесь. Вы любите какао?

Поначалу неловко примостившийся сбоку стола омега вскоре перестал бояться добродушного повара. Давно не общавшийся ни с кем, кроме мужа, он разговорился и рассказал Венси о своей прежней жизни, о родителях и братьях, и даже поделился с ним, что очень скучает по своему дому.

— Не беспокойтесь, вам стоит только сказать об этом вашему мужу. Он будет рад сделать вам приятное. Признаться, мне редко приходилось встречать такого порядочного и доброжелательного альфу — я от него грубого слова не слышал за всё время, что работаю здесь, а это уж добрый пяток лет будет. Он и деньгами не обижает никогда, и выходной, если мне что понадобится, даст. Только вот жаль, натерпелся он неприятностей со своим никудышним муженьком — сколько переживал! Ну, да всё, как видно, к лучшему. — Заключил омега с неизменной улыбкой. — Вы куда больше мне нравитесь, мистер Микаэль, и воспитанием, и личиком, и фигуркой.

— У мистера Нейса был муж? — давно уже отложивший булочку в сторону, спросил омега.

— Ох, да он, наверное, вам не сказал, — спохватился Венси и принялся озадаченно чесать затылок. — Что же это я… Вот всегда так. Ну, раз не говорил, значит, и не стоит этот прохвост историй о нём. Рогов понаставил, да ещё и на деньги его позарился потом, а уж какой был капризный да заносчивый! Каждый день мне от него доставалось.

Поняв, наконец, что пора ему остановиться, повар умолк, снова подкладывая булочки на тарелку мальчишки:

— Прошу вас, мистер Микаэль, пожалуйста, не говорите хозяину, что я тут разболтался о его прошлой семейной жизни. Вдруг он рассердится?

Омега и не собирался беседовать с альфой о бывшем муже, в чём тут же уверил Венси. Но он необыкновенно вдохновился услышанной историей, и в его сердце снова затрепетала надежда. «Раз тот сумел сбежать, то и у меня обязательно получится!» — решил он и, поблагодарив повара за вкусное угощение, приступил к дальнейшим исследованиям особняка. К возвращению Нейса он успел благополучно запомнить расположение комнат. А что было особенно приятно — мальчишка выяснил, что в доме имелось два выхода, один на улицу, другой — на задний дворик, засаженный какими-то цветущими деревьями.

Поднявшись на второй этаж, мистер Нейс обнаружил мужа прижавшимся носом к оконному стеклу.

— Тебе нравится садик, цветочек мой? — поинтересовался он, поглаживая острые лопатки мальчишки. — Хочешь посмотреть?

— Очень, сэр, — искренне ответил Микаэль.

***

Двор был небольшой, вряд ли более пятнадцати ярдов в глубину и дюжины в ширину, но необыкновенно уютный: дорожки выложены плоскими, неправильной формы камнями, вдоль них наливались бутонами какие-то низкорослые цветы, у кованого решётчатого забора шелестели аккуратно постриженные акации. В самом затенённом уголке сада Микаэль увидел лёгкую беседку — перед ней был устроен маленький искусственный пруд, с верхушки невысокой горки которого сбегал, успокаивающе журча, переливчатый ручей. Мальчишка просто не смог удержаться и без спроса опустил пальцы в прохладные струйки, поглаживая скользкие светлые камни:

— О, какая красота! — просияв от неподдельного восхищения, выдохнул он.

— Да, милый, мой садовник Стоун трудится на славу, — с гордостью отозвался Нейс и накрыл ладонями маленькие руки омеги, согревая их под водой. — Знаешь, я всегда мечтал о том, чтобы в этом саду играли мои дети. Но пока мы здесь одни, пойдём-ка в беседку.

Альфа с упоением сминал тонкую талию мужа и, не спеша двигаясь в мягком желанном теле, шептал в каштановый затылок всякую нежную чепуху, перемешанную с поцелуями. А Микаэль плавно поводил бёдрами в его руках и думал о том, как бы было хорошо, чтобы и его дети когда-нибудь смогли играть в таком вот тихом и уединённом месте, а не на крошечной кухне прямо у него под ногами. Но, в конце концов, он утешился мыслью, что ведь его Йен такой сильный и умный — значит, он непременно сможет заработать деньги. «Только бы у меня получилось сбежать», — вздыхал он, глядя на качающиеся над головой благоухающие кисточки акации.

Мистер Нейс тоже размышлял о детях, однако, его мысли текли в другом направлении — проводя по выгибающейся под его ладонями всё ещё очень худой спине омеги и целуя бледную кожу, альфа принял решение слетать с мужем к океану. «Он ещё слишком слабенький, беременность для него может проходить тяжело. А солнце и океанский воздух обязательно пойдут моему цветочку на пользу, тогда мы с ним подумаем о малыше», — заключил он для себя. Теперь дело осталось за малым — сделать выбор между Флоридой и Калифорнией.

Подумав ещё немного, альфа всё же отдал предпочтение более мягкому климату атлантического побережья, и спустя несколько дней Микаэль, жмурясь от солнца, уже с изумлением оглядывал невиданные им никогда пальмы на улицах Тампы, убегал от огромных волн на бескрайней белоснежной косе Дестина, подставлял лицо свежему океанскому бризу, под которым летала на бирюзовых волнах арендованная Нейсом яхта. Мальчишка слушал крики чаек над головой, радостно приветствовал обгоняющие судно стаи дельфинов, и смеялся, смеялся, смеялся…

Две недели пролетели как один прекрасный, солнечно-воздушный сон, после которого на губах Микаэля, привыкших улыбаться, остался неповторимый лёгкий привкус морской соли. В конце июля новобрачные вернулись в Оклахома-Сити, и первым же делом мальчишка попросил свозить его домой. Папа даже не сразу понял, что это за покрытое нежным золотистым загаром, пахнущее морем и счастьем существо с радостным писком повисло у него на шее.

— Папа, а посмотрите, какие я насобирал там ракушки! — закружил его мятно-каштановый ураган. — А ещё мистер Нейс накупил вам всем полный чемодан подарков!

У омеги на глаза навернулись слёзы:

— Сынок, я никогда не видел тебя таким!

***

Обнимая ночью мужа, омега мечтательно улыбался:

— А я-то так сомневался, что ты тогда принял правильное решение.

— Помню-помню. Два месяца места себе не находил, — альфа придвинулся поближе и поцеловал любимого. — Думаешь, мне самому легко было смотреть, как мальчишка плачет в кладовке, убивается и голодовки устраивает? Конечно, Йен, может, и нравился ему, но никогда бы не смог дать Микаэлю и сотой доли того, что даёт сейчас Нейс. Так же, как и я сам — обычный неудачник-зануда — не сумел дать тебе и нашим детям.

Омега приподнялся, удивлённо посмотрев в глаза мужа.

— Не говори так, мой дорогой. Ты вовсе не такой. Посмотри, какие они у нас красивые, и как хорошо воспитаны. Ведь заметил же Микаэля мистер Нейс? Вот увидишь, и его братья найдут себе достойное место в жизни.— Он опустился на подушку и вздохнул. — Я просто боялся, что наш мальчик не сможет привыкнуть к этому альфе и наделает каких-нибудь глупостей. Ну, а теперь мне кажется, что у него и в самом деле всё хорошо.

***

Раздражённо пнув ногой футляр гитары, Йен отвернулся от разноцветной толпы прогуливающихся по набережной парочек и многодетных семей. Дело сегодня шло из рук вон плохо. Он вышел было поиграть после смены, но уставшие руки, покрытые мозолями, абсолютно не желали слушаться его. Альфа мрачно рассмотрел свои не разгибающиеся до конца пальцы, размял их, вздохнув, — «бесполезно. Это уже даже не похоже на руки музыканта». Юноша презрительно окинул взглядом проползающий по каналу неуклюжий теплоход, под разноцветными огнями которого на палубах веселились отдыхающие, и с досадой плюнул в воду.

«Да провались оно всё!» Йен решительно зачехлил инструмент и направился домой, не обращая внимания на возмущённые возгласы прохожих, которых бесцеремонно расталкивал на своём пути. Ему не хотелось ни видеть эти глупо радостные лица, ни слышать возбуждённые разговоры.

Но внезапно тонкий слух заставил резко остановиться альфу, поравнявшегося с переполненным посетителями летним ресторанчиком. Этот смех, эти мелодичные переливы он так часто слышал раньше. Так мог смеяться только один омега в мире. Его омега. Его Микаэль. Смущённый и пугливый мальчик-посудомойка, которого он провожал домой по вечерам после работы, о котором столько времени мечтал, и который, несмотря на постоянную усталость, обладал самым прекрасным и заразительным смехом из всех, когда-либо слышанных им.

Дыхание Йена сбилось. «Он что, теперь здесь работает?» — тёмные глаза заметались по слабо освещённому пространству в надежде разглядеть суетящегося между столиками худенького официанта с блестящими каштановыми волосами, но никого похожего он не обнаружил. — «Странно. Хотя и смеяться для обслуги тоже было бы странно». Удалившись под тень деревьев, альфа принялся детально осматривать каждого посетителя.

Юноша уже стал склоняться к мысли, что ему просто послышалось, а это было бы немудрено, потому что он постоянно думал о Микаэле, и каждую ночь видел его во сне, но в этот момент ещё один такой же лёгкий и застенчивый смешок нежно коснулся предельно натянутых слуховых нервов Йена. Альфа быстро повернулся на звук и неуверенно улыбнулся: да, вот они, знакомые каштановые волны, узкие плечи и тонкая шея. Не сводя глаз со схваченной в прицел мишени, Йен медленно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, передвинулся так, чтобы ему открылось лицо омеги. Мятно-зелёные глаза, скромно опущенные вниз, прямая, как по струнке, спина и маленькие ладошки, деликатно сложенные на самом краешке стола. «Боже милостивый, я нашёл его!» — вспыхнула изумлённо-счастливая мысль, и тут же померкла, как спичка на осеннем сквозняке: мальчик был не один. Вместе с ним за столиком располагались два альфы в костюмах с иголочки.

На сознание Йена обрушился целый ворох тревожных и очень неприятных вопросов: «Зачем Микаэль здесь, что он тут делает? И кто это с ним? Почему сразу двое? А какое короткое платье — все коленки наружу! Он что, теперь из тех омег, кто вечерами сопровождает этих толстосумов по заведениям?»

***

«Да нет, не мог мой мальчик пойти на такое!» — отчаянно вцепившись в чехол гитары, Йен оттолкнул от себя безумные подозрения и начал вспоминать…

Три месяца прошло с тех пор, как, однажды вечером, не дождавшись в кафе ни любимого, ни его отца, он отправился на розыски и настойчиво стучался в дверь их семьи до тех пор, пока альфа не открыл ему.

— Здравствуйте, сэр! Я пришёл узнать — не случилось ли чего-то с Микаэлем? Его не было на работе? Он заболел?

Отец нахмурился при виде нежеланного гостя, но, понимая, что без объяснений тот всё равно не уйдёт, проводил на кухню, усадил за стол, и, глядя ему прямо и глаза, начал говорить:

— Послушайте, Йен. Микаэль больше не будет работать в кафе. И в этом доме с сегодняшнего дня он жить не будет. Так случилось, что им заинтересовался состоятельный бизнесмен. С совершенно честными намерениями. Мы с мужем решили, что это — наилучшая судьба для нашего сына. Он сегодня уехал из города. Насовсем. Поэтому прошу вас не пытаться искать его и не беспокоить нашу семью визитами.

— Микаэль не мог дать согласие на такую свадьбу, — помолчав с минуту, ошарашено ответил Йен. — Он любит меня, я знаю. Как вам удалось заставить его? Или, может, его никто и не спрашивал?

Отец понимал, что грубость молодого альфы вызвана неожиданно настигшим его известием, поэтому пропустил её мимо ушей.

— Прошу вас успокоиться, вы сумеете пережить это. И, если вам так важно, — уверяю вас, — Микаэль добровольно сел в машину.

— Я не верю вам. Ни единому слову не верю, — юноша почувствовал, как у него начало темнеть в глазах от гнева и боли. — И тому похотливому ублюдку не верю. Никогда в жизни не слышал я что-то, чтобы богатеи женились на омегах из рабочих кварталов. Ответьте мне, в каком качестве он забрал у вас Микаэля? Как постельную игрушку? Так вы, наверно, неплохо заработали на продаже своего сына?

Он не заметил, как повысил голос и навис всем телом над шатким кухонным столом — горькая ярость затуманивала его рассудок. Йен что-то продолжал говорить, обвинял и доказывал до тех пор, пока отец Микаэля, стукнув кулаком, не поднялся ему навстречу.

— Вы забываетесь, юноша! — ощетинившись, зарычал альфа. — Вы оскорбляете нас с мужем и пугаете криками моих детей! Немедленно покиньте наш дом и никогда не появляйтесь здесь больше!

Совершенно уничтоженный Йен понял, что ничего здесь не добьётся, утих и направился к выходу. Столкнувшись в коридоре с до слёз разволновавшимся папой Микаэля, он обратился к омеге:

— Простите меня, я не хотел… Извините. Больше вы меня не увидите… — Йен ушёл, так и не узнав, что его мальчик в этот самый момент горько рыдает, запертый в кладовке.

Через четыре дня, выбравшись из удушающего тумана отчаяния, юноша стал бродить по заводскому кварталу и расспрашивать о дорогом автомобиле, в котором увезли его омегу, но ничего утешительного не услышал. Соседи подтвердили, что Микаэль действительно без сопротивления сел в чёрную машину, марку которой никто не мог ему назвать — рабочие не разбирались в таких вещах, да и номера тоже ни один из них не запомнил, — только цвет. Поэтому описание практически ничего ему не дало — почти все состоятельные альфы передвигались по Оклахома-Сити на чёрных блестящих автомобилях.

Йен переместил свои поиски в районы дорогих особняков и до тех пор ходил по улицам и вглядывался в плотно занавешенные от чужих глаз окна, пока не был взят на примету полицией. Тогда юношу оштрафовали, но отпустили, сделав предупреждение, что в следующий раз он отправится в тюрьму за попытку ограбления.

Да и сейчас запросто упекут в кутузку, если такой, как он приблизится к этой шикарной компании.

***

Снова размяв пальцы, Йен вытащил гитару и разложил футляр на асфальте перед собой.

«Теперь я уже ничего о тебе не знаю, малыш», — подумал он, разглядывая поблёскивающие бриллиантовым блеском браслеты на хрупких запястьях, качающиеся в уже проколотых ушках изящные серёжки, обнажённые коленки, высокие каблучки. В носу защипало, а образ Микаэля в свете фонарей стал немного размытым. — «Но спеть для тебя мне никто не запретит».