Глава 3 (4)

Целиком поглотивший сон не выпускал из своих лап. Лес, по которому я бежала, пугал. Вокруг деревья тонули в тумане, который медленно подползал все ближе. Я прянула вперед, точно олень, мелькая между деревьев, и бежала сломя голову, куда глаза глядят, безнадежно пытаясь выбраться из лесной чащи. Казалось, в этот миг единственный помощник — голос в голове, но он молчал. Никого в округе не было. Я одна, совсем одна.

Силы иссякли, и я упала на траву. Одежда промокла от утренней росы, а от мертвенной тишины бросало в дрожь. Земля была такой холодной, но сил подняться не осталось. Зашелестели жесткие кусты, и порывистый ветер свирепо ударил в лицо предутренним холодом. Следом выползало из-за туч еле заметное молодое солнце. Его бледные лучи не могли пробиться сквозь огромные ветви могущественных деревьев.

Рассвет пришел вместе с дождем. С листьев падали хрустальные капли, разбиваясь о землю. Мокрая одежда от множественных падений стала грязной. Силы так и не вернулись. Упав в очередной раз, я скрутилась в клубок, не думая ни о чем, только ощущая, как одиноко и холодно.

Тело вздрогнуло, когда совсем рядом раздался звук, будто кто-то надвигался. Жесткие кусты зашелестели справа от меня. Я подняла глаза и прищурилась: сквозь пелену дождя виднелась стая волков, направлявшихся в мою сторону.

Я сидела задумчиво и неподвижно, точно стройное деревце безветренной ночью. Лицо стало серым и жестким, угрюмым и озабоченным. Бежать не было смысла, как и сидеть на месте. Так и так затея безнадежная. Я же понимала, что волк — такое животное, которое определит на нюх мой страх и увидит в темноте, а, значит, шансов на спасение у меня не было.

Дерево. Нужно добраться до дерева. Вокруг крохотной полянки выстроились раскатистые дубы и сосны. Слезы катились по щекам, смешиваясь с заканчивающимся дождем. Рассуждения притупились, зато страх обострился. Со всех ног я побежала к огромному старому дубу, что находился ближе ко мне. Залезть на него — было не самое умное решение, но попытки не покидали меня. Прыжки, карабканья по веткам — все безнадежно. Мелкой поступью приближался мой конец.

Все попытки вверглись в неудачу. Я повернулась в сторону волков и услышала рычание, словно рыдание по кому-то. Это было невыносимо. Протяжный вой мешал здраво мыслить, сотрясая звук вокруг. Я уже ни о чем не могла думать, кроме семерых волков, окруживших меня. Падая на колени, я прижалась телом к земле, все еще такой ледяной и сырой, а голову задрала вверх. Пару секунд я наблюдала за птицами, парящими в небе, свободно летающими и непоколебимо следующими к своей цели. Маленькие лучи солнца озаряли лес, но не могли пробиться через размашистые ветви деревьев. Но неожиданно сквозь могущественные деревья пробилось отчетливое сияние непохожее ни на что. Слепящее пятно притягивало своей яркостью и теплотой, нежно поглаживая кожу лица и рук. Это последнее, что я увидела, прежде чем волки разорвали меня на части.

Я проснулась среди ночи вся мокрая и, не осознавая, что лежу в своей кровати. Влажная одежда говорила мне о том, что я вымокла под дождем. Скулы дрожали, а нервная отдышка сбивала ритм сердца. Потихоньку смута рассеивалась и страхи начали отступать, а знакомая обстановка в комнате расслабляла. Шторы, шкаф, кресло, кровать. Я в безопасности и все еще дышу, а значит, кошмар закончился.

Наощупь, отыскав в темноте выключатель, я зажгла лампу и сползла с кровати. Достав картину Билли из тумбочки, я инстинктивно прижала ее к себе так сильно, что на моей груди и руках остались отпечатки от рамки. Голова шла кругом от того, что я слышала голос внутри, который требовал найти ответ.

Казалось, начать необходимо было с картины. Ведь в ней точно зашифровано какое-то послание. Но в искусстве я была не сильна, поэтому видела только пятна. Как ее расшифровать, увидеть? Всматриваясь в изображение битый час, я ничего нового для себя не открыла. Всего лишь мазки от краски. И ничего более.

Заманчивая идея: расспросить маму о дедушке, однозначно закончится полным провалом. Этой темы не касались в нашей семье, зная о ссоре между родственниками. Не исключено, что мама знает больше, чем рассказывает. Итак, на выходе мои познания сводились к тому, что мама проявила инициативу порвать всяческие отношения с Билли из-за непримиримых размолвок. А дальше без комментариев. К тому же я видела, как тяжело матери от вердикта, вынесенного ею много лет назад. Так стоит ли мне наносить новый удар по ее сердцу, делая еще одну рану, если старая все еще кровоточит? Нет, я не могу. Нужно найти другой способ узнать о жизни деда.

Продолжая сжимать картину, будто ее собираются отнять у меня, я легла на прежнее место. Влажная простыня доставляла неприятные ощущения, но желание сменить белье отсутствовало. Минута спокойствия наступила, после чего мои веки начали тяжелеть, опускаясь все ниже и ниже. Сопротивляться не было смысла, и вот он — сон.

Нежная рука поглаживала по волосам. Воздух обогатил комнату своей чистотой утра через окно, а песенный голос матери шептал еле слышно:

— Доброе утро, детка, — отыграла нотка «до». — Просыпайся, спящая красавица! — на октаву выше поднялся ее голосок.

Я потянулась и открыла глаза, по очереди. Багряное солнце слепило, отчего образ матери виделся в ауре свечения. Она как ангел, излучает свет и сеет доброту.

— Как себя чувствуешь? — отзвучала следующая нота в ее голосе.

Помахивая ресницами, я продолжала тянуться, пока все позвонки не выстроились в одну прямую линию. Сквозь затяжной зевок выступил намек на улыбку.

— Отлично, — ответила я, делая глубокий вдох, точно утоляя долгую и мучительную жажду.

Ясные глаза матери смотрели сквозь меня. Я чувствовала, что зреет вопрос, и даже догадывалась, о чем именно пойдет речь. На сей раз, я была готова рассказать ей правду, покорно дожидаясь, когда мама сама заговорит об интересующей ее теме.

— Ну, Бекс, что вчера произошло? И почему ты не позвонила мне или отцу? — Ослепительно прекрасная и устрашающе грозная красота матери восстала во всем своем великолепии.

Будет правда! Хотя я знала, в этом случае мама не будет на моей стороне, но как всегда улыбнется с пониманием, а я в свою очередь буду чувствовать, что ее доверие ко мне будет постепенно угасать. Но с другой стороны, без страдания, нет сострадания. Ее глазки немного напряглись и сузились, ожидая моего ответа.

— Для начала, — замешкалась я, натягивая одеяло до подбородка, а голос мой упал на две октавы ниже. — Мне не было плохо. Я не заболела. Я хотела побыть одна. Вот и придумала эту нелепую историю, будто отравилась. Чрезмерная опека Эрика порой напоминает мне отцовскую, а результатом стала ложь. — Опустив глаза вниз, я тяжело вздохнула. — Конечно же, я должна была вчера озвучить истину, но тогда Эр был бы очень зол. — И двузначно покачала головой.

Дав объяснения, я все гадала: верит ли мама или чувствует, что я не договариваю кое-что? Она обладала такой непробиваемой броней, которая позволяла ей хранить свои мысли где-то очень глубоко в себе. И даже если бы я очень старалась увидеть ответ в эмоциях на лице или глазах, то мне бы это не удалось. Как же мама может так жить? Без единой мимики щек, глаз, рта. О чем бы она не услышала, но кроме сужения глазок в задумчивом взгляде, лицо было пустым.

— Вот оно в чем дело, — без единого упрека произнесла мама, поглаживая меня по плечу.

— Мне нужно было время. Правда. Но полагаю, за мою ложь меня кто-то свыше наказал.

Мимика лица матери не изменилась. Зато одно из достоинств мамы — ненавязчивость. Она получила ответы, видимо, удовлетворившие ее, и поспешила покинуть мою комнату.

— А что вчера тебя так напугало? — спросила мама, стоя возле двери. Она бегло бросила взгляд на меня и отвела глаза в сторону.

Ее умение задать наводящий вопрос будто бы невзначай, чтобы отвести подозрение от волнующей темы, всегда приносило нужные результаты.

— Ни-че-го. Скорее всего, я слишком много думаю об отъезде Эрика в университет. — Грустная вышла улыбка.

— Он тебя не оставит, — резко возразила мать. — Мысленно он всегда с тобой. Эрик необыкновенный и ты об этом знаешь, — утвердила она так, что остался сладкий осадок в груди.

Мать явно хотела меня еще о чем-то спросить, но, видимо, побоялась, что слишком много вопросов с ее стороны привлечет мое внимание к интересующим ее вещам.

— Я зна-ю-ю, — потянула я низким голосом. — Он для меня.

Произнеся эти слова, я почувствовала слабость, как после болезни.

— Если не будешь ему лгать, то не потеряешь, — подмигнула она мне и нежно улыбнулась.

И вот снова ее понимающий взгляд и выражение лица, будто она всем довольна. Что-то в маминой реакции мне показалось необычным. Настороженность? Недоверие? Да и еще адским пламенем горел вопрос о картине. Кажется, мама видела, что мои мысли блуждают где-то далеко, но все равно сделала вид, будто ничего не заметила.

— Ошиблась. Признаю. Больше такого не повториться, — заверила я мать и тут же почувствовала холодную отчужденность.

— Вот и славно. Уверена, что ты в состоянии пойти сегодня на занятия, — вынесла она вердикт.

— Да, — подтвердила я.

— Завтрак на столе. А я побежала на работу.

Еще на мгновение мама застыла в дверях для того, чтобы послать мне воздушный поцелуй, а в ответ получить мой. Может она на самом деле научилась жить без чувств, потому что страдала от поведения своего отца. Черты ее лица окаменели и больше не способны на эмоции. Только глаза иногда блестят, когда она слышит приятные известия, или чуть сужаются, когда напряжена.