Глава 1. Часть 2

***

– Посмотрите, что она с ним сделала? – решительно произнесла явно немолодая женщина.

В её голосе сквозил страх. Не страх за пациента или кого-то близкого. Страх, граничащий с паникой. Страх на уровне инстинктов самосохранения.

– По сторонам будет смотреть, – довольно сухо, с лёгкой ноткой раздражения отозвался мужчина. – Надеюсь, вы понимаете – огласка мне не нужна. Меня дочь беспокоит.

"Папаааа... папочка... мне страшно... я нечаянно... не хочу... в тюрьму..." – мысленно молила Юля. Всё произошедшее накануне как-то смазалось в памяти. Она по просьбе отца поехала с ним пообедать. Узнала про потенциальную возможность обрести "новую маму". Вернулась домой. Там было одиноко и скучно. Звонок подруге. Улица. Невыносимая, несвойственная концу августа жара. Мотоцикл. Неожиданный приступ слабости и головокружения. И мир вдруг завертелся.

"Где я? Я не могу умереть! У меня сестра, мама... и я... я должен отомстить!" – как будто не снаружи, а внутри головы раздался растерянный мужской голос.

"Не надо мстить... я не... не хотела..." – мысленно произнесла Юля, и прозвучала фраза как-то подавленно, испуганно.

– Наш смертничек в сознание приходит. Это обнадёживает, – женский голос извне.

– Ладно. Я доплачу, пришлёте счет. А как она?

"Я тут!" – пыталась выкрикнуть Юля, но не чувствовала своего тела.

– Уже перевезли из операционной в соседнюю палату, – ответил женский голос извне.

"Как в соседнюю? А кто орёт?" – тот же мужской голос в голове.

"Папочкаааа! Я тут! Я схожу с ума! Помогиии!" – услышав его слова, запаниковала девушка.

Пронизывающая всё тело волна боли заставила забыть обо всём.

– Дайте дополнительную анестезию... и...

Туман.

***

Моменты осознания окружающего и вновь провалы в небытие. Операционная, врачи, сестры, запахи медикаментов. Вновь тишина. Какой-то мужчина держит за руку и что-то говорит о том, что всё будет хорошо, и на заднем фоне всё тот же срывающийся на крик женский голосок – "папааа!"

"Я брежу..."

"Уйдииии!" – в голоске прорезаются испуганные, истеричные нотки.

"Это ты мой бред, вот и уходи. Докатился, с собственным бредом разговариваю..."

– Личико мы подправили. Сотрясение у неё. Возможны некоторые отклонения в психике... но это, увы, не по нашей части. Рекомендовал бы обратиться к врачу в городе. Нога – ушиб и несущественное повреждение мягких тканей. С ребром сложнее, но если держать её в покое, то вскоре ваша девочка будет как новенькая.

– Мне новенькая не нужна, меня и старенькая устраивала, – в интонациях мужчины слышался металл. – Вообще не понимаю, зачем было увозить её в такую даль! Я, конечно, ничего не имею против вашей клиники и специалистов... но добираться сюда...

– Станислав Витальевич, вы не беспокойтесь, всё будет хорошо. Скоро вы сможете забрать её. Вот, правда, ребёночка...

– Вы о чём?

– Беременна она была. И потеряла... – робко добавил женский голос.

– Ну, это дело наживное. И ведь не заикнулась даже.

"А я-то как? Всё о ней и о ней! Я что, не человек?"

Тишина, лишь медсестра тихонько позвякивает инструментом.

"Ребёнок? Потеряла? Он мне не простииииит!" – истошный визг заполонил всё, заглушил все звуки.

"Не ори! Только голову отпустило немного..." – несколько грубовато, стараясь морально подавить невидимую гостью, подумал Коля.

"А ты вообще уйди!" – взвизгнул голосок в голове.

"Кто бы говорил?"

– Посещение на сегодня окончено. Ей нужен покой.

– Приеду через неделю. Далеко вы забрались. Если что-то изменится, или надо что будет, звоните в любое время суток.

"Да вы что, озверели все? Со мной-то что?" – искренне негодовал молодой человек, но никому не было дела до его мыслей. Никому... кроме этого голоса:

"Вот сам и не ори, коль голову бережёшь..."

"Но я хочу знать..." – растерянно произнёс он, осознавая, что в очередной раз не промолвил и звука, лишь мысли.

"Пора бы понять – нас не слышат!"

"Ты же слышишь?"

"Я да... но вслух ничего сказать не могу..."

"И..."

– Я... – вырвалось наружу.

"Могу!" – ликование накатило волной, придав сил. – "Я могу говорить!"

– Что со мной? – превозмогая накатывающую волнами тянущую боль в районе виска, прошептал Коля и, услышав свой голос, онемел. – Что... что с моим голосом?

– Рано тебе ещё говорить, красавица. Швы разойдутся, не дай бог, потом никаким лазером лицо не подправят.

– Красавица? Обкурились, что ли?

– Успокойся, девочка. Всё хорошо... сейчас укольчик, и уснёшь... тебе отдыхать надо.

Потянулась бесконечная череда бредовых дней. Коля то просыпался, то вновь отключался. Голос свой страшно было слышать – тонкий, девчачий. Руки, ноги зафиксированы. И ощущения странные в организме, да ещё и женский, полный обиды голос в голове спросил:

"Почему ты можешь говорить?"

"Это пищание ты называешь – говорить? Меня, случаем, не кастрировали? Я там ничего не чувствую..."

"Это обычный мой голос", – в интонации невидимой собеседницы послышалась обида. – "Но почему я не могу говорить, а ты можешь?"

"Не знаю. И мне это не нравится".

***

"...как же мне плохо..." – череда причитаний не прекращалась, и не слышать их было невозможно. Мысленно взвыв, Коля огрызнулся:

"А мне типа хорошо..."

"Почему папа не приходит? Неужели так зол?" – продолжил голосок.

"Потому что он уже лет пять как умер..." – жёстко отрезал парень, в надежде на покой.

"Нет! Это неправда!"

"Правда. Суровая, но правда. Умер. Сгнил в земле. Стал кормом для червей!" – мысли лились рекой, но женский истошный вопль заглушил всё:

"Нет! Нет... только не это...

Тишина.

"Я так давно в отключке?" – в голоске послышался испуг.

"Не думаю. Кажется, это ты сбила меня пару дней, может, неделю назад..."

"Я? Да, я кого-то сбила. Но почему... почему нас не слышат?"

"Не знаю..."

Юле удалось открыть глаза. Просторная палата с натяжными потолками, выдержанная в бежевых тонах. Неподалёку в кресле дремлет немолодая женщина в зелёном халате. За её спиной огромное панорамное окно во всю стену. Меж раздвинутых штор виден кусок вечернего неба и верхушки деревьев.

– Пить... – попытка встать. – Что у меня со связками? Почему я начала басить?

– Вот, попей, – встрепенулась сиделка, протягивая стаканчик из тонкого стекла. – А со связками, слава богу, у тебя, голубчик, всё в порядке.

Взгляд падает на свою руку, и она... вроде обычная... резко разжимается. Стакан со звоном летит на пол, позвякивая осколками по кафелю.

– Осторожнее надо... эх... сейчас уберу... – вздыхает сиделка.

"Что это?" – испуганный женский вопль в голове.

"Вот мне тоже уже интересно, что это? Тело моё, а я пальцем пошевелить не могу..."

"Как это?"

"В голове постоянно бабские вопли..."

"Не бабские! А женские!"

"Да веришь? Мне как-то глубоко насрать!"

"Хам!"

"Ещё и моим телом управляют помимо моей воли..."

"То есть как – твоим? А моё где?"

"Хороший вопрос..."

"Я умерла? Я не хочу умирать!"

"Прекращай истерить. Ты или мой бред, или хз что, но я не в лучшем положении. И всё это даже неважно... лучше прекрати истерики и прислушайся к тому, что здесь говорят..."

***

– Ну что же, пора уже и ходить потихоньку, – внимательно наблюдая за реакцией пациента, "порадовал" врач.

– Я хотела бы увидеть папу...

– Ну, и позвони ему, это раз. А второе, – Юле показалось, что в глазах врача промелькнуло тщательно скрываемое понимание происходящего, смешанное с ликованием, – если у тебя проблемы с ориентацией, не стоит их афишировать...

– Извините... – растерялась Юля, не зная, что и сказать на подобное.

В ответ мелькнула пола халата за закрывающейся дверью.

"Мне показалось, или он обо всём знает, но его это устраивает, и он молчит?" – мысленно спросила Юля.

"Не знаю... кажется, я скоро исчезну... я словно растворяюсь... но я не хочу..."

"Эээ... не смей! Что я буду делать в тебе? Я не умею так жить!"

"Я не понимаю, что со мной... с нами..."

Осторожно Юля немного приподнялась. Волной накатила слабость, и мир закружился, но вскоре удалось даже встать на ноги и неверной походкой добрести до окна. Территория клиники оказалась на удивление просторной и ухоженной. Перед зданием располагался довольно уютный скверик, резкие тени от причудливо подстриженных кустиков и деревьев падали на сырые после ночного дождя дорожки. Открыв ведущую на террасу стеклянную дверь, она ощутила дуновение свежего ветерка. Слабость ещё давала о себе знать: довольно сложно было сфокусироваться. Однако в отдалении, между деревьев, что-то привлекло её внимание. Присмотревшись, Юля увидела – не просто ограждение, а именно высокую, неприступную стену с вьющейся поверху спиралью колючей проволоки.

"Это что, изолятор элитной тюрьмы?" – по привычке обратилась она к внутреннему голосу. Но ответом послужила тишина.

Весь следующий день Юля пыталась докричаться до неведомого собеседника, но ответа так и не последовало. И ей стало страшно. Впервые в жизни настолько страшно. Она поняла, что, выйдя из больницы, не знает, куда идти, и что делать. Она даже не знает теперь своего имени... то есть, имени того, кем стала. Да и в целом возникли сомнения в том, что отсюда удастся выйти не вперёд ногами.

В соседней палате Коля мучился той же дилеммой. "Как там мать, сестра? Ведь у них нет денег. Я же, уходя к Кирюхе, взял пятихатку, осталась последняя купюра. Пятьсот рублей... а прошла не одна неделя..." Ещё недавно вполне крепкому и морально здоровому молодому человеку казалось, что он сходит с ума. Сегодня ему позволили встать. Зеркала в помещении не было, но глаза уже несколько дней прекрасно видели перед собой покрытые золотистым загаром женские ручки с длинными, некогда ухоженными ноготками. Хотелось познакомиться со своим новым лицом. Прошлёпав к выходу на террасу, Коля откинул занавес и замер. Хоть женский голос, звучавший в последнее время в голове, и исчез, но радость была омрачена жестокой истиной – к голосу прилагалось женское тело и весьма милое, но женское личико в обрамлении таких же, как были и у него, но более длинных тёмных прямых волос. "Что делать? Идти в таком виде домой? Ни одежды, ни денег. Да и этот мужик, явно не бедненький папаша, от него так просто не улизнёшь. А если он не отец? А именно папик?" – Колю передёрнуло. – "Переспать с мужчиной – это как-то... и неважно, какое у тебя тело..."