Страж морского принца - 3. Сердце морского короля

— Если вокруг тебя Бездна — главное, понять, в какую сторону плыть. Или хотя бы определить верх и дно.

Принц Эргиан переставил очередной камешек риши, и Джиад поняла, что эту партию тоже проиграет. Кариандец родился с камешком в руке, как сказали бы в Храме, где риши считалась не забавой, а важной частью подготовки жрецов, потому что учила думать и рассчитывать наперед. Джиад помнила несколько десятков выигрышных комбинаций, но вот беда — Эргиан, судя по всему, тоже их знал. Наверное, здесь «журавль на склоне» и «три лягушки, дерущиеся за кувшинку» назывались иначе, но сути это не меняло, — кариандец играл восхитительно.

Это было тем более обидно, что принц явно думал о чем-то своем, поддерживая беседу только из учтивости, так что Джиад откровенно не понимала, зачем глубинник вообще приплыл именно сейчас.

Ей самой тоже было не до риши. Алестара, стоило им вернуться во дворец и вызвать к Лилайну целителей, уволокли очень озабоченные советники, в одном из которых Джиад узнала отца Эрувейн. Что-то срочное с теми самыми злосчастными маравейскими документами… Что поделать, жизнь королевства продолжалась, и его новому повелителю следовало блюсти торговые соглашения, разбирать тяжбы и заниматься сотней других необходимых дел.

Алестар успел только сказать, что вернется как можно быстрее, и Джиад понимающе кивнула — у нее сейчас из головы не выходил Лилайн. Болт, пробивший наемнику правое плечо, серьезно повредил мышцы и задел кость, так что даже чудесное искусство Невиса не могло поставить алахасца на ноги в скором времени. Нет, на ноги он как раз встать мог, но под водой пользы от них было куда меньше, чем от рук. Вдобавок, Невис сказал, что Лилайна пытали…

Стоило Джиад подумать об этом — и смерть Торвальда уже не казалась достаточным возмездием. А еще мучила вина… Умом Джиад понимала, что вряд ли причиной пыток стала их с Лилайном связь. Торвальд был слишком расчетлив в своем отношении к жрице, чтобы ревновать. Ему нужны были сведения и, возможно, послушание наемника. Но голос разума смолкал, стоило представить Лилайна в руках аусдрангских палачей. Сейчас Джиад ненавидела Торвальда так же сильно, как прежде любила, и удивлялась, как могла обмануться, принимая гадюку за феникса.

Однако Невис обещал, что Лилайн вскоре поправится. Его напоили целебными снадобьями, вытащили болт и обработали рану, а Джиад невольно подумала, что, будь у них истинное Сердце Моря… «Быстро же ты привыкла полагаться на магию», — упрекнула она себя. И еще неизвестно, захотел бы Алестар помочь своему сопернику? Это было еще одной причиной для беспокойства. А когда Лилайн вернется наверх, на него откроют охоту как на убийцу короля! И Сердце, где же оно…

Однако прямо сейчас она не могла сделать ровным счетом ничего. Лилайн крепко спал, Алестар занимался королевскими делами, а Джиад … Джиад играла в риши. И беседовала с Эргианом о жизни в Карианде, гадая, что же нужно глубиннику на самом деле.

— Я думала, умение чувствовать море у вас в крови, — отозвалась она на последние слова принца. — Любой человек может понять, где дно, а где небо, стоит прислушаться к ощущениям. А уж иреназе…

— Для Бездны этого мало, — рассеянно улыбнулся Эргиан, выстраивая того самого «журавля на склоне». — Даже жители моря, не бывавшие в Карианде, не могут вообразить великолепие и ужас Великого Разлома. Вы помните Арену?

Джиад кивнула, глядя на доску. Клюв «журавля» уверенно нацелился на ее «лягушек», но позицию еще можно было спасти, если соединить три камня, якобы бессмысленно разбросанных ею несколько ходов назад.

— Тогда представьте несколько Арен, вытянувшихся в длину одна за одной и не выступающих над морским дном, а уходящих в него так глубоко, что никто никогда не достигал дна Бездны. Там вечный мрак и холод, а давление воды столь сильно, что даже иреназе не могут спуститься глубже определенного предела. Склоны у Бездны не гладкие, как у Арены, а покрыты ущельями и нагромождением скал. В этих скалах вода и время проделали множество ходов, которые никогда не знали луча света. В них прячутся глубинные твари, охотясь друг на друга и никогда не выползая наружу. Некоторые скалы так неустойчивы, что малейший толчок опрокинет их, закупорив пространство внизу, но штормов там не бывает, и никакая волна не доберется так глубоко, потому скалы могут пребывать в зыбком равновесии веками. Пока не найдется глупец, решивший спуститься к ним и потревожить покой Бездны…

Тихий ровный голос кариандца рисовал в воображении Джиад чудовищные картины. Ледяная тьма, каменные лабиринты, полные смерти и ужаса… Она содрогнулась, попытавшись представить это и понимая, что вряд ли сможет. Все равно что муравью вообразить погребальные катакомбы под Храмом.

— Звучит так, словно вы там побывали, тир-на, — донесся от входа голос Алестара, разрушая страшное очарование рассказа. — В самой Бездне…

— Любой кариандец там бывал, — мгновенно спрятался Эргиан за безразлично вежливый тон. — Мы живем Бездной… Я слышал, тир-на, вы лично участвуете в охоте на салту?

Алестар кивнул, подплывая ближе и с интересом глядя на доску.

— Ну, а наша королевская семья спускается в Бездну, чтобы найти новые месторождения редких веществ. Это, конечно, совсем не так увлекательно, как быть загонщиком…

Пальцы глубинного принца зависли над доской и медленно переставили камешек, на который Джиад очень рассчитывала. Досадно.

— И вы ни разу не отправлялись на эти склоны просто так? — допытывался Алестар, бесцеремонно укладываясь на огромную кровать рядом с игроками. — На обычную охоту или погулять?

— Случалось, — безмятежно подтвердил кариандец, ожидая хода Джиад и не выказывая ни малейшего недовольства, что его отвлекают от игры. — Мы, конечно, охотимся на склонах, в их верхней части, где еще не так темно и добычи побольше. Собираемся примерно по дюжине, следим друг за другом и устраиваем переклички, чтобы не потеряться… Даже опытный охотник может погибнуть, если окажется в переплетении скал без туарры. Или свернет не туда, или вляпается в жгучие заросли… Боги, как говорят, любят Акаланте, но Бездна не любит никого и всегда голодна.

Алестар помрачнел, и Джиад почему-то подумала, что дело не только в любопытстве принца насчет глубинной охоты. А еще — что партия затянулась, и даже отвоеванный нужный камешек, выхваченный из-под носа кариандца, уже не принесет победы. Что за новости расскажет Алестар? И как бы им остаться вдвоем, чтобы поговорить о действительно важных вещах? Сердце Моря, судьбе Лилайна и… свободе Джиад.

— Скажите, амо-на, — обратился вдруг к ней Эргиан, — а ваши жрецы когда-нибудь охраняли королей иреназе?

Вопрос был таким неожиданным, что Джиад вздрогнула и окончательно отвлеклась от положения дел на доске.

— Нет, насколько мне известно, — ответила она.

Алестар лежал рядом расслабленно, и только хвост его едва заметно подергивался, словно у беспокоящегося кота.

— Но никаких препятствий к этому не имеется? — уточнил Эргиан, делая ход, который не мог принести ему ровно никакой пользы — у края доски, вдали от основного поля битвы.

— Кажется, нет, — пожала плечами Джиад и невольно снова покосилась на Алестара. — Конечно, это было бы сложно. И бессмысленно, насколько я могу судить. Под водой иреназе — гораздо лучшие бойцы, чем люди, даже от наших жрецов не будет особого толка.

— И это говорит победительница сирен? — мягко улыбнулся Эргиан, делая еще один ход, настолько бессмысленный, что Джиад заподозрила кариандца в желании проиграть партию.

— Сирен, а не иреназе, — усмехнулась она в ответ. — Сирены не бойцы, они падальщики, привыкшие к легкой победе над ослабленными жертвами. И то бой с ними мне дался нелегко. На земле с парой-тройкой противников я бы справилась куда проще, а здесь едва не погибла.

— Понимаю… — задумчиво согласился кариандец. — Но ценность вашего служения не только в воинском мастерстве. Вы умеете думать, амо-на Джиад. А верность цены вообще не имеет.

— Мой прежний наниматель с вами бы не согласился, — одними губами улыбнулась Джиад, а в сердце уже привычно потянуло холодной тоской. — Он оценил меня в двадцать пять лет торговой свободы Аусдранга на море. Хорошая цена, мне бы стоило быть польщенной.

«Сердце моря, — напомнила она себе. — Кариандец знает, что оно пропало. Но молчит, не позволяет себе ни вопроса, ни даже любопытного взгляда, хотя Алестар снял цепь с фальшивкой, которую носил напоказ. Почему он молчит? Ну не из учтивости же! Такая-то насмешливая язва…»

Алестар, возможно, подумал о том же, потому что поднял взгляд от доски, в упор взглянув на Эргиана, ответившего печальным вздохом.

— Вам не нравится тосу? — поинтересовался кариандец у рыжего. — Какая жалость. А я надеялся, что мы не раз поиграем, когда окончательно станем одной семьей. Это, конечно, не гонки…

— А вам не нравятся гонки? — усмехнулся Алестар. — Какая жалость. А я надеялся, что вы будете часто сопровождать меня на Арену. Это, конечно, не тосу…

Мгновение Эргиан смотрел на него в недоумении, а потом расхохотался так искренне и заразительно, что даже Джиад улыбнулась.

— Один-один, — признал кариандец и повернулся к ней. — Как насчет ничьей, амо-на? Полагаю, вам сейчас не до игры. Надеюсь, ваш друг ранен не слишком серьезно?

— Благодарю, не очень, — настороженно ответила Джиад, снова неприятно удивляясь уже привычной осведомленности кариандца. — Но вы правы, и ваше предложение… весьма великодушно.

— Вообще-то — да, — кивнул Эргиан. — Осмелюсь предположить, что выиграл бы за… пять ходов. Но вам не стоит огорчаться: дома я считался весьма сильным игроком. Хотя его величество Алестар, не сомневаюсь, в гонках на салту гораздо лучше, чем я с камнями тосу. Как и вы, амо-на, хороши в обращении с оружием…

Он не договорил, и в комнате повисла тишина. Хвост Алестара все так же легонько подрагивал, и Джиад чувствовала от него колебание воды. Кариандский принц выглядел спокойным, но в его пальцах поблескивала пара камешков риши, которые Эргиан крутил, как храмовые стражи крутят тяжелые шарики для разминки пальцев. Ну, чего он ждет?

— Так, значит, если мой отец и повелитель обратится в ваш храм, с ним заключат договор? — снова заговорил Эргиан, небрежно откидываясь на высокий валик-подушку. — А выбрать стража можно самому?

— В определенных пределах, — осторожно отозвалась Джиад, поднимая взгляд от доски и ритмично шевелящихся пальцев глубинника на его спокойное лицо. — Обычно Храм предоставляет нескольких жрецов на выбор. Из тех, кто свободен и не отказался именно от этого договора по каким-то причинам.

— Ах, так отказаться все-таки можно?

Алестар молчал, и это настораживало еще сильнее. Что здесь происходит? Разговоры о Бездне, о храме, о риши — о чем угодно, только не о том, что действительно важно!

— Иногда — можно. Бывает, что наниматель вызывает у стража слишком сильную неприязнь. Не ко всякому мужчине можно послать храмовую жрицу и наоборот. Кто-то из стражей не любит работать на юге или, напротив, на севере. Храм, конечно, может настоять, но зачем? Если страж будет охранять нанимателя против своей воли, постоянное раздражение ему помешает. Всегда можно найти того, кто согласится, мы ведь жрецы и дети храма, а не рабы.

— Очень разумно, — рассеянно похвалил Эргиан, роняя камешек и снова подхватывая его в руку. — Пожалуй, я непременно посоветую своему отцу послать в ваш храм просьбу о договоре. А во сколько обходится это несравненное удовольствие?

На мгновение у нее возникло огромное желание отправить его кариандское высочество… хотя бы к Ираталю! Тот знает о храме достаточно… Но вежливый вопрос требовал учтивого ответа, и Джиад вздохнула, надеясь, что это вышло не очень заметно.

— Если страж младше двадцати семи лет, — монотонно проговорила она уже навязшие в зубах положенные слова, — то при заключении договора храму выплачивается вес стража в серебре. Если старше — в золоте. После этого каждый год страж получает от нанимателя сто золотых монет не меньше определенного веса и чистоты, из которых половину отсылает в храм. Наниматель оплачивает оружие и снаряжение стража и содержит его с должной заботой. А по достижении стражем сорока лет его договор с храмом и нанимателем считается разорванным. Страж свободен и может жить, как пожелает. Вернуться в храм, где ему всегда найдется место, но никаких обязательных контрактов больше не будет, или найти нового нанимателя уже лично для себя, или… Да что угодно, в общем.

— Очень интересно! — с чувством проговорил Эргиан, бросая в коробку камешки, плавно опустившиеся на кучку себе подобных. — Благодарю вас, амо-на. Ваше величество, — склонил он голову перед Алестаром, — не смею больше отвлекать…

Он шевельнул хвостом, собираясь всплыть, и тут Алестар, по-прежнему разглядывающий доску для риши, разомкнул губы:

— Останьтесь.

Эргиан замер, но удивленным отнюдь не выглядел, и Джиад снова подумала, что смысл сказанного все время ускользает, будто иреназе говорят на плохо знакомом языке — вроде бы и понимаешь отдельные слова, но что они значат все вместе?

А рыжий что-то достал из маленькой сумочки на поясе и протянул Эргиану. Глаза кариандца изумленно расширились, он взвесил на ладони огромный рубин, тревожно сверкнувший в ярком сиянии недавно подкормленной туарры на стене.

— Это ведь…

Он замолчал, снова покрутил камень в руке, поднес к глазам и пригляделся. Алестар смотрел на него с подозрительно спокойным лицом, а в сердце Джиад медленно вползало предчувствие чего-то нехорошего. Если это рубин, взятый с тела Торвальда, то он ведь фальшивый! Или нет? Но Алестар сам сказал, что… И зачем он показывает его кариандцу?

— Значит ли это, что ваше величество признает меня не только послом Карианда, но и… вашим советником? — бесстрастно поинтересовался Эргиан, поднимая взгляд от камня.

— Нет, — так же холодно уронил Алестар. — Не знаю, как у вас, а по нашим законам советник короля может служить только одному государству. Это значит, что вам придется выбирать, тир-на Эргиан. Я по-прежнему намерен соблюдать договор, заключенный с Кариандом. Относительно вашей сестры и относительно переселенцев — в равной мере. Но в моем Совете вы останетесь только моим подданным, а не кариандским. Член королевской семьи Акаланте и советник короля — или посол Карианда. Решать вам.

— Это… справедливо, — тихо и очень спокойно признал Эргиан. — Я должен ответить прямо сейчас?

— Вовсе нет, — пожал плечами Алестар. — Но я не могу обсуждать с послом Карианда то, в чем попросил бы помощи своего советника. А положение дел таково, что промедление может ударить по всем королевствам моря.

— Знаете, ваше величество, — с вымученным смешком сообщил Эргиан, возвращаясь к прежнему ехидному тону, — вы сейчас очень сильно оскорбили весь свой остальной Совет. Получается, что они вам помочь не могут? Или не хотят?

— Половину нынешнего Совета я бы с радостью разогнал к муреньей прародительнице, — раздраженно бросил Алестар. — Но не могу. Вторая половина просто не в силах помочь. У отца был Руаль. Мне противно об этом даже думать, но отец полагался на него многие годы, и до последнего времени не было причин об этом жалеть. Мой Совет хорош в хозяйственных делах. Военных, политических… Но сейчас в Акаланте творится такой сон глубинных богов, что я не могу приплыть за помощью ни к кому из них. Разве что к Ираталю, но даже ему нельзя знать всего.

— А мне — можно? — насмешливо вскинул брови Эргиан, но глаза у кариандца остались невеселыми.

— А вы и так уже знаете самую страшную тайну Акаланте, — в тон ему ответил Алестар. — Кстати, вы всего третий, кроме меня и Джиад. Так что если секрет станет известен кому-нибудь еще…

Эргиан сосредоточенно крутил в пальцах рубин — точную копию того, который Джиад видела на груди Алестара, и тоже фальшивку. На скрытую угрозу короля Акаланте он лишь отмахнулся:

— Да понимаю я. Это ведь вторая копия, так? Здесь нет отверстия для туарры, а внутри светится что-то другое… Откуда он? Впрочем, молчите. Весь дворец гудит, что тир-на Алестар вернулся с поверхности и притащил раненого человека. Госпожа Джиад обеспокоена настолько, что играет в тосу гораздо хуже обычного. Ваши гвардейцы не отвечают на самые безобидные вопросы. Кстати, скажите им, что это зря. Большие тайны нужно прятать за легкой болтовней, сами по себе они слишком заметны. И возле вулкана вы говорили, что рассчитываете вернуть Сердце в самом скором времени. Но снова получили копию. М-м-м-м… Аусдранг? Торвальд?

— Я вот думаю, — мрачно сказал Алестар, — зачем мне при дворе настолько умный посол Карианда?

Эргиан оценил его признание смешком и взглянул на Джиад. А потом одним движением руки смел с доски камешки, перемешав их, и спросил:

— Вы хорошо помните позицию, амо-на?

Джиад молча кивнула.

— За сколько ходов я бы выиграл?

— За шесть, — спокойно отозвалась она. — Вы бы выиграли за шесть ходов, тир-на Эргиан. Именно для этого вы сделали два последних — чтобы дать мне отыграть северную сторону и протянуть время. Показать?

— Не надо, — усмехнулся кариандец. — Но вы меня не поправили, когда я сказал про пять. Играть с вами было истинным удовольствием, амо-на, и я скорблю, что скоро лишусь его. Кстати, как скоро? Полагаю, теперь вас несколько задержит раненый?

— Это ненадолго, — улыбнулась Джиад одними губами, надеясь, что кариандец ничего не прочитает по ее глазам. — Вы же слышали, его величество не намерен разрывать договор с Кариандом.

— Догово-о-о-ор… — протянул Эргиан и позволил рубину свободно упасть в ту же коробку, где лежали камешки для риши.

Черные и белые камни — и среди них огромная багровая капля неправильной формы. «Кровь Матери Море смешалась с кровью первого короля Акаланте, — вспомнилось Джиад. — И даже глубинные боги устрашились…»

— Если ваша тайна выплывет наружу, тир-на Алестар, — сказал Эргиан задумчиво, — не спешите обвинять в этом меня. Ведь был еще и тот, кто сделал копию Сердца для короля Аусдранга. Кстати, зачем?

— Это спрашивает посол Карианда или советник Акаланте? — спросил Алестар, доставая рубин из коробки и тоже, в свою очередь, крутя его в пальцах.

— Это спрашивает тот, кому по-прежнему не хочется стать королем вашего дивного города, — парировал кариандец. — Кто еще не отправил домой ни одного донесения сверх обычных писем учтивости и пока не собирается этого делать.

— А также тот, кто спас меня возле вулканов и проголосовал за невиновность моей избранной, — с той же холодной и горькой усмешкой уточнил Алестар. — Я все это помню, тир-на Эргиан. Но вот вопрос… А вашему отцу и повелителю тоже не хочется, чтобы вы стали королем Акаланте? Не торопитесь отвечать. Мы ведь оба понимаем, что ваши желания на самом деле не имеют никакого значения, как и мои. Я заключаю брак с Маритэль, потому что так нужно моей родине. А что вы сделаете для Карианда?

— Все, — еле слышно уронил глубинник. А потом, помолчав, добавил бесцветным, как его обычная серая туника, голосом: — Знаете, ваше величество, я попрошу у вас пару уроков гонок на салту. Возможно, это не столь бессмысленное занятие, как мне ранее представлялось.

— Согласен, — без улыбки кивнул Алестар. — Если взамен вы поучите меня играть в тосу. У нас будет интересная мирная жизнь, тир-на Эргиан, если мы до нее доживем. У короля Торвальда была фальшивка, но он искренне верил, что обладает настоящим Сердцем Моря. Верил настолько, что поставил на эту веру все — и проиграл. Но вы правы, копию для него кто-то сделал. И пока я не узнаю — кто, я не вправе доверять никому. Хотя мне бы очень хотелось доверять вам, Эргиан.

— Я подумаю над этим, ваше величество.

Принц-глубинник оттолкнулся хвостом от ложа и всплыл над ним, отвесив безупречный почтительный поклон сначала Алестару, потом Джиад.

Когда за кариандцем закрылась дверь, рыжий обессиленно растянулся на ложе, только голову повернул к Джиад. Помолчал немного и спросил:

— Как себя чувствует твой… друг?

— Он спит, — невольно насторожившись снова, ответила Джиад. — Целители говорят, что рана не опасна, но какое-то время ему придется провести в постели. Я… очень благодарна вам за помощь, тир-на.

— Не стоит благодарности, — безразлично отозвался Алестар. — Я не буду притворяться, что мне приятно его присутствие, но помню, что обязан ему твоей жизнью.

— Вы — моей? — не удержалась она.

Повернувшись набок, Алестар откинул с лица выбившиеся из косы короткие пряди и внимательно посмотрел на Джиад.

— Ты хотела уплыть как можно скорее, да? Вместе с ним…

Он не спрашивал, а утверждал, и Джиад молча кивнула, изнывая от той же самой непонятной глухой тоски. Вернувшись, Алестар не сменил тунику, которую надел с утра. Ту самую, что снял вечером, ложась с Джиад в постель, чтобы разорвать запечатление. Память предательски подсказывала, что ночь они провели вместе. И не только за тем, вспоминать о чем было сладко и горько одновременно, они ведь еще просто спали… Спали в объятиях друг друга, как обычные любовники. Доверяя не только тело, но и нечто более тонкое, зыбкое, мимолетное.

И Алестар ни словом не напоминал об этом, только его взгляд, жадный и тоскливый, все время тянулся к Джиад, когда рыжий думал, что это незаметно. Чутьем стража она ощущала постоянное внимание, словно прикосновение, но не липкое и неприятное, как можно было бы ожидать, а сходное с ровным теплом от горящего очага, в который ты не подбрасываешь поленья, потому что это делает кто-то другой. Тебе же достается только тепло…

Да, Алестар не напоминал, не намекал, не предлагал… И следовало поскорее забыть об этой ночи, окончательно стершей последние следы ненависти и вины между ними. Пусть все так и остается, постепенно превратившись в тихую грусть, которая когда-нибудь вернется к Джиад одиноким холодным вечером далеко отсюда, в Храме или доме очередного нанимателя… Потому что расставаться с такой огромной частью собственной жизни всегда грустно, и Джиад знала, что не сможет забыть ничего, случившегося с ней в Аусдранге и Акаланте. Да и не захочет. Эта боль принадлежала ей, делая ее сильнее, потому что Джиад прошла сквозь нее, как меч проходит сквозь огненное горнило и ледяную воду для закалки. Проходит, чтобы обрести силу и упругость, которые не получить иначе.

— Теперь придется немного подождать, — спокойно, словно размышляя, сказал Алестар. — Я сегодня же велю Ираталю узнать через наших слуг наверху, что в Аусдранге говорят о смерти Торвальда. Наверное, твоего друга будут искать?

Джиад снова молча кивнула.

— Значит, вам не стоит возвращаться в Аусдранг?

— Я не знаю, — отозвалась она. — Мне нужно поговорить об этом с Лилайном. У него в Аусдранге остался отряд, там люди, за которых он отвечает. А мне нужно вернуться в храм.

— Чтобы отправиться к новому нанимателю? — в голосе рыжего прорезалось что-то, нешуточно похожее на злость. — Вроде Торвальда? Или короля Карианда? Он как раз успеет сговориться с твоим храмом.

— Ваше величество, я страж. И это — моя жизнь, — напряженно сказала Джиад, которой очень не понравилось, какое направление принимает разговор. — Вы сказали, что дадите мне свободу.

— Дам, — кивнул Алестар.

Взяв со стола гребень, он быстрыми нервными движениями расплел косу и принялся ее расчесывать, беспощадно раздирая спутавшиеся пряди.

— Только я дам тебе настоящую свободу, — бросил он, не глядя на замершую в ожидании Джиад. — Думаешь, я не понимаю, о чем говорил этот глубинный маару? Могу поспорить, если я решу заключить договор с твоим храмом, чтобы ты стала моим стражем, Карианд не будет слишком возражать. Эргиан изо всех сил намекает, что… Ладно, неважно.

— И… что вы собираетесь делать? — похолодела Джиад, вдруг понимая, какую безумную идею могла подать рыжему болтовня Эргиана.

Очень расчетливая болтовня — следовало признать.

— Выкупить тебя, — буднично подтвердил ее страх Алестар. — Я же обещал, помнишь? Не для себя, конечно… Монеты уже готовят — я велел казначею рассчитать все в золоте, чтоб не возиться с серебром.

— Благодарю…

Дыхание все-таки перехватило, и в этот миг Джиад окончательно поверила, что ее отпустят. И не просто откроют клетку и снимут ошейник, а вернут крылья, которых ее душу лишило предательство Торвальда. Вот так просто! Чем отплатить за подобное, она не знала, да и счетов между ней и Алестаром накопилось столько, что если их разбирать… Так что к демонам все прежние счета, сейчас ее заливала искренняя горячая благодарность, для которой Джиад даже слов подобрать не могла. Да, Кариалл предлагал нечто подобное, когда нуждался в ее помощи, но то было в уплату за оскорбление, и Джиад никогда не оценила бы свою честь и гордость даже по таким высоким ставкам. Алестар пообещал неизмеримо больше! Он не хотел заплатить стражу, которого собирался оставить себе, он давал Джиад свободу!

И… не об этом ли говорил Малкавис? Не это ли он обещал? «Единственный путь стать свободной — посмотреть в глаза собственному страху и слабости», — вспомнились Джиад слова, услышанные в забытьи. Значит, она выполнила условие бога? И теперь станет воистину свободна?!

— Не за что, — невесело улыбнулся Алестар, отводя взгляд. — Это меньшее, что я могу сделать. Только не торопись, прошу. Отправить в храм деньги — еще куда ни шло, это могут устроить наши слуги на берегу. Но тебя мне им доверять не хочется. Или нужно найти действительно надежных спутников. Пусть твой… друг очнется, может, он что-то посоветует.

— Да, конечно, — поклонилась Джиад.

А рыжий ведь останется со своими бедами один. Та же неясная тоска, что мучила ее все утро, не отступала, грызла потихоньку, царапала сердце, как дурная злая кошка… Да, это дела иреназе, Джиад они не касаются. С самого начала не касались! Она и так сделала, что могла, став Алестару стражем, пока жила здесь. Интриги и заговоры советников, покушения, глубинные боги и их прислужники — все это не ее дело! Да Алестар и сам не просит помощи. Бывшая избранная ему ни в коем случае здесь не нужна, это станет оскорблением настоящей невесты! Маритэль вот-вот приплывет, остались считанные дни… И даже то, что придется задержаться из-за раненого Карраса, может вызвать неудовольствие кариандцев, на что бы там ни намекал Эргиан... Ведь все так, верно?

Ну и что же тогда Алестар смотрит, словно у него сердце пополам рвется, а губы принца держат вежливую улыбку, как приклеенную? Они ведь уже не связаны запечатлением — зачем эта ложь? И разве могут лгать глаза? Это ведь не клятвы…

— Простите, ваше величество, — проговорила Джиад, изнывая от еще более непонятной, чем тоска, вины. — Мне нужно навестить Лилайна. Если он уже проснулся, я хочу узнать у него… про перстень.

— Да, конечно, — кивнул Алестар, запуская пальцы в коробку и бездумно пересыпая камешки риши. — Возвращайся потом, нам тоже есть о чем поговорить. Я надеюсь, эти несколько дней, что ты еще будешь здесь, ты не откажешь мне в советах? Ты ведь тоже, — старательно улыбнулся он, — мой советник. Тринадцатая каи-на Акаланте.

И от этой вымученной улыбки Джиад окончательно сбежала, уговаривая себя, что ничего страшного — это просто у рыжего привычка. Или запечатление уходит не сразу, а как болезнь, от которой выздоравливаешь постепенно. Пройдет. Приплывет Маритэль, и Алестар забудет даже Кассию, не то что связанную с ним дурным случаем двуногую.

«Но он не забыл Кассию, когда был запечатлен с тобой, — возразил тихий упрямый голос ее «внутреннего я». — Значит, настоящей любви запечатление не помеха?»

«Так это любви, — невесело усмехнулась Джиад, подплывая к двери комнаты рядом со своей спальней, где устроили Лилайна. — Я-то здесь причем? Вот рассчитается его величество окончательно со мной и со своей совестью — и сможет жить спокойно. И пусть. Пусть хотя бы от потери Кассии излечится — от души ему желаю. Пусть будет счастлив с Маритэль и постарается сделать ее счастливой. Это жизнь, Джи. Что-то теряешь, а что-то находишь…»

Но последние слова прозвучали в памяти насмешливым голосом Торвальда, любившего эту поговорку, и Джиад вздрогнула, прежде чем открыть дверь.

Лилайн уже не спал. Увидев Джиад, он попытался привстать из кучи подушек, на которые опирался, но тут же снова неуклюже опустился в них и поморщился от боли.

— Лежи! — торопливо попросила она, подплывая и опускаясь рядом. — Ради Малкависа, не дергайся. Как ты?

— Живой, — усмехнулся Каррас, глядя на Джиад лихорадочно блестящими глазами. — А ведь думал, из этой передряги уже не выберусь. Ты-то сама как?

Он протянул здоровую руку, и Джиад легонько сжала горячие пальцы — у алахасца был жар.

— У меня все хорошо, — сказала она чистую правду. — Я здесь почетная гостья. И что-то вроде леди… Прежний король наградил меня титулом за… Долго рассказывать — давай потом? Лил, они наверняка свалят смерть Торвальда на тебя, понимаешь?

— Еще бы, — вымученно усмехнулся алахасец. — Не признаются же, что сами его порешили. А, плевать. Потеряв голову, о серьгах не жалеют, верно? Гостья, значит? И долго тебе еще… гостить?

— Уже нет, — вздохнула Джиад. — Пока ты не выздоровеешь. И пока не решим, что дальше делать. В Аусдранг тебе нельзя — схватят. Лил, прости… Это я втянула тебя во все это.

Она опустила взгляд к руке алахасца, которую держала. Сильные темные пальцы казались странно тонкими, будто похудевшими, да и лицо Карраса заострилось, а в вырезе рубашки виднелись темные следы на ключицах — то ли шрамы, то ли ожоги.

— Глупости, — улыбнулся тот, мгновенно став прежним Лилайном Каррасом — отважным и азартным. — Что-что, а вляпаться во всякое я и сам умею. Джи, тебя… здесь точно не обижают?

Джиад покачала головой, растерянно подумав, сколько же придется рассказать Лилайну, чтобы алахасец понял, насколько все изменилось с прошлого раза, когда она была пленницей. И непонятно, что именно можно рассказывать, ведь многое — тайна акалантцев.

— Точно, — улыбнулась она. — Я же говорю… Лил, ты быстро поправишься. Здесь отлично лечат, гораздо лучше, чем на земле. И мы сможем… Боги, как же я по тебе соскучилась!

Подчиняясь порыву, она подняла руку алахасца выше, прижалась к ней щекой и замерла, прикрыв глаза. Лилайн… живой! Какое счастье — сознавать, что прямо сейчас им ничто не угрожает. Что можно побыть вместе, поговорить, прикоснуться…

— А нынешним королем у хвостатых, значит, тот самый принц, что тебя… — услышала она напряженный и не по-хорошему холодный голос алахасца.

— Забудь, — поспешно сказала Джиад, вздрогнув. — Просто забудь, ладно? Он…

И вот как объяснить, что Алестар не просто выпросил прощение? Несколькими неделями раньше Джиад сама бы не поверила, скажи кто-то, что она простит рыжего. По-настоящему простит, от души. И что сам иреназе изменится настолько, что пропасть между нынешним Алестаром и тем жестоким испорченным мальчишкой станет глубокой, как эта их Бездна.

— Я его простила, — сказала она наконец, сама понимая, как глупо и фальшиво это звучит, потому что словами, как обычно, всей сути не передашь. — Действительно простила, клянусь. Он… это заслужил.

— Простила?

Недоверчивое изумление и гнев в голосе Карраса ударили Джиад, словно плетью.

— Ты? Простила эту тварь?

Джиад прикусила губу изнутри, и боль отрезвила, напомнила, что для Лилайна не было ничего, что случилось между нею и Алестаром. Наемник просто не понимает. Но ради Малкависа, пусть не смотрит так! Да, Джиад виновата перед ним. Она ушла в море, чтобы заслужить собственную свободу то ли у богов, то ли у судьбы. Бросила Карраса… И в том, что Лилайн попался Торвальду, есть вина Джиад — тяжелая, невыносимо горькая вина… Но ведь все не так, как думает Лилайн! А это он еще не знает, кем здесь Джиад считалась до вчерашнего дня. Ведь только утром она сняла браслет избранной. Можно не сомневаться — вскоре кто-нибудь проболтается. И как тогда смотреть Каррасу в глаза? Особенно, когда наемник узнает об обещании Алестара выкупить Джиад у храма. Что он об этом подумает?!

— Не суди, не зная, — попросила она тихо. — Прошу, Лил, не суди ни его… ни меня. Очень много всего случилось, пока я была здесь. Да и раньше… Сейчас он не враг ни мне, ни тебе. И он здесь король, не забывай. Да не в этом дело… Говорю же — я его простила. Значит, было за что, поверь мне…

— Ладно, как скажешь… — медленно сказал Каррас, не сводя с нее удивленного и недоверчивого взгляда. — А ты изменилась, Джи. Только не пойму — в чем. Значит, уверена, что нас отпустят?

— Он обещал, — кивнула Джиад. — А короли иреназе слово держат, сам знаешь. Только сначала тебе нужно вылечиться. Здесь можно жить, Лил. Не очень удобно и вообще странно, однако можно. Не беспокойся ни о чем, выздоравливай…

И снова собственные слова звучали фальшиво, аж ухо резали. Но Каррас прикрыл глаза, наверное, больше от недостатка сил, чем поверив Джиад. Его рука так и сжимала ее пальцы, и размыкать это касание не хотелось. Может, все-таки обойдется? Только бы они с рыжим не сцепились!

— Лил, — позвала она наемника, отчаянно мучаясь виной, что не дает тому отдохнуть спокойно. — Помнишь, я тебе оставила вещи? Там еще сапоги были…

— Ты про перстень? — не открывая глаз, уточнил Каррас, как всегда понимая с полуслова. — Его величество Торвальд очень хотел его вернуть. Все спрашивал…

Он усмехнулся, и усмешка вышла такой злой, что у Джиад тревожно и виновато заныло сердце.

— Знаешь, — проговорил Каррас, помолчав, — я ведь рассказал все. Там умеют допрашивать. Сначала думал, что уж я-то устою… Но это длилось и длилось. Сначала часы, потом дни, потом… время вообще исчезло. И я выложил все, что мог. Да мне и рассказывать особо нечего было. Как снова встретились, как жили… в лесу. Но ему был нужен только перстень. Он быстро понял, что я его видел. И я рассказал… про сапоги.

— Понимаю, — сказала Джиад, ничего, впрочем, не понимая.

Если Торвальд узнал, где лежало кольцо, почему не забрал? Ох, да плевать сейчас на перстень! Она отдала бы все драгоценности на свете, лишь бы стереть горькую усмешку с губ Лилайна и растопить холод в его голосе. Холод унижения и вины.

— Нет, — спокойно возразил Каррас, по-прежнему не открывая глаз. — Не понимаешь. Я рассказал про сапоги. Их нашли, я их в «Лысом еже» оставил, как и все остальное. Ты прости… за мечи. Их тоже забрали. Но каблук был уже пустой. И потом… когда стали спрашивать опять… Я сломался. Я очень старательно сломался, Джи. Орал, умолял, клялся, что не знаю. И он поверил. Поверил, что перстень то ли у тебя в море, то ли ты его спрятала где-то. Ты же нашла, да?

Он говорил в полузабытьи, и сердце Джиад рвала на части вина и гордость за то, что Лилайн даже под пыткой обманул палачей. Победил и боль, и страх, спасая то, что она доверила ему. Хотя, видит Малкавис, лучше бы Каррас отдал перстень! Но тогда, скорее всего, Торвальд казнил бы ненужного ему наемника.

— Нет, — покачала она головой. — Не нашла. Спи, Лил. Потом расскажешь. Все хорошо, слышишь?

— Как… не нашла… — заплетающимся языком удивился алахасец. — Я же отправил его… тебе. Пряжка, она же… вот… Внутри…

Не договорив, Лилайн окончательно обмяк среди подушек, а Джиад, бережно положив его руку на покрывало, тронула пряжку, присланную Торвальдом в доказательство, что Каррас у него. Ту, которую так и носила на вороте рубашки. С которой плавала на встречу, ставшую для короля Аусдранга смертельной, даже не подозревая, что перстень — вот он, только руку протяни.

Теперь Джиад понимала, почему пряжка такая тяжелая. Она отколола ее с рубашки, взвесила на ладони, перевернула. Круглая и толстая… Как же открыть? Но сейчас, когда она смотрела, зная секрет, все оказалось легко. Просто нажать и сдвинуть!

Задняя стенка отошла, и на ладонь Джиад выпал, сверкнув мрачным кровавым огнем, королевский перстень Аусдрангов.

— Ну и как без него взойдет на трон следующий король? — прошептала она. — Может, теперь наша очередь поторговаться?

В дверь постучали — торопливо и властно. Джиад кинулась туда, чтобы стук не разбудил Лилайна, открыла — и замерла. За порогом в коридоре был Алестар, и одного взгляда на лицо принца хватило, чтобы понять — беда.

На перстень в ее руках Джиад рыжий глянул мельком. А потом сказал с тихим мучительным отчаянием:

— Ты мне нужна. Прямо сейчас. Маритэль пропала. Ее караван пересек нашу границу, их видели со сторожевого поста. Но до Акаланте никто не доплыл.