ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 12

Москва. Декабрь 1999 год

Тот Новый год был особенным. Про миллениум говорили все, кому не лень, просто затерли эту тему до дыр, настоящее шоу с грядущим тысячелетием устроили; вот, мол, в какую эпоху живем, товарищи, на стыке веков, можно сказать, одна эпоха сменяет другую! Люди чувствовали свою исключительность: мы особенные, нам довелось жить в такое удивительное время! Кто то радовался красивым числам, кто то боялся их (даже некие апокалиптические теории под грядущий миллениум развернули, предрекали глобальный компьютерный сбой, а то и конец света!). В общем, волнений было много.

Маша не то чтобы поддалась всеобщей истерии, но чего то чудесного от Нового года ждала – во всяком случае, она хотела, чтобы ее муж устроил для нее какое нибудь чудо (ясно же, что чудеса надо делать своими руками!); но вместо этого Олег за три дня до праздника сообщил, что должен уехать в командировку в Нижний Новгород и что вернется в Москву только вечером тридцать первого декабря. Маша надулась – очень мило! Настроение было испорчено – нормальные люди готовятся к празднику, а она должна сидеть в одиночестве! Кроме всего прочего, Маша обижалась на мужа еще и за то, что новогоднюю ночь они должны были провести в гостях у его приятелей. «Конечно, Олег, как всегда, в своем репертуаре – думает только о себе! Хоть бы спросил, а как, собственно, я хочу встретить Новый год!» К этому времени они были женаты пять лет, и все их праздники проходили по сценариям, выбранным Олегом: они либо встречали Новый год у родителей Олега, либо у его приятелей (самое смешное, что люди, с которыми они проводили новогоднюю ночь и которых Олег называл «очень близкими друзьями», до следующего 31 декабря в его жизни почему то не задерживались). В какой то момент Маша поняла, что устала проводить новогоднюю ночь с чужими людьми и что, если так будет и дальше, она скоро возненавидит этот некогда любимый ею праздник.

Вечером тридцатого декабря Маша пригласила к себе подругу Инну, и они устроили девичник: выпили шампанское, прикончили испеченный Инной торт «Мишка на севере», посмотрели «Иронию судьбы». Инна уехала уже за полночь, и спать Маша легла поздно. А утром тридцать первого ее разбудил ранний телефонный звонок (у нее тогда только появился ее первый мобильный телефон).

Сонная Маша ответила на вызов.

– Хелло! – сказал мужской голос.

– Гутен морген! – не слишком любезно отозвалась Маша.

– Извините, это Владимир? – спросили из трубки.

– Ну, здрасте! – усмехнулась Маша и даже разозлилась: а что, по ее голосу непонятно, что это не Владимир? – Вы в своем уме?! Не можете отличить мужчину от женщины?

Незнакомый мужчина смутился и пояснил, что звонит некому Владимиру, для которого он привез посылку от заграничных родственников.

– Извините, я, видимо, перепутал номер.

– Ладно, ничего страшного! – смягчилась Маша, поняв, что ее не разыгрывают, а человек действительно ошибся. – Удачи вам!

Она отсоединилась и провалилась в сон. Через час снова раздался звонок. Маша удивилась, услышав тот же (приятный, но как будто с легким акцентом) мужской голос.

– Извините, а как вас зовут? – спросил телефонный незнакомец.

Она вздохнула – а он навязчивый! – и назвала свое имя с интонацией: «Ну, Маша, и что дальше?!» Собеседник страшно обрадовался и заверил, что у нее «замечательное имя».

– Спасибо, мне тоже нравится! – Маша начинала терять терпение.

– Извините, Маша, а вы не могли бы показать мне город? – выпалил незнакомец. – Понимаете, я только вчера приехал в Россию, в первый раз в Москве, никого здесь не знаю…

Маша фыркнула про себя: ну, я же не экскурсионное бюро! Но что то в этом голосе было такое располагающее, что не позволило ей фыркнуть вслух. Она ответила ему долгим молчанием.

– Простите, – стушевался незнакомец, – наверное, это прозвучало неприлично. Просто у вас такой располагающий голос…

– В самом деле? – усмехнулась Маша. Со сна голос у нее был хриплый и располагал разве что к вопросу, не болит ли у нее горло.

Похоже, что до него дошло, и он торопливо сказал, что больше не будет ее беспокоить.

– Поздравляю вас с Новым годом! Всего вам самого доброго, пусть в вашей жизни случится чудо!

Маша задумалась, – с какой стати она на него напала? Невежливо как то. И потом все таки праздник, а человек один в чужой стране, в чужом городе… это неправильно.

– Эй, подождите, – она вздохнула, – у меня есть немного времени. Давайте я покажу вам центр города. Где мы встретимся?

Незнакомец смущенно признался, что в Москве пока успел узнать только Красную площадь.

– Хорошо. Встретимся на Красной площади. Под часами.

По дороге, Маша успела порядком промокнуть под снегом, который валил как бешеный. Признаться, она успела пожалеть о том, что согласилась на это свидание: «Что на меня нашло?! Авантюра какая то!», и отругала себя: «Вот Олег узнает, небось устроит сцену ревности, и объясняй потом, что ничего не было!» Но поскольку отменить встречу было уже невозможно, Маша попыталась зафиксироваться на жалости – человек в незнакомой стране, одинокий, растерянный!

Однако при встрече выяснилось, что «телефонный незнакомец» жалости не вызывает и на бедолагу не похож. Рядом с голубыми кремлевскими елками, припорошенными снегом, стоял парень лет двадцати пяти (тоже изрядно припорошенный снегом): симпатичный, высокий, с открытым взглядом больших серо голубых глаз и обаятельной улыбкой, которая сразу полетела Маше навстречу.

– Здрасте! – буркнула Маша, слегка недовольная тем, что он не оправдал ее сердобольных ожиданий.

– Спасибо, что пришли! – снова от души широко, как умеют только иностранцы, улыбнулся незнакомец (у наших то улыбка всегда какая то натянутая, неестественная, словно к ушам криво пришили, а у иностранцев – будто они родились с этой улыбкой и с нею же помрут, оптимистично заверяя мир, что все «о’кей»).

– А я вас представлял совершенно другой! – с ходу сообщил молодой человек.

Маша изрядно озадачилась:

– Спасибо, конечно, за откровенность. А что со мной не так?

Он махнул рукой:

– Все так. Вы красивая. Но по голосу я представлял вас иначе. А хотя у вас сейчас и голос другой…

Маша подумала, не обидеться ли ей – вот нахал какой! – потом смилостивилась:

– Конечно! С утра я каркаю как ворона, а к полудню распеваюсь, и мой голос становится нежен. Кстати, как вас зовут? Андрей? Ну, идемте, что ли, Андрей, а то вас уже снегом замело по самые уши!

Они покружили по площади, вышли к набережной.

«А для иностранца он, между прочим, отлично чирикает по русски!» – Маша взглянула на парня строго, – уж не заливал ли он на счет заграницы?! Она спросила, откуда он приехал. Оказалось, из Чехии. Маша благосклонно кивнула – нормально, Чехия – это очень дружественная заграница, можно даже сказать, весьма условная заграница, потому как страна бывшего соцлагеря, братья славяне!

– Я живу в Праге! – добавил Андрей.

Маша почему то обрадовалась:

– В Праге? Очень хорошо!

– Вы бывали в Праге? – просиял Андрей.

– Нет, но «Прага» – мой любимый торт! – хихикнула Маша.

Из разговора выяснилось, что мать Андрея – русская, отец – чех. Андрей пояснил, что чувствует себя русским.

– Эта моя «русская половина» с годами все больше увеличивается, разрастается, и претендует на целое!

– Он рассказал, что заканчивает медицинский университет, планирует учиться дальше («чтобы стать настоящим хирургом, нужно много учиться!»), а по вечерам работает в госпитале.

Маша сочувственно взглянула на Андрея, узрев в своем спутнике родственную душу – она сама была законченным трудоголиком, этакой пчелкой, привыкшей работать на износ.

Пока шли вдоль набережной, Андрей засыпал Машу вопросами о русской культуре, в любви к которой он признался, озвучив традиционный интеллигентский набор: Толстой, Достоевский, Чехов, Рахманинов. В итоге ее новый знакомый произвел на Машу впечатление серьезного человека, поэтому, когда он вдруг выпалил: «А где здесь ГУМ?», она опешила: «Ну, здрасте! Пошопиться решил, товарищ?» – и махнула рукой в сторону площади.

Андрей улыбнулся:

– А пойдем есть мороженое? Говорят, там потрясающе вкусное эскимо!

– Ты это серьезно?!

В его серо голубых глазах мелькнуло что то ребячливое:

– Ага! Я, признаться, очень люблю мороженое.

И она повела Андрея есть мороженое.

Примостились возле знаменитого фонтана. Увидев увесистый брусок эскимо в серебряной обертке и то, с каким аппетитом Андрей его поглощает, Маша не удержалась и тоже изъявила желание приобщиться к простым человеческим радостям.

– Хорошо! – она лизнула шоколад. – Представляешь, сто лет не ела эскимо!

И вот странно – от этой прохладной сладости у нее стало неудержимо теплеть на душе, и накатила вдруг радость, как в детстве: словно бы она идет по летнему парку в легком платье и сандалиях, с восхитительно холодным пломбиром в руках, а впереди целое лето каникул; и от того, что все эти прекрасные вещи сошлись – лето, каникулы, мороженое, – на нее накатывают волны сокрушительного и безоговорочного счастья.

А к мороженому самое то – кофе! И они отправились пить кофе.

Когда в кафе Маша сняла свое объемное черное пальто, Андрей ахнул.

– Что опять такое? – смутилась Маша.

– Оказывается, на самом деле ты очень хрупкая! – сказал Андрей. – А в пальто казалась такой большой!

Маша покраснела – это пальто будущий дизайнер придумала и сшила сама. По хитрому дизайнерскому замыслу оно было весьма внушительным. Подруга Инна даже иронизировала, что это не пальто, а палатка, или танк, или дом. Танк не танк (вечно Инка передергивает), но Машин сорок четвертый размер пальто действительно изрядно преувеличивало.

Андрей с интересом рассмотрел пестрый Машин свитер, связанный ею собственноручно, ее самодельную оранжевую сумку с кошками, бисерные фенечки. Маша рассказала ему, что сама придумывает себе одежду и украшения и что хочет быть модельером.

– Здорово! – кивнул Андрей. – Ты очень яркая! Не сомневаюсь, что я пью кофе с будущим известным дизайнером!

В ГУМе Андрей постоянно порывался забежать в какой нибудь отдел, чтобы купить Маше подарок.

– Ну, Новый год ведь! Пожалуйста, я хочу подарить тебе что нибудь на память!

Маша яростно отбивалась:

– Ничего не надо, перестань! – и хватала его за рукав. Она так и не дала ему выбрать для нее подарок.