Глава 4
Неделя…
Неделя неволи, которую нельзя назвать заточением.
Меня не держали в клетке, но и на свободу не отпускали. Огромный замок стал моей темницей.
После того как я рассердила принца, он приказал, чтобы мои руки и ноги заковали в рабские браслеты без цепей. Такие уже лет триста не носил никто, но ради меня сделали исключение, и королевский кузнец нашел две пары.
Теперь каждый в замке знал, что ту, на ком «красуются» эти оковы, нельзя выпускать даже во внутренний двор.
Его высочество и вправду лишил меня неба… за одним исключением, о котором никто не знал.
Целыми днями главная служанка гоняла меня на самые грязные работы по замку: чистить камины, выгребать уборные. Однажды даже приходил сам Кляус, гневно и насмешливо зыркнув на меня, выпросил у главной мэры Алуры меня на целый день — убирать камеры после заключенных…
Вряд ли я забуду то, чего насмотрелись там. Еще сутки после этого меня подташнивало только при одной мысли, что мне еще хоть раз придется идти в казематы с ведром и тряпками.
Но я терпела и молчала, понимая, что если начну высказываться, мою жизнь сделают еще более несносной.
То, что окружающие, мягко говоря, меня не любят, я поняла еще при знакомстве с Шушей, но дальше становилось все хуже.
— Лучше б тебя высекли и прогнали, — слышала я от кухарки каждый раз, приходя на кухню за положенной мне похлебкой. — Кочевница под крышей — горе в доме. Вот помяни эти слова, скоро что-то произойдет.
Дальше со скрипом зубов мне наливали тарелку, молча сверлили взглядом, пока ела, и прогоняли восвояси, едва зачерпывала последнюю ложку со дна.
А два дня назад я все же не выдержала и огрызнулась:
— Так отравите же меня наконец, — буркнула кухарке. — Раз я вас так раздражаю. Нет меня — нет проблем.
Дородная повариха Жако скрестила на груди руки и надула щеки.
— Принц запретил. Сказал, если тебя хоть кто пальцем тронет — четвертуют.
— Какая забота… — поерничала я, за что кухарка тут же замахнулась на меня половником, но бить передумала.
— Поговори мне еще тут. Жри молча. А то в следующий раз если не потравлю, то пересолю. Посмотрим, какая говорливая будешь.
Вняв угрозе, я молча опустила взгляд в тарелку, а после еды так же молча ушла.
В остальном мои дни проходили однообразно и серо…
И все же совсем сделать мою жизнь унылой его высочество Ричард не сумел.
Женское крыло служанок располагалось на нижних этажах замка, но соседствовать с кочевницей там никто не пожелал. В итоге мэра Алура, не имея другого выхода, выдала мне ключи от каморки на чердаке. Тут не было окон, зато водились летучие мыши, вылетающие ночами в небольшую дыру в стене. Утром сквозь нее, как через отдушину, пробивался солнечный свет. Оттуда же я видела небо и радовалась тому, что даже будущий король не сумел лишить меня всего.
Это утро началось со стука дождя, ливень колотил по крыше, не давая доспать остаток ночи.
Поднявшись, я потерла затекшие за ночь руки. С ненавистью просверлила взором проклятые браслеты на руках и ногах. Они не жали, но раздражали просто фактом наличия.
Вдобавок в последние дни кожа в местах соприкосновения с металлом начала сильно чесаться и покрываться мелкими красными пупырышками, похожими на ожоги крапивы. Нужно было раздобыть какую-то ткань, чтобы обмотать запястья и голени под оковами, но пока такой не находилось.
Делиться со мной вещами тут никто не спешил. Единственное серое платье, которое дала Шуша, и то приходилось стирать перед сном, а после, если оно не успевало высохнуть за ночь, сушить на себе.
Уже несколько раз я порывалась попросить у мэры Алуры еще одно на смену, но каждый раз что-то мешало.
Но сегодня я точно для себя решила поговорить с ней. Тем более что проблема одежды была не самой серьезной — приближались женские дни, а значит, нужно было найти еще один комплект исподнего или хотя бы тряпочки на смену.
Одевшись, я уже привычными ходами для слуг спустилась на нижние этажи, минуя господское крыло.
Почти каждый день у меня мелькали мысли найти принца и просить помиловать меня и отпустить. Мысли мелькали, но я тут же прогоняла их.
Даже мытье нужников было меньшим унижением, чем вот так умолять.
Принц бы смотрел на меня, на его губах плясала холодная усмешка, а взгляд мертвенно-синих глаз не выражал бы ничего, кроме презрения к кочевнице.
Я вспомнила его снисходительное «Танцуй» и передернулась.
Я много раз танцевала для развлечения публики, наверное, не расклеилась бы станцевать и для Ричарда.
Но Агве всегда учила, что танец должен идти от сердца, иначе это и не танец вовсе, а просто движение тела. Предав искусство единожды, уже никогда не сумеешь танцевать как раньше.
Мое же сердце будто останавливалось рядом с принцем. Мне претило делать этому надменному хлыщу одолжение…