Глава 3

Шесть лет назад

Солнце немилосердно палит прямо в макушку.

Я собираю волосы в косу, но кудряшки всё равно выскакивают из неё, приходится сдувать их и заправлять за уши. Пальцы пахнут клеем, белую корочку приходится отдирать от подушечек.

Но это ни капли не расстраивает, потому что толстая пачка объявлений уже закончилась. Сегодня справилась намного раньше. Да и можно теперь забежать домой, взять продукты и поехать в больницу к тёте Але.

Она каждый раз просит приехать пораньше. Я изо всех сил стараюсь поскорее закончить с работой и мчусь к ней. Сейчас уже более-менее. Сердце — не шутки. Я плакала ночами после того, как её увезли на скорой.

Кроме тёти Али у меня никого нет. Родители погибли в автокатастрофе, когда мне исполнилось два года. Тётя, бездетная и одинокая, забрала меня к себе и воспитывала как родную. Она говорит, что я очень похожа на свою мать, её покойную сестру, и порой грустно улыбается.

Мы живём бедно, тетя работает учителем математики в школе. Берет ребят на репетиторство, пытается заработать лишнюю копейку, но при этом всё равно не сказать, что наше финансовое положение становится лучше.

И тут… Ей просто становится плохо среди ночи.

Что хуже всего — внезапно. Тётя Аля никогда не жаловалась на сердце, врачи только разводят руками. Но от греха подальше оставляют её в больнице. Пациентка упирается и не хочет оставаться надолго, я с трудом уговариваю её внять голосу разума.

Она понимает, что не надо вести себя как капризный ребенок. Но тётя Аля не любит больницы и ничего не может с собой поделать.

Поэтому я поправляю лямку рюкзака у себя на плече и несусь к метро. Успеваю прыгнуть в вагон, едва могу держаться за поручень — народу слишком много, — но всё равно чувствую себя довольной.

Всё хорошо, всё получится. Сможем дольше поболтать, расскажу про сегодняшние пары английского. Я ведь учусь в университете на переводчика, поступила на бюджет, чем очень горжусь.

Я добираюсь до нашего спального района, поднимаюсь по ступенькам на четвертый этаж, на ходу доставая из кармана ключи. Вот уже показывается поцарапанная дверь, круглая ручка и…

Дверь приоткрыта. Жутко чернеет щель, потому что в коридоре темно.

Мне нехорошо. Мысли путаются, наскакивают одна на другую. Ладони взмокают, на лбу выступает испарина. Что делать, что делать? Я простая девочка, у меня нет ни оружия, ни возможности противостоять вору.

Хорошо, если он уже ушёл. Тогда мне остается только подсчитывать убытки. А если здесь? И вооружён?

Судорожно припоминаю все ценные предметы. Господи, да что там взять… старенький компьютер, который нужен мне для учебы, пара золотых украшений у тёти Али, телевизор… Есть ещё бойлер и стиральная машинка, но они тоже старые. Еле работают.

«Надо вызвать полицию», — наконец-то проносится в голове толковая мысль.

Я делаю шаг назад, но неожиданно голова идет кругом. Приходится хвататься за ручку. Дверь предательски скрипит, сердце прыгает в горло, я забываю как дышать.

Спустя несколько секунд дверь толкают, я ударяюсь спиной о стену. От поясницы до плеч пробегает волна боли.

Чья-то рука сдавливает горло, перед глазами темнеет. Я хриплю, пытаюсь вырваться, однако ничего не выходит. Тот, кто рядом, намного сильнее меня. Здесь темно, и я не могу разглядеть его лица.

Вцепляюсь ногтями в рюкзак, пытаюсь ударить, но искусственная кожа попросту выскальзывает.

— От…пус… тите… — хрипло умоляю безликое чудовище, и чувствую кожей, как оно улыбается.

А потом резко разжимает руку. Я сползаю по стенке и стараюсь откашляться, горло дерет наждачкой, перед глазами всё плывёт.

Мой кашель разрезает тишину в коридоре. С лестничной клетки вдруг доносятся шаги; внутри вспыхивает огонёк надежды, что это кто-то из моих соседей.

Пытаюсь встать, но меня тут же резко хватают за волосы и втягивают в квартиру. Я вскрикиваю, рот зажимают пахнущей табаком ладонью.

— Взялась тут… — выдыхает он мне на ухо. — Какого черта припёрлась? Неужто дел мало? Дурная мелочь, что теперь с тобой делать?

— Перестань, — вдруг кто-то осаживает его из комнаты.

Тихо так, спокойно, но при этом настолько властно, что не возникает даже мысли сопротивляться.

У него низкий голос, такой, что внутри невольно всё подрагивает.

Ладонь исчезает с моего рта, но горло перехватило стальным обручем, и я не могу произнести ни слова. Хотя молчать нельзя. Разве что лишнего не говорить. Впрочем, сейчас мне настолько страшно, что дерзить не потянет. Не в той весовой категории. Дура. Идиотка. Надо было отойти и сразу вызвать полицию, а не стоять рядом.

— Отпусти девочку, она не виновата, что пришла домой. Будь вежливым, в конце концов.

Я сглатываю. Вежливые не хватают девушек за горло и не таскают за волосы. Не зажимают им рот и не…

— Ну, Лия, заходи. Нам есть о чем поговорить, — произносит тот же голос, и я даже не подозреваю, что многие годы он будет сниться мне в кошмарах.

Меня толкают в комнату, я теряю равновесие и падаю. Однако тут же оказываюсь в крепких объятиях. Жёстких и самоуверенных, но явно без желания причинить боль.

— Смотри, куда ступаешь, малышка. Так недалеко до беды.

Его дыхание щекочет мой висок, по телу пробегает горячая волна. А ещё пахнет сандалом и каким-то восточным ароматом.

Меня усаживают на диван и больше не говорят ни слова.

В нашей маленькой комнатке становится слишком тесно и неуютно, когда я понимаю, что тут три мужчины. Один — высокий и широкоплечий, в деловом костюме. Правда, он больше напоминает бойца, чем бизнесмена. Очень короткая стрижка, неприятный пронизывающий взгляд, тяжёлые надбровные дуги, огромные кулаки. Именно он втаскивал меня в квартиру, а до этого — держал за горло.

Инстинктивно я сжимаюсь на диване и отодвигаюсь в сторону. Он замечает это и улыбается. Только улыбка больше похожа на звериный оскал, и я чувствую себя загнанной мышкой, у которой нет ни единого шанса сбежать на волю.

Поворачиваю голову и вижу, что у окна стоит светловолосый мужчина. Он тоже в костюме, но его внешность куда более приятна и… обманчива, нежели у первого. Второй может быть как честным человеком, так и чудовищем, которое никогда не выпускает из своих когтей добычу. Он смотрит на меня спокойно, без угрозы, но и без симпатии. Словно на диване вообще никого нет.

И это дает небольшую передышку от агрессии «бойца».

Но когда я смотрю на человека, сидящего в кресле напротив, из головы мигом выветриваются все мысли.

Его волосы седы, едва касаются плеч. Черные, как обсидиан, глаза смотрят настолько внимательно, что не остается даже сомнения — он знает, о чем я думаю.

Крючковатый нос, соболиные брови, на шее платиновая цепочка. На нём тёмно-серый костюм и белоснежная рубашка. Он поднимает руки, и я вижу на безымянном пальце левой массивный перстень в виде головы орла.

Во всем облике мужчины есть что-то восточное, но определить к какому именно народу он принадлежит, я не могу. К тому же, скорее всего, полукровка…

— Ты мне дыру прожжёшь, — замечает он и усмехается.

К щекам приливает кровь, становится жарко. Ощущение, будто уличили в чем-то постыдном. Хотя я ничего плохого не сделала. Не я ворвалась в чужой дом.

— Кто вы? — наконец-то спрашиваю я, когда возвращается возможность нормально соображать. — И что вам нужно?

— Какая разговорчивая.

Ему явно нравятся мои беспомощность и непонимание. Его спутники переглядываются, в их глазах мелькает что-то такое, от чего хочется вжаться в спинку дивана.

Но это лишь краткий миг. Потому в следующий седой вдруг представляется:

— Меня зовут Григорий Искандеров. Не уверен, что Аля когда-то обо мне говорила, хотя мы прожили вместе пять лет.

Я хмурюсь и закусываю нижнюю губу. А вот и знаю. Правда, совсем немного. Тётя Аля что-то говорила про первую любовь и невероятного парня, в которого влюбилась, будучи ещё студенткой. Я знаю, что они поженились. А вот почему разошлись — нет.

— Упоминала, — осторожно говорю ему и тут же перехожу в наступление: — Вы знаете, что она в больнице?

— Знаю, — холодно отвечает Искандеров. — Иначе меня бы здесь не было.

Хочется спросить, зачем он взломал дверь в квартиру бывшей жены. Хочется понять, чем я заслужила такое обращение и страх. Хочется заорать и потребовать объяснений. Однако я сижу словно кролик напротив удава и понимаю, что не могу даже пошевелиться. Орать, впадать в истерику — бессмысленно. Меня скрутят в мгновение. И хорошо, если оставят целой. Поэтому остается только ждать, что скажет Искандеров.

Пальцы невольно впиваются в дешёвую кожу рюкзачка. Неприятно сосёт под ложечкой от предчувствия, что этот визит добром не кончится.

— Видишь ли, Лия, много лет назад Аля забрала у меня одну вещь. Она считала её своей по праву. Поначалу я был жутко зол. Но потом… потом я пришёл к выводу, что это не так уж плохо. В конце концов, именно эта потеря привела меня к прогрессу и дальнейшему росту.

— О чем вы? — хрипло спрашиваю я, не понимая, о чём он говорит.

— Узнаешь, плохо воспитанная Лия, — хмыкает Искандеров. — Слушай дальше, не перебивай старших, пожалуйста.

От его тона по моему позвоночнику пробегают мурашки, а пальцы леденеют. В нем есть нечто такое, что не дает спокойно дышать, что заставляет лезть в голову совершенно неуместные мысли.

— Я не держу зла не Алю, хоть до сегодняшнего дня и не собирался ей помогать, — продолжает он. — Но человек предполагает, а бог располагает. Я уже говорил с врачом.

Повисает пауза. Я смотрю на него. Немного недоверчиво, немного странно. В душе поселяется уверенность, что он говорит правду. Что-то такое есть в интонации, что не дает возможности сомневаться.

— И? — тихо спрашиваю, не выдержав пристального взгляда его черных глаз.

Он просто озвучивает сумму, необходимую на лечение.

Рюкзак выпадает у меня из рук и с глухим стуком ударяется о пол.

Я тупо смотрю вниз, на ковёр. И понимаю, что даже если брошу университет и найду хоть какую-то работу, не смогу столько получать.

— У меня столько не будет, — говорю не своим голосом, ломким и жутким.

— Я в курсе, — внезапно произносит Искандеров. — Поэтому у меня к тебе есть предложение.