Глава 5

Передо мной стояла тарелка с ароматным жарким из овощей и мяса птицы, бокал вина и душистый, только что из печи, слоеный пирог в качестве десерта.

А уж какие вокруг витали ароматы! Я не могла думать ни о чем другом, кроме как о еде.

Руки сами потянулись к приборам, а после вонзили вилку в аппетитную картошечку.

— А как же молитва? — вскинув брови, поинтересовался Кроули, сидящий напротив.

Стервец в отличие от меня никуда не спешил со своей жареной перепелкой и все еще возился, заправляя салфетку за воротник.

Вот гад! Он что, специально это делает, чтобы я подавилась от неожиданности и умерла прямо тут?

— Я произнесла ее мысленно, — с усилием проглотив первый кусок, ответила ему. — Но если вам очень необходимо, то дозволяю прочесть ее вслух, а я с удовольствием послушаю.

— Может, я вам и исповедоваться буду тоже мысленно? — предложил Кроули, наконец принимаясь за разделывание своего блюда. — А что? Мне безумно нравится эта идея. Будем сидеть наедине вечерами, я согласен даже по несколько часов кряду смотреть друг другу в глаза — я буду думать о своих грехах, а вы мне их прощать. Что скажете, преподобная?

— Я думаю, что вы неверно понимаете смысл обряда, — отложив вилку, решила прояснить я, припоминая все то, что сегодня вычитала в книге. — Очищение не достигается лишь разговором. Это высшая степень страдания, которую нужно испытать, а для этого следует открыть свою душу другому человеку. В вашей жизни, лорд Кроули, наверняка были поступки, которые тяготят вас. Они есть у каждого человека — то, что прячут в потаенных уголках души и даже сами не желают об этом вспоминать. И вот когда вы обнажите эти поступки передо мной, испытаете раскаяние — тогда мы вспомним этот разговор.

— Очень занимательно, но одну секундочку. — Кроули поднес ко рту кусочек перепелиного мяса, прожевал, запил вином, а после договорил: — А если у меня нет ничего такого в душе? Разумеется, я понимаю, что безгрешных не существует, и тем не менее… Я не такое уж чудовище.

— Об этом расскажете мне вечером, после ужина, лорд Кроули, — я тоже решила вернуться к еде, попутно договорив: — Начнем с вашего детства, уверена, вы грешили даже в самом раннем возрасте.

— Не думал, что вас заинтересуют пряники, украденные у смотрительницы приюта.

Я приподняла брови.

— Приюта? — уточнила на всякий случай.

— А вы разве не слышали? Я не принадлежу ни к одному из знатных родов. Выходец из народа, так сказать.

Я призадумалась, еще раз смерила взглядом мужчину.

Ему лет тридцать, может, чуть больше. Явно образован, одет изысканно, умеет поддержать беседу, знает этикет, имеет военную подготовку — выправку не скрыть.

У него тьма денег, его обожает народ и ненавидит, то бишь ненавидел мой отец. А еще у него титул лорда… И раз Кроули воспитывался в приюте, то стопроцентно купленный, что дозволялось в рамках закона за определенную, неприлично огромную сумму.

— Тогда тем более наши разговоры окажутся невероятно занимательными, лорд Кроули, — улыбнулась я. — Расскажете мне, откуда у выходца из народа столько денег, чтобы обеспечить себе свадьбу с принцессой.

Косточка от перепелиного крылышка треснула под вилкой лорда. Случайно или нет, сложно сказать, но улыбку с лица Кроули как ветром сдуло.

— Думаете, я не знаю, к чему вы клоните, аббатиса? Думаете, я идиот и не понимаю, зачем духовенство настаивает на обряде? — наклонившись через стол и чуть снизив голос, почти прошипел он.

Пришлось в очередной раз отложить вилку, точно так же перегнуться через стол, чтобы наши лица сблизились ровно настолько, что расстояние между ними определялось считанными сантиметрами.

— Рискните поделиться соображениями, лорд Кроули, — копируя его тон, ответила я. — А то, может быть, я не в курсе и что-то упустила за полгода странствий по миру с проповедями?

— Не прикидывайтесь, аббатиса, — продолжал шипеть он. — Все эти исповедания нужны духовникам, чтобы допечь меня лишний раз. Собираетесь промыть мне мозги вашими правильными речами, сломать, чтобы я выложил вам о себе все. А после управлять, как управляете сейчас королем. Так вот: не бывать этому. Или я не прав, аббатиса?

Он смотрел на меня открыто и с вызовом, обвинял в том, о чем я даже понятия не имела, но ответить все же пришлось:

— А зачем мы шепчемся? Я не глухая. Не стесняйтесь, лорд Кроули, если есть что сказать, говорите громче. Пусть все слышат. — Я выпрямилась, села ровно, вновь взяла в руки приборы и продолжила уже обычным голосом: — Что же касается вашего вопроса о правоте, то я могу со всей искренностью поклясться вам на любом артефакте, что понятия не имею, о каких заговорах против вас вы говорите.

— Да что вы? — выгнул он бровь.

— Совершенно определенно. Моя искренность взамен на вашу — это вполне справедливо.

Я ходила по краю и все же понимала, что не вру.

Если даже столичный орден строил какие-то планы насчет Кроули, то я и в самом деле не имела к этому никакого отношения.

И кажется, лорд мне даже поверил, потому что остаток ужина прошел вполне спокойно.

Приключения начались, когда мы поднялись в номер.

Однокомнатный! С огромной кроватью посередине. Остальная мебель тут хоть и была, но не столь ярко врезалась в мое напряженное сознание. Единственное, что порадовало, так это ванная комната, которая здесь была расположена в отдельном помещении, а не огромная лохань, стоящая по соседству с постелью.

— Как любопытно, — оглядев номер, выдал Кроули. — Может, глубокоуважаемая аббатиса все же передумает и согласится спать в своем номере? Потому что я на пол спать не пойду.

С наглейшей усмешкой в глазах он взглянул на меня, ожидая реакции. Неужели ждал, что я сама соглашусь спать на полу?

Я же могла думать только о том, чтобы не покраснеть или не побледнеть. Вряд ли я могла бы контролировать эту реакцию организма, но она явно не соответствовала поведению мудрой и опытной аббатисы.

— Уверена, это недоразумение, и вообще тут душно. Откройте окно, лорд Кроули, — раскомандовалась я, ощущая, что краска все же вот-вот зальет лицо. — Нужно позвать хозяйку!

Ровно через двадцать минут пристыженная женщина заявила, что уладит недоразумение, и в номер внесли полностью меня устроившую кушетку.

Стоило только дверям закрыться за носильщиками, как я вновь осталась наедине с Кроули. Тот все это время стоял у открытого окна, наблюдая за мной со стороны.

— Знаете, аббатиса, я сегодня смертельно устал. Хочу наконец принять ванну и лечь спать.

— Вы еще не исповедались, — строго напомнила я, и Кроули закатил глаза к потолку.

— Да? Ну ладно, так и быть. Держите мой первый грех. — Уголок его рта криво дернулся, а после мужчина с показательной небрежностью произнес: — Сиротский приют, где я рос, находился недалеко от монастыря ордена Святого Жака, того самого, который сгорел двадцать лет назад дотла. Каждое воскресенье нас водили туда и заставляли рассказывать местной аббатисе о наших каверзах, которые мы, мальчишки, постоянно совершали. Если рассказывал честно, то получал по одному удару розгой за каждый грех, если так же честно говорил, что вел себя подобающе, — стоял час на зернах гороха за вранье.

Кроули умолк, а я слушала затаив дыхание.

— И в чем же грех? — когда пауза затянулась, спросила я.

— А вы не догадались? — усмехнулся мужчина. — Это я поджёг монастырь, случайно, разумеется. Баловался с огненными стеклами возле стогов, а после стоял и смотрел, как пламя перекинулось на корпуса. К счастью, никто не пострадал, кроме строений, разумеется. Ну и сундука с ассигнациями аббатисы. Ох, как же она кричала и проклинала того, кто это сделал.

Кроули рассказывал все это и улыбался, ни капли раскаяния не было на его лице.

С огромным трудом я выдавила:

— Вы сожалеете об этом поступке?

— Ни капли. Разве что деньги следовало бы раздать обратно прихожанам, в остальном считаю это справедливой карой за несправедливые порки. — Мужчина наконец отлип от окна, прошел несколько метров до середины комнаты и замер у дверей, ведущих в ванную. — Ну так что, аббатиса, вы прощаете мне этот грех?

Я молчала из-за кома, застрявшего в горле.

Кроули спрашивал с издевкой, откровенно заявляя, что его вопрос — это вызов и проверка для меня.

Прощу ли откровенное поругание церкви, которым он гордился? А если нет, то что сделаю? Отругаю? Сдам духовенству?

Самое гадкое, что я понимала его поступок по-человечески. Простить обиженного мальчишку-сироту было легко, а вот лорда Кроули…

— Нет, — четко произнесла я. — Очищение несут лишь слезы раскаяния.

— Ну, как хотите, — довольно равнодушно пожал плечами лорд. — Не знаю, как слезы, но я уверен, что очищение несет горячая ванна в той комнате. И я намерен ее принять, так что прошу простить меня, преподобная, но вынужден временно оставить вас одну.

С этими словами он скрылся за дверью, я же опустилась на край кушетки и сидела так ровным счетом до момента, пока Кроули не вышел.

Полуголым! То бишь в одних нижних штанах, прикрывающих только то, что ниже бедер и выше колена.

Я нервно сглотнула, попыталась отвести взгляд, но не вышло.

Приличному мужчине в таком виде дозволялось появляться лишь перед женой, поэтому ничего удивительного, что я буквально прилипла взором к мощным плечам, обвитым буграми мышц, широкой груди, плоскому животу с тонкой дорожкой темных полос, уходящих под ткань исподнего…

Чисто из любопытства, разумеется, — но я разглядывала его слишком нагло.

— Вы бы постыдились, лорд Кроули! — наконец выдала я. — Появляться в таком виде перед девушкой?

— Девушкой? — мужчина показательно оглянулся по сторонам и даже зачем-то заглянул под кровать. — Сюда пришла девушка, пока меня не было? Или это вы о себе, аббатиса!

Он громко рассмеялся.

— Простите, конечно, но на втором столетии жизни вы себе польстили с омоложением, — договорил он. — А сейчас позвольте лечь спать. Кстати, я оставил вам воду, если необходимо.

Кроули прошел к кровати и без церемоний лег в нее, я же, стараясь не скрипеть зубами от досады (надо быть откровенной хотя бы с собой — все же ждала, что мне уступят постель), прошла в ванную, где заперлась на крючок и щеколду.

Нужно было снять одежду аббатисы, привести себя и вещи в порядок. Никогда бы не подумала, что умение владеть бытовой магией может мне пригодиться в таких обстоятельствах.

Я и вправду могла обойтись одним комплектом одеяния и даже волосы вымыть и высушить без воды, если понадобится.

Что, собственно, и пришлось сделать, потому что в лохань после Кроули я не полезла, брезгливо отвернувшись. Разве что воспользовалась той водой, которую нашла в кувшине — умыла лицо и почистила зубы. А после, оставив на себе лишь нижнюю рубаху, наконец решилась выскользнуть из ванны.

Приоткрыла дверцу, воровато оглянулась и по богатырскому храпу с облегчением поняла, что Кроули уже спит.

— Спасибо тебе, Господи, — с настоящей благодарностью прошептала я, быстрой перебежкой добралась до кушетки и забралась под одеяло.

Пора было спать.