Глава 3
Карета продолжала трястись по извилистой дороге и ухабам. Это для задницы Кроули только начало поездки, для меня же дорога будто никогда и не заканчивалась. От выезда из деревеньки до Локшера, а теперь в столицу — в экипаже с убийцей.
Я вспомнила тень из кабинета отца, укравшую бумаги на мою жизнь. Вполне возможно, что сейчас завещание было где-то совсем рядом, а я просто не могла его достать.
И еще эта чертова трость. Я смотрела, как Кроули вертит ее в руках, помнила, что сделал артефакт с моим отцом, и уговаривала себя — лучше не глупить.
Месть — блюдо, которое подают холодным и с кровью. С кровью этого подонка, разумеется.
— Вы опять странно на меня смотрите, аббатиса, — произнес лорд.
— Возможно, это мой обычный взгляд на жизнь, — парировала я.
— Слишком уж злобный для представительницы самого миролюбивого монашеского ордена.
Я опустила глаза. Неужели все настолько очевидно? И тем не менее отвечать пришлось:
— Уверена, это лишь игра света. Либо происки дьявола, чтобы настроить вас против меня. А вы, напомню, должны мне доверять, лорд Кроули.
— Без сомнений. Кому, как не вам, благочестивая аббатиса. Между нами определенно не должно быть секретов. К слову, можно ли вопрос? Он волнует меня с самого начала поездки.
— Задавайте, но помните, — я простерла указательный палец вверх. — Это вы должны исповедоваться Богу в моем лице, а не наоборот.
— Что вы, преподобная аббатиса. Я ни в коем случае не претендую на лицо Бога, ни в вашем, ни в чьем-либо другом лице. Мне просто любопытно, а сколько вам лет?
Так и знала, что с этим могут быть проблемы. Даже мои далекие от религиозного быта познания подсказывали, что для монашеского чина аббатисы я выгляжу слишком молодо. Даже более чем слишком, и мой истинный возраст в девятнадцать лет озвучивать нельзя ни в коем случае.
— Больше, чем вам могло бы показаться, — я решила попробовать выкрутиться с ответом. — Да и что такое возраст, когда важен исключительно опыт. А он, поверьте, за моими плечами немалый.
— Да-да, я отдаленно слышал, что самой младшей аббатисе в ордене около ста тридцати.
Услышав подобное, я едва не поперхнулась, но сдержала себя. Тем более что Кроули продолжал:
— Вам бы я и восьмого десятка не дал.
Я мысленно прокляла себя, что не посмотрела возраст аббатисы в документах, которые достались мне вместе с одеянием.
Лезть же и уточнять сейчас было несколько поздновато, приходилось юлить, обходя опасные углы разговора. А заодно припомнить, что однажды, лет десять назад, в нашу провинцию заезжала с проповедями одна из столичных аббатис. Роксана, как и всегда, заявила, что нечего слушать церковную чушь, и из-за этого я видела преподобную лишь мельком, когда та проезжала мимо в открытом экипаже. И выглядела она точно моложе сотни лет, максимум на сорок!
— Значит, деньги на омолодительную магию потрачены не зря, — нашлась я.
— Деньги прихожан, хотите сказать, — неожиданно напал на меня Кроули.
— Я? Хочу сказать? — изумилась, сощурившись, чтобы пристальнее посмотреть в эти наглые глаза. — Вы, кажется, опять стали забывать, кто именно здесь должен каяться в своих грехах. И возможно, это вам придется рассказать, как вы нажили столь огромное состояние и какими путями.
Уголки рта Кроули дрогнули в подобии усмешки.
— А вы зубастая, аббатиса.
— Опытная, — исправила я, мысленно же понимая, что опыта у меня кот наплакал.
Скорее, я просто использовала все то, чему меня учила Роксана, а именно: напали — кусай в ответ.
И вторая мудрость — никогда не позволяй мужчине становиться главным: сожрет, подавит и оставит нянчиться с детьми.
Правда, последнее она добавляла редко, в те часы, когда злоупотребляла лишним бокалом вина или чего покрепче. И один раз даже подкрепила примером в адрес моего отца: что сожрал и подавил лорд де Сент мою мать, а вот с дитем нянчится в итоге она.
Я тогда обиделась, но ненадолго. Мадам Роксану можно было понять: у нее в Локшере ведь была своя жизнь, которую пришлось оставить по приказу лорда.
И все же теперь пробелы моего образования вскрывались с совершенно неожиданной стороны. Мне бы сейчас пригодилось знание парочки молитв, поэтому, пока карета продолжала свой путь, я погрузилась в неистовое чтение Библии.
Надежда, что она окажется понятной, как учебник по естественным наукам, не оправдалась с первых же строк. Все было туманно, витиевато, и где-то через сотню страниц я окончательно потеряла надежду найти хоть что-то полезное в этом небольшом карманном томике.
Выводов, кроме тех, что нужно страдать как можно больше и чаще, чтобы тебя услышал наконец Бог, я не сделала. Хотя страдала воистину, совершенно не понимая, что должна делать вечером, когда Кроули решит мне исповедаться.
Наверняка нужны были какие-то правильные слова или что-то подобное.
Но видимо, судьба сжалилась или Бог услышал, но я наткнулась на притчу-песнь о неком царе-многоженце Ломире, который вдруг решил жениться на молодой принцессе Вие из соседней страны. Но отец девушки ответил отказом, пока Ломир не получит отпущение всех своих грехов и не откажется от иных жен, кроме принцессы.
В качестве исполнительницы обряда была прислана проповедница, духовная советница короля-отца, женщина седых волос и бесконечной мудрости — Амелла. Каждый вечер Ломир приходил к ней, чтобы рассказать о грехах, тяготящих его душу, а она слушала.
Первые дни слышала она лишь ложь из его уст, царь не желал расставаться со своими секретами, но шли недели и месяцы… Амелла сопровождала каждый шаг Ломира, не давая ему согрешить вновь и оберегая его душу…
Я округлила глаза, Кроули обозначил срок в десять дней, за которые планировал получить отпущение. Библия же считала иначе.
“Лишь когда последний грех был высказан вслух, а царь плакал в ногах пресвятой от осознания черноты свой души, Амелла очистила его совесть и дозволила Ломиру вступить в священный брак с принцессой”.
Ну прекрасно!
То бишь я должна довести Кроули до слез покаяния в моих ногах, чтобы дать “добро” на свадьбу.
Нужно будет обязательно сообщить ему эту изумительную новость, уверена — Кроули воспримет ее с “огромным удовольствием”.
— В вашей книге пишут что-то смешное, достопочтимая аббатиса? — вновь вклинился в мои мысли тягучий голос этого подонка.
— С чего вы взяли, лорд Кроули? В Библии нет места шуткам.
— Но вы так улыбаетесь…
— Это от света, который несет Слово Божье, — возвышая голос для патетичности момента, ответила я. — Но если говорить о смехе, то нельзя не упомянуть и слезы.
Кроули заметно напрягся, это стало заметно по его плечам, которые из расслабленных вдруг сделались каменными.
— Что вы имеете в виду?
— Представители моего ордена ведь сообщили вам главное условие для очищения души? — я отложила Библию в сторону, а в руки взяла четки и принялась перебирать бусины-жемчужины.
Назло громко и нервирующе, так, будто это раздражающее тиканье стрелок часов. Чок-чок-чок…
Кроули перевел глаза на мои руки, после вновь поднял взгляд на уровень моего лица.
— Что еще за условие? Речь шла только о наших вечерних беседах.
В этот раз огромных трудов стоило удержать улыбку, потому что хотелось откровенно смеяться.
Пришлось даже выдержать театральную паузу, чтобы дать себе внутреннюю возможность чуть успокоиться.
— Только вода может смыть грязь, и только слезы могут очистить душу, — медленно произнесла я, растягивая фразы и предвкушая будущее удовольствие. — Они и есть главный смысл обряда. Вы должны плакать от раскаяния, лорд Кроули, когда все закончится. В противном случае свадьба не состоится!
Я закончила.
В карете повисла тишина…
И нужно было видеть это самодовольное, вытянувшееся от шока лицо, потому что я его на всю жизнь запомню.
Если бы мог, Кроули придушил бы на месте и меня, и все духовенство, поставившее его в не очень удобную позу.
И я решила “добить” лорда окончательно:
— И да, я буду вынуждена на протяжении всего обряда постоянно находиться рядом с вами, дабы уберечь от новых прегрешений. Ибо вы обязаны предстать перед Иолантой невинным, аки в первый день своей жизни на этой земле. Надеюсь, это не доставит вам особых неудобств, лорд Кроули?
Я бы посчитала ответом скрежет его зубов, если бы мужчина все же не сумел выдавить:
— Никаких, преподобная аббатиса.